Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ)

Едва глаза привыкли к тьме, он направился направо, и сразу же из темноты навстречу юноше кто-то выскочил, они врезались друг в друга, и от неожиданности Ричард вскрикнул. Некто цепко сжал его руку, призывая к молчанию - ничего не оставалось делать, как успокоиться и с надеждой вглядываться при зеленоватом свете в плохо различимое чужое лицо.

- Тан Ричард, а в эту ночь я могу обращаться к вам только так, - хрипло проговорил запыхавшийся отец Герман, - нам шум ни к чему. Тем более, нет ничего тише крика и очевидней туманности.

- Хорошо, - горло сдавила полузабытое удушье из детства, и Ричард с трудом просипел.

- Дайте мне руку.

Ладонь клирика оказалась такой же горячей, насколько холодной была свеча, и, прежде чем начали идти, отец Герман вдруг прерывисто охнул и с силой ударил унара по второй руке. Зеленый воск выскользнул, расплылся по полу и мгновенно растворился в ночной черноте, где-то на полу, словно его и не было.

- Тан Ричард, зачем вы схватили эту дрянь? Это мертвь, скверна!

- Мне нужно было выбраться из галереи, не ругайтесь.

- Ну, тогда не обижайтесь в предизломном году, если вас по ошибке назовут остывшим, - голос у отца Германа подобрел. - Идемте.

Впереди расстилались длинные узкие коридоры, по которым не пройдешь, не впечатавшись лбом в острый угол стены, но где-то отец Герман подобрал холодный подсвечник и зажег все четыре свечи в нем от тех золотистых свечей, чьи рыжие огоньки плясали в коридоре. По пути Дикону было, над чем подумать: пугает его клирик или знает, что говорит? Догадался ли он, как спасти невинные души или додумывать план придется самому Ричарду? Конечно, герцог Окделл не мог назвать себя отъявленным лентяем и был согласен поработать мозгами, но опасался, что времени на благие дела почти не осталось.

- Я проследил за Сузой-Музой - он что-то сделал с бутылкой, которую спустил в каминную трубу, - торопливо излагал священник. - Вы не трогали пробку?

- Не успел.

- Плохо дело. Древняя кровь могла бы спасти вас, но среди узников ни одного представителя старой знати.

- А Катершванц?

- Надорэа существуют гораздо больше, тан Ричард. Не мешайте мне думать.

И Ричард старательно не мешал, пока они шагали вперед по извилистым коридорам и неудобным лестницам - то вверх, то вниз. Если днем в Лаик легко заблудиться, чего уж говорить о ночи, и его спасло от случайной беды лишь то обстоятельство, что отец Герман крепко держал юношу за руку. Чем дальше они шагали, тем сильнее становился ощутим мерзковатый запах гниющих лилий, и тем чаще священник замедлял шаги. Вот и снова они остановились. Прислушались.

Тише. Медленнее. Осторожнее. Возможно, своей цели они достигли, но главное при этом не выдать себя, а потому Ричард Окделл, с детства имевший не самую герцогскую привычку топать при быстрой ходьбе или беге, не хуже, гербового зверя, сейчас шагал чуть слышно, потому что спугивать Тварь в чужом теле нельзя. А отец Герман молчал, тяжело дышал и время от времени сжимал руку Ричарда, если тот пытался по случайности или незнанию свернуть не в тот коридор.

Наконец они остановились у входа в распахнутое большое помещение, из которого веяло холодом и несло то ли затхлостью, то ли мокрой пылью - видимо, здесь тоже давно никто не обитал. В этот раз пораженный Ричард рванулся вперед и чуть ли не втащил за собой священника. Остановившись на пороге, они увидели Валентина, замершего в кругу из зеленых свечей.

- Разрубленный Змей! - невольно вырвалось у Ричарда.

- Тан Ричард, держите себя в руках.

- Эта гадость убивает Придда, понимаете? Сейчас в этой комнате вспыхнет пожар из задетого скверной зеленого огня, в нем сгорит его душа. Потому что Твари не едят Повелителей, она сама мне сказала...

- Да ну? - перебивший Дикона голос звучал по-старушечьи и почти плаксиво. - К твоему сведению, Надорэа, этот щенок - не Повелитель.

- Врешь. Нашел увертку перед Синеглазой...

- Не Повелитель он. Я ж говорю - нравятся мне Придды, вкусны на зубок, хе-хе... Еще с древних времен ими питалась, покуда не подались в олларианство. Старое семейство, но не Волны, понятно?

- Отпусти его, иначе я...

- Ой, делай ты, что хочешь, Надорэа, - теперь голос принадлежал Валентину, но в нем присутствовал мерзковатый смеющийся свист. - Только телу навредишь, а его не спасешь, и...

- Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их не было, - твердым голосом произнес отец Герман. - Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их не было. Тан Ричард, вы знаете, что говорить?

- Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько бы их не было. Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их не было... Откуда вы это знаете?

- Неважно, повторяйте дальше.

- Но...

- Иначе у нас ничего не получится, тан Окделл. Говорите все, что знаете! - клирик дернул его за руку. - Что читали в Надоре, что запомнили, ведь вы абвениат.

- Лэйэ Литтэ Анаксэ Надорэа...

- Прекрати! - взвизгнула Тварь.

- Анаксэ Надорэа из древних земель, да возжелает гибельную кару любой гадкой твари из посмертия, Лабиринтом именуемой...

- Заткнись, свиненыш, ты понятия не имеешь, с чем связался...

- Анаксэ Надорэа из древних земель поручается силой, что дана ему, что неподвластен станет тварям посмертным...

Издав визгливо-горестный вид, Тварь в обличие Валентина Придда метнулась вперед, чудесным образом минуя зеленые свечи, и в ее тонкой бледной руке холодно сверкнула острая сталь. Резкий толчок в плечо, короткий быстрый бросок, болезненное оханье, навалившаяся тяжесть, и вот Ричард Окделл сам не заметил, как у него на руках очутился истекающий кровью отец Герман. Погиб, спасая его! Разрубленный Змей, да что ж такое-то!

Священник смотрел на юношу спокойными темными глазами, в которых медленно угасали искры жизни, и по поводу своей грядущей кончины ничуть не расстраивался. Что за странный человек, ему даже не хочется побороться? Хотя судя по тому, как крепко засел в груди родовой кинжал Приддов с холодно поблескивающими аметистами на рукояти, бороться отцу Герману уже не имеет смысла.

- Оставьте меня, Надорэа. Я вернусь к вам, - велел он, сохранив удивительную твердость голоса. - Занимайтесь тем, что вам нужно сделать.

И Ричард бросился к Валентину.

- Анаксэ Надорэа из древних земель обещает изгнать мерзкую тварь посмертную из тела, ею подло захваченного. Лэйэ Литтэ, Лэйэ Анаксэ.

Валентин застыл на месте, бешено вращая лиловыми глазами, а потом, будто подкошенный, рухнул лицом вниз. Проверять, жив ли он, времени не было, и Ричарду оставалось только, не переставая читать старую, забытую очень многими, молитву абвениатов, следить за состоянием зеленого огня и стремительно умирающего отца Германа. Если он успеет, то душа клирика останется цела, если же нет...

Наконец зеленые свечи разом погасли, расплылись в темной сероте пола сияющей слизью, и все затихло, а сознание Ричарда Окделла внезапно почернело, и через пару секунд измученный серьезной битвой Повелитель Скал упал в обморок, в двух шагах от Валентина. А когда вскоре очнулся, трупа отца Германа не было на каменном полу, только кинжал с аметистами, небрежно брошенный, валялся неподалеку.

Валентин, тем не менее, продолжал пребывать в бессознательном состоянии, возможно, ему нужно прийти в себя. Но где же кровь и следы убийства? Где отец Герман? А Тварь? Ушла ли она в Лабиринт?

Пошатываясь от головокружения и легкой тошноты, Ричард Окделл вышел в коридор и нащупал во мраке озябшей ладонью стену.

- Тан Ричард, - позвал его отец Герман, на сей раз почему-то одетый в мокрый плащ и грязные сапоги.

- А... От...

- Молчите. Не называйте имя. Идемте.

И они направились в другую сторону, однако теперь Ричард счел за лучшее держаться от своего спутника на безопасном расстоянии. Не все дурное кончилось в эту ночь, однако теперь нужно просто держать ухо востро, как говорила Нэн, и быть готовым к отражению любой напасти. Обогнавший юношу отец Герман свернул к покоям Арамоны и постучался в дверь, шепнул, не оборачиваясь, чтобы Ричард не смел входить, после чего представился.