Принуждение к миру

– Пограничник без пальто, – съязвил Буй-Тур. – Показать документы? Или сразу вызвать пограничный наряд?

Туристы переглянулись.

– Мы тоже на службе, – сказал старший, с тонким голосом. – Передвижной отряд Мурманского историко-этнографического института.

– Впервые слышу, что в Мурманске есть такой институт. И что же здесь, на берегу Печенги, делают этнографы? Насколько я понимаю, они должны работать в селениях, деревнях и посёлках, собирать фольклор, изучать топонимы, переписывать население.

– Мы были в Лиинахамари.

– Допускаю.

– Дальше пойдём в Сальмиярви и Раякоски.

– Отсюда до Сальмиярви километров сорок, да ещё через Печенгу придётся переплавляться. Лодки у вас есть?

– Да что мы с ним вязнем? – буркнул первый турист. – Пусть убирается.

Внезапно все трое посмотрели за спину Буй-Тура.

Он оглянулся, не выпуская их из периферийного поля зрения.

К ним подходила Аглая, сияя демонстративной улыбкой.

– Здрасьте. Как вас тут много. – Она посмотрела на Гордея. – Можно тебя на минутку?

– Да я, собственно, закончил. – Буй-Тур взял её под локоть, глянул на туристов. – Мы ещё поговорим, сеньоры, я к вечерку подойду.

Он повёл несопротивлявшуюся девушку прочь от палаток.

– Ты зачем пришла? Я же просил сидеть и ждать.

– Почуяла тревогу. – Аглая виновато шмыгнула носом. – Они недобрые, озабоченные какие-то, и место здесь, – она передёрнула плечами, – неуютное.

– Согласен, очень неуютное. А главное, парни не те, за кого себя выдают. Подожди секунду.

Он достал мобильник, глянул на часы: спутники бороздили небо над Кольским полуостровом строго по расписанию, и в настоящий момент связь обещала быть устойчивой.

Родарев отозвался быстро:

– Гордей Миронович?

– Мы на месте, Всеслав Антонович. Однако нас опередили.

Секундная пауза.

– Кроты?

– Трое, двое из них скорее всего итальянцы, хотя русский знают хорошо, третий – наш, россиянин. Но это явно разведчики. Мы прибыли буквально на пару часов позже, они не успели тщательно обследовать Опухоль. Я их немножко встряхнул, так что надо ждать реакции.

– Прислать подмогу?

– Не надо, обойдусь местными помощниками. – Буй-Тур бросил взгляд на деликатно отошедшую в сторону Аглаю, и девушка одарила его восхитительной улыбкой.

– Будь осторожен, воевода, эти