Зачем нам враги

ени, когда расстояние между ними сократилось, Рассел уже прошел дальше. Эллен развернулась, побежала через поле наискосок, впившись взглядом в светлое пятнышко его белокурых волос — он шел среди тальвардов, одетый, как они, твердым строевым шагом, и его волосы будто горели среди бурого месива... горели, и Эллен наконец-то вновь ощущала этот жар.

Он вдруг обернулся через плечо на ходу, словно почувствовав ее взгляд, и она, набрав воздуху в грудь, закричала:

— Рассел.

И тогда из его глаз выросла вспышка. Белая и яркая, она медленно разливалась вокруг, будто вытекая из его лица, закрыв собой сначала это лицо, потом фигуру, потом тальвардское войско, а потом и весь мир. Пока эта вспышка ширилась и росла, Эллен все еще бежала, уже не крича, уже без его имени в голове, потом с бега перешла на шаг, споткнулась несколько раз, остановилась, упала на колени.

Ее ладони уперлись в землю, голова тяжело поникла между плеч, и Эллен стояла так, разучившись хотеть и думать, раздавленная затопившим весь мир белым светом, и слышала только песню — тягучую, страстную, самую прекрасную из всех существующих, и понимала каждое слово, и плакала, только по ее щекам вместо слез текла кровь.

Натану не нравилось это селение — ох до чего же оно ему не нравилось, еще до того, как он увидел его — только почуял запах жареного мяса, душный, приторно-сладкий, и хотя желудок за день успел опустеть, Натан ощутил приступ тошноты. Будто там, на этих кострах, жарили человечину.

Будь его воля, он обогнул бы деревню десятой дорогой, но выбора не оставалось: жизнь Эллен была на кону. И его поразило, что для него это, оказывается, имеет значение.

— Ей нужно спать, — сказала Рослин почти умоляюще, так, будто это зависело от Натана.

Он вез Эллен на своем коне, придерживая ее перед собой в положении полулежа. Эллен не приходила в себя с того самого момента, когда упала посреди поля, которым шли тальварды. Натан не понимал, что произошло и зачем она вообще туда пошла. Он даже пропустил момент, когда она отделилась от их маленького лагеря, и вместе с Глоринделем прибежал на крик Рослин, когда она, ускользнув так же тихо, стояла на вершине холма и кричала, но Эллен уже не могла ее услышать. Она была слишком далеко — сперва брела, спотыкаясь, по полю, потом вдруг побежала прямо на тальвардов, потом снова перешла на шаг и вдруг рухнула, прижимая руки к лицу. С Рослин немедленно случилась истерика — Натан никогда ее такой не видел, она рыдала и билась в руках Глоринделя, захлебываясь слезами и требуя, чтобы они скорее пошли туда, вниз, пока Эллен не умерла. Натан и сам пошел бы, но что его в самом деле удивило — так это реакция Глоринделя. Ему полагалось фыркнуть и сказать: «Дура, сама виновата», — но он лишь взглянул на Натана так, что тому не понадобились никакие слова.

Он спустился с холма с другой стороны, чтобы не привлекать внимания тальвардов, обогнул его и, пригибаясь, побежал вперед, туда, где ничком лежало упавшее тело. Почва пружинила под его ногами, будто он ступал