Кембрия. Трилогия (СИ)

– Понял.

– Чего ты понял? – спросили его.

– А отчего Господь наш отказался выходить с Одноглазым на поединок, хотя тот и вызывал. Зазорно!

Собравшееся у костра воинство грохнуло хохотом. И понемногу рождалось ощущение того, что им саксов не побить – тоже зазорно. Почти как цену Кунединой чести выплатить!

Хотя бы потому, что поутру, опровергая ворчание неверящих знатоков, на правом берегу показались значки гленской армии. Началась обычная встречная суета. Довольно хорошо организованная: сиду с ученицей встречали отец и сестра, а ее армию – заранее разбитый лагерь и магазин. Обычные хлопоты разом перелетели на широкие плечи Ивора, да на хрупкие – Нион Вахан. Пронзительный голос, которым Луковка принялась распоряжаться, был настолько похож на командные покрикивания Немайн, что постоянно приставляемая формулировка: «Голосом Неметоны!» стала пониматься буквально. Распоряжалась бы сама – наломала б дров, пусть и насмотрелась на то, как разбивает лагерь сида. Но рядом неизменно находился Ивор, который выручал в затруднительных ситуациях. «Девочке нужно учиться не разбивать лагерь и даже не командовать – слушать, – объяснила ему Хранительница. – И доверять. Хоть кому‑то, кроме меня…»

Для начала вполне годился легат, человек, надежный по должности. Который находил, что его, по сути, команды, поданные рассекающим воздух звоном «голоса богини», что самой сиды, что ее странной подруги, приобретают дополнительный вес. Как и он сам. Многие заметили, что самые сложные вопросы обустройства временного походного быта и богиня‑то решала с его слов.

Еще оказалось хорошо, что ирландцы теперь знали, о чем молчать – и когда почитающий старых богов Харальд проходил мимо – про непотребства всякие словечка не звучало. Пусть сейчас он служит Неметоне, но уважать Вотана это ему ничуть не мешает.

Анна сразу, как соскочила с колесницы – большой, шестиколесной, – отправилась в город. При наличии нормальных домов и хорошего укрепления располагать госпиталь под шатрами за жиденьким частоколом додумался бы разве жесточайший формалист, цепляющийся за каждую букву писаного наставления. Мэтр же Амвросий всегда предпочитал живой опыт. Не только свой, да и римские книги он полагал за основу лекарской мудрости – и все‑таки школа у него была другая. А потому лучшей ведьме клана – все‑таки ведьме! – следовало присмотреть за тем, что он успел натворить, и уговорить исправить немногие возможные упущения.

Здание он занял правильное – городские бани. Сооружение большое, снабженное запасом воды, легко и целиком протапливаемое. Чего искать лучше? Первым встреченным знакомым оказался сын мэтра, Тристан. Разумеется, при отце – братья с собой не взяли. Мальчишка выстругивал дощечки для шин. Перелом – не самый редкий вид боевого увечья.

– Пришла смотреть? Ну‑ну. У нас и свои ведьмы есть, – сказал через губу. – Аж три.

– Аннонские язычницы? А Бриана где?

– Уже не язычницы, – сообщил мальчишка. – Все три крестились. Сестра осталась дома. Нельзя город бросать без медика. А если ты аннонок изводить начнешь, так знай – они под защитой Майни!

– Ясно…

Тристан настроен ершисто, так и не все ли равно? Анна огляделась. Отметила – стеклянные окна укреплены деревянными ставнями, некоторые стекла вынуты и заменены деревянными форточками, чтобы удобней было проветривать дом. Из‑за перегородки доносятся знакомые запахи травяных сборов, щебет на смеси местного и ирландского. И ни единого латинского словечка, которых она нахваталась у мэтра за годы дружественной конкуренции. Сердце уколола ревность. Уколола и отошла. Лечить людей – и не только людей – славное ремесло, оно всегда ей нравилось. Но впереди ждало новое и интересное, захватывающее и величественное. А знакомое да домашнее – не для нее! Уж не оттого ли, что стала первой, что учиться не у кого было, так набросилась она некогда на заглянувшую сиду? Не из‑за прокормления же дочерей, в самом деле! Первая ли, вторая ли, ведьма всегда заработает и на мясо, и на масло, и на хлеб! Настроение стало солнечным.

