Этот мир придуман не нами (СИ)

— Рабыня умеет готовить только завтрак хозяину.

— Сейчас покажу, — тащит меня за локоть подальше от хозяина. Осторожно выспрашиваю, сильно ли мне попадет за опоздание? Неужели только поворчит?

А передо мной уже кусок горячего мяса. Третий день одно мясо. Хочется чего попроще. В рабских пеналах вообще к мясу не привыкли. Кашки бы, овощей…

— А можно рабыне попросить молока? Как у хозяина, только вдвое меньше.

— Да без проблем! — Линда с такой скоростью тыкает пальцем в экран, что ничего не успеваю запомнить. Но передо мной уже бокал молока и какая-то золотисто-желтая загогулина на тарелочке.

— Это называется рогалик, — объясняет Линда. — Если не понравится — не ешь! Подберем тебе что-нибудь другое. А теперь — садись за стол. Шеф тебя не обидит. Он сегодня добрый.

Сама знаю, что сегодня добрый. Разбудил ласково, не ругал даже. Но все равно, страшно. Осторожно ставлю тарелочки на стол. Хозяин с интересом смотрит, как я ножом и вилкой привычно режу мясо на кусочки. А ведь первый раз вот так, за столом, для себя режу! Вот что значит — быть доверенной рабыней.

— От мяса с молоком не поплохеет? — спрашивает хозяин. А я не знаю даже, не поплохеет ли мне от одного молока. Больше половины бокала не пила. Линда предупреждала, если много сразу выпить, может понос замучить. Но молоко такое вкусное!

— Рабыня не знает, — прижимаю ушки, чтоб не обидеть хозяина таким уклончивым ответом.

— Есть только один способ узнать, — выручает меня Линда.

— Так уж и один? — возражает Марта. Вы, подруги, меня совсем не цените.

Дальше разговор идет о непонятном. Улавливаю только, что Марта хочет еще капельку моей крови. Да я половину ей с радостью отдам.

Как-то незаметно люди переходят на свой язык, и я совсем теряюсь Понимаю отдельные знакомые слова. Но Линда объясняет на ухо, что Марте нужен глаз нашей зверюшки. Она его разрежет и поймет, чем наши глаза отличаются от человеческих.

— Если я сегодня буду во Дворце, попрошу на кухне свежую голову бурргуны или еще какую, — шепчу Линде. — Мне дадут.

— Так скажи всем.

Выжидаю паузу.

— Можно рабыне сказать? Рабыня может попросить на кухне голову бурргуны, — говорю громко, чтоб все услышали.

— Кто такая бурргуна? — тут же поворачивается ко мне хозяин.

— Это домашний зверь. Мы их выращиваем, а потом едим. Они быстро растут и у них мясо вкусное.

— Нарисовать сможешь? — протягивает мне пишущую палочку и тоненькую книжечку с чистыми листами. Быстро, без деталей рисую бурргуну

— Шеф, дай поесть человеку! — заступается за меня Линда. А хозяин пускает по рукам мой рисунок.

— Да у тебя талант, — хвалит Стас. А я вдруг понимаю, что Линда назвала меня человеком. Понятно, что оговорилась, но до чего приятно! Даже ушки смущенно поджимаются.

— Лин, не забудь пленку, голову завернуть. Миу, надень блузку и тапочки. Когда будете готовы, жду вас снаружи у машины. Да, Стас, надо посоветоваться, — отдает распоряжения хозяин. И сам относит свою посуду в мойку. Я даже вякнуть не успеваю. Понимаю, что у него никогда не было рабыни, но разве так можно?

А рогалик с молоком — это вкусно! Только бы наружу не попросился.

Пока Марта заканчивает завтрак, бегу к себе и быстро надеваю блузку. Жду госпожу у двери страшной комнаты. Мимо спешит озабоченная Линда с ворохом вещей. Тут подходит Марта, заводит меня в страшную комнату, сажает на стул и объясняет, что будет делать. На этот раз возьмет не капельку крови, а сто миллилитров. Это, чтоб понятнее было, полбокала, из которого я молоко пила.

И совсем не больно! Из пальца было больнее, честное слово! Только зря меня напугала.

Выходим из дома вместе с Линдой. Хотела забрать у нее вещи, но это она забрала у меня сверток с туфлями, велела перед ней открыть двери. За нами идет Петр с сундуком в руках. Сундук большой, но легкий. Бросилась ему помочь, тоже велел двери открывать. Да что за день сегодня такой!

Ох, нехороший день! Открыла хозяину дверь летающей повозки, а дальше не знаю, что делать. Хозяин должен сесть первым. Но мое место — между Линдой и хозяином. Если он сядет, мне не войти. Как быть?

Хозяин все за меня решил. Приказа ослушаться нельзя. Залезаю в повозку раньше хозяина. По сравнению с тем, что с утра натворила, это уже мелочь. Привязываюсь широкими ремнями, как Линда учила.

А дальше — опять все наперекосяк. Хозяин мне такую красивую золотую диадему с камнем подарил. Но оказалось, что вещь эта непростая, зачарованная. Если я ее носить буду люди узнают все мои тайны. А тогда… Подумать страшно! Линда еще подначивает. Мол, если сбежать захочу, чтоб сначала все подарки выбросила. Разве из такого дома бегут? Это надо совсем с головой не ладить. Но что мне с подарком делать?

— Можно рабыне спросить? Хозяин очень рассердится, если рабыня снимет его подарок?

Хозяина огорчила. Ну невиноватая я! Что рабыне делать, если два господина разные приказы дают?

А хозяин через коробочку со Стасом говорит. Одним чудом больше, одним меньше… Скоро совсем удивляться перестану.

— Стас, картинку с диадемы Миу принимаешь?

— Сейчас проверю. Да, картинка четкая, запись идет.

— Выключай запись. Миу против.

— Но по инструкции положено…

— Она не прогрессор, контракт не подписывала. И вообще, несовершеннолетняя аборигенка. На нее наши инструкции не распространяются.

— Есть отключить запись, — рапортует Стас.

— Конец связи, — и ко мне поворачивается. — Миу, ты слышала разговор? Теперь это просто украшение.

Сидим, молчим. Слезы сами на глаза наворачиваются.

— Такое утро испортили! — не выдерживает Линда.

— Почему — испортили? Убедились, что Миу — умная, верная и надежная девушка. Умеет хранить тайны. Ты разве забыла, что ей надо хранить тайну рождения? — абсолютно спокойным голосом говорит хозяин. И гладит меня по голове.

— Блин! Я непроходимая дура!

— Ну зачем же так самокритично? Ты учишься.

— Хотелось бы учиться на чужих ошибках. А то все на своих да на своих, — хмуро сообщает Линда.

Неужели опять пронесло? Уже не знаю, кому хвалу адресовать. Так просто не бывает — чтоб раз за разом…

— Господин не сердится на свою рабыню?

— Сержусь. Но ты поступила правильно.

Говорит, что сердится, и при этом ласкает. Как такое понять?

— Рабыня совсем запуталась.

— Все, хватит. Проехали и забыли, — в самый неподходящий момент перебивает нас Линда. — Миу, хочешь за твоим хвостом все самцы бегать будут?

— Рабыня хочет, но боится. — Да я сейчас на что угодно соглашусь, только бы ты, госпожа на меня больше не сердилась.

— Не бойся и держись поближе к нам! — расстегивает на мне блузку и завязывает узлом на животе. — Вот! То, что надо!

Так же никто не носит! Ага, у нас не носят. У людей, наверно, носят. И вообще, с меня спрос маленький. Спросят — скажу, госпожа приказала.

Летающая повозка садится на обычное место в двадцати шагах от парадного входа. Все, кому положено встречать гостей, ждут на ступенях. И папа среди них! Только бы не показать, как я рада его видеть!

Выскакиваю вслед за хозяином и кланяюсь всем сразу. Изящно и сдержанно, как учили. Лишь хвост выдает. Мама Рритам говорит, девушки становятся взрослыми только тогда, когда собственный хвост начинает их слушаться.

Спешу забрать вещи из вещевого ящика повозки, но Линда доверяет мне только сверток с моими туфлями, а остальное несет сама. Разве так можно? А я на что?

Пристраиваюсь за хозяином, как положено доверенной рабыне. Папа рядом, но при всех даже взглядом обменяться нельзя.

Мой Владыка оборачивается.

— Вижу, ты балуешь рабыню.

— Миу умная девочка. Такую подарком не испортишь, — защищает меня хозяин.

— А ошейник все еще старый.

— Дорогой бриллиант требует дорогой оправы. Чтоб изготовить дорогую оправу, нужно время.

— Если Владыка позволит сказать рабыне… — не вытерпев, подаю голос.