Служащие Ваитюру(СИ)

Кожа Змеи подарила ему дочь, и Охотник посчитал в этом высшую милость Ваитюров.

Из книги "Служащие Ваитюру" профессора Гриммюрграса

Падать не больно. Поначалу. Поначалу самое ужасное -- это страх от понимания, что ты скоро умрешь. Попытка осознать, что вот-вот ты перестанешь существовать. Это очень трудно. Это очень страшно.

И больно.

Отчего начинается физическая боль? Быть может, от представления и принятия, что через какое-то мгновение тебя не станет, что ты разлетишься на множество мельчайших крупинок, которые по размерам уступают даже песчинкам. Ты станешь ничем. А все, что ты не доделал, и люди, что нуждаются в тебе , -- это все остается в том же виде, и ты уже никогда не сможешь что-либо исправить, не доверишь никому близких.

Ты даже не успел сказать им, что не вернешься. Наверное, с этой мысли начинается боль.

В какой-то момент ты понимаешь, что горишь. Но изнутри или снаружи? На этот вопрос ты не получишь ответ. Да и нужен ли он тебе? Все равно нет возможности сбить пламя.

И в этот момент важно, чтобы ты выжил. Как? Зачем? Для чего? На эти вопросы тоже не будет ответов, хотя они тебе точно нужны. Но придется обойтись без них и просто захотеть. Раствориться в огне, стать им, но при этом не забыть, кем ты был прежде.

И чего-то хотеть. Пока ты хочешь, ты жив.

А потом наступит понимание. Если ты проживешь достаточно долго, то поймешь, что уже не погибнешь. Не здесь, не на дне расщелины. Да и дна у нее нет. Тебе откроется новый мир. Ты узнаешь о его существовании за долю секунды до того, как окажешься в нем. И это будет самый прекрасный момент, что тебе доведется испытать.

Однако и самый ужасный, потому что ты так же поймешь, что назад тебе путь заказан.

Ты не вынесешь всего этого второй раз, даже если у тебя будут причины жить. Настоящие, не вымышленные. Те, кого ты оставил и с кем не попрощался. Но во второй раз их не хватит.

Потому что даже если тебе кажется, что твое тело зажило, это не так. И на твоей душе остались обожженные раны.

Они лежали на земле рядом с барьером: Гриммюрграс мог коснуться его, лишь пододвинув руку.

Метеориты уже не когтили землю, и она, истерзанная, почему-то напоминала ему его самого.

-- В чем-то Льоусбьёрг была права, -- тихо произнес Тандри, заставив вздрогнуть Гриммюрграса после воцарившегося молчания. Тот повернулся, и Тандри продолжил: -- Вы действительно умеете рассказывать. Но в другом она ошибается, она вас практически не знает.

Гриммюрграс не ответил и снова посмотрел на поля за барьером. Что-либо отвечать сил не было, ему показалось, что он сказал все, что было нужно.

-- Интересно, что останется после нас, -- снова заговорил Тандри. -- Останется ли что-то такое, что археолог, раскопав это, напишет такой же роман, как и вы. Знаю, что доказать многое в вашей книге невозможно, но это и не нужно. Вы позволили нам прожить в мире наших предков, даже если он и не был таким, как вы написали. И в книге есть над чем подумать. Но главное достоинство, которое не сможет уменьшить ни один из злопыхателей, в количестве студентов, действительно заинтересовавшихся археологией и антропологией. Наша кафедра умеет убивать этот интерес (пожалуй, единственное, что у нее получается профессионально), но после вашего появления она уже и на это не способна.

Гриммюрграс слушал, продолжая молчать. Возможно, он даже запомнит откровения Тандри и после обдумает их, но не сейчас. Пока он не мог ни на чем сосредоточиться, поскольку многого не понимал.

Он не знал, что на самом деле произошло между ними. Та самая борьба с природой, о которой говорил Тандри? Тогда, выходит, они проиграли. Но где неприятный осадок от поражения? Земля, израненная метеоритным дождем, отчего-то тоже не выглядела несчастной. Она приняла случившееся, потому что это было нужно, это следовало пережить. И про себя Гриммюрграс думал так же, хотя и прекрасно знал, что подобного не повторится.

Он не понимал поведения Тандри: почему тот, стоило им успокоиться, смотрел в лицо Гриммюрграса выжидающе и со страхом. Гриммюрграс должен был его возненавидеть? Начать презирать? Ничего схожего он не чувствовал, хотя до этого не считал подобные отношения приемлемыми для себя. Его подкупила честность Тандри, и, возможно, именно поэтому он предложил студенту лечь рядом, а затем принялся рассказывать. На откровенность хочется отвечать тем же, но некоторые секреты были не его собственными, поэтому приходилось молчать. Как бы ни корежило от этого внутри.

Он не мог представить и того, что будет дальше. Почему, замолчав на долгое время, Тандри вдруг встал, оделся и ушел, больше не сказав ни слова? Во всем этом требовалось разобраться. Или забыть. Но забыть Гриммюрграс не сможет -- зачем себя обманывать? А разобраться... самостоятельно вряд ли выйдет, лучшие друзья же едва ли что-то смыслят в отношениях.

Поэтому Гриммюрграс продолжал смотреть на поле, слыша отголоски рева опасного, но невероятно красивого зверя.

Потом встал, оделся и отправился домой. Нынешний день, пожалуй, был самым эксцентричным в его жизни. Да и Тандри все-таки оказался прав, говоря, что метеориты сводят людей с ума. Иначе как все это можно объяснить?

***

-- Когда начинается подготовка ко Дню Фордилда, я становлюсь раздражительным.

Пропустить такое чудесное начало разговора и не принять его к сведению Гриммюрграс не мог, даже если бы захотел: Фаннар не просто растолкал друга, но и убедился, что тот проснулся. Затем подождал, пока их взгляды встретятся и в глазах Гриммюрграса появится что-то осмысленное (возможно, Фаннару было даже не важно, что именно испытает при этом слушатель), после чего задал внезапный вопрос:

-- Кто такой Тандри?

Логическая связь между этими двумя фразами имелась (иначе Фаннар их бы не произнес), но проследить ее Гриммюрграс не мог. Наверное, не до конца проснулся. И, скорее всего, на его лице отобразилось все то, что он подумал о Фаннаре. А именно: "Не пойму, о чем ты тут вообще говоришь" и "Послушай, почему бы тебе не исчезнуть из моей спальни и дать мне поспать? Я тебе вчера спать не мешал". Фаннар умел читать по лицам, но сейчас предпочел притвориться, что такого таланта за ним не водится, а потому вместо пояснений смотрел на Гриммюрграса ожидающим взглядом. При этом держал одной рукой друга за плечо, второй же мешал тому завернуться в одеяло. Отказаться участвовать в допросе не было ни единой возможности.

-- Один из моих студентов, -- выдавил из себя Гриммюрграс и зевнул.

-- Который знает о проникновении в хранилище, -- недовольно прищурившись, уточнил Фаннар.

-- Ага. Потому что он там был. Вместе со мной.

Кажется, рассказывать историю с подробностями сонному человеку не стоило. Может, надо было ограничиться сообщением о злоумышленниках, а детали о своей роли и участии в произошедшем Тандри оставить на утро? Да даже если и так, Фаннар ясно дал понять, что в ближайшее время к нему лучше не подходить. А значит, имя Тандри, не понравившееся ему вчера, вряд ли бы приглянулось сегодня. Только в чем причина такого холодного отношения к неизвестному студенту, Гриммюрграс в толк взять не мог. Это оказалась не первая вещь, которую он не понимал, о чем он даже крепко задумался.

Не вовремя.

-- Почему вы там были вдвоем? Проникновение в хранилище может отыграться на твоей шкурке, если о нем кто-то узнает, а ты не просто похвастался об этом перед студентиком, ты втянул его в саму заварушку. Почему?

Гриммюрграс чуть приподнял брови от изумления. Фаннар ревнует? Ему прежде не доводилось оценивать, собственник ли его друг, поскольку дальше поверхностного знакомства ни с кем в Норзуре у Гриммюрграса так и не сложилось. Кроме Фаннара и Фанндис, разумеется. А теперь и Тандри.