– Пойду, познакомлюсь с коллегами, – блеснула латинским словечком, как самоцветом в колечке, – с младшими. С чего мне их изводить?

Младшие, судя по запаху, начали перегонку кернода – сложной смеси экстрактов для обезболивания. Отличный состав – вот только длительного хранения не переносит. Масла – которые и отделяются перегонкой – легко испаряются. Но и у нее есть небольшой подарок. Который местные ведьмы не воспроизведут. Да и ей самой придется ждать весны и франкских кораблей, которые привезут молочко альпийских маков. Сида решила пожертвовать частью запасов опиума ради раненых.

Только не забыть предупредить мэтра и его помощниц об опасности средства! Чтоб несколько раз подряд не давали из жалости…

Тристан проводил ведьму завистливым взглядом. Вот ведь повезло – в броне и с копьем будет совершать подвиги и стоять по правую руку Учителя и разговаривать с ней каждый день и каждый час, наверняка про важное и интересное. А ему – деревяшки строгать, да льняное полотно варить, да железный ящик с отцовскими инструментами жарить. И даже поговорить не с кем!

Отец занят. Занят всегда, только иногда говорит, что сделать. Коротко отругает, если сделал что не так. Все. Тристан пытался обратить на себя внимание хотя бы отказом от работы и шалостями, но отец просто поручал его работу другому. Но очень быстро выяснилось, что Тристану не с кем поговорить во всей армии, и даже охочие до историй о «верхней» жизни аннонки слушать его не хотят. Которая помладше, так даже «пустым местом» назвала.

Пустым местом Тристан быть не хотел. Стал исполнять все, что поручал отец, старательно. Если оказывался свободен – предлагал помощь травницам. Трудился без души, но аккуратно. А скуке сказал, что эта наука – из необходимых рыцарю. Помочь раненому товарищу нужно уметь. Это всегда пригодится.

Дня три назад принесли раненых – воинов передового отряда. Тристана, доказавшего равнодушную аккуратность, приставили к раненому рыцарю – пока к одному. Который, в промежутке между забытьём и болью коротко рассказал: если бы не Немайн, саксы бы уже были здесь. Что сделала, как – ничего не сказал. Но надежда услышать продолжение истории про Учителя неожиданно привязала лекарского сына к раненому.

Он уже не слышал за спиной тоненьких шепотков травниц: «Парень, а какой заботливый!» И солидного покряхтывания заходящих на перевязку легкораненых: «Из него может выйти толк. И сиде недаром глянулся…» Просто делал рыцарское дело – помогал товарищу.

На выстругивание шин он теперь тратил редкие свободные минуты. Услышал мимоходом оброненное отцом: «Полотна и шин никогда не бывает достаточно!» – и взялся за неподъемное.

Анна под этим высказыванием тоже палец бы приложила. Однако, в отличие от Тристана, за годы практики привыкла к тому, что жизнь пациентов это одно, а ее жизнь вовсе другое. Потому, передав опийную настойку и убедившись, что аннонки достаточно знают травное дело, успокоилась и направилась к лагерю. Найти свою палатку труда не составляло – лагерь маленького гленского легиона был во всем подобен лагерям римским. Правда, подразделения оказались неодинаковы – очень уж много народа пристало по дороге. Теперь эта вспомогательная когорта занимала половину лагеря – отчасти из‑за численности, отчасти из‑за меньшей организованности. Не то чтобы Нион не старалась. Но сколотить из толпы добровольцев что‑то боеспособное, на марше, за двое суток, при постоянном пополнении сырыми людьми? С такой задачей и Траян бы не справился. Разве – Цезарь.

Но эти люди, спокойно варящие себе суп из бобов и баранины, были так же нужны, как и все остальные в этом лагере. Они могли стоять на стенах. Могли строить полевые укрепления. Могли сражаться и умирать за отечество – даже не по долгу перед королем и кланом, а по собственному выбору.

На главной улице лагеря человеческое мельтешение всегда несколько ограничено, и за тем внимательно следят дежурные – она для гонцов и командиров. Но она‑то как раз командир! Анна задумалась: а не переменить ли ведьминскую распущенную копну на воинские косы? В молодости носила… В молодости? А теперь что, старость? Под глазами сине от недосыпа, но морщины куда‑то подевались. Потому как старость – это как раз то, что было до появления сиды. Жизнь без новизны, надежды, связанные только с детьми. Тут никакие маски надолго не помогут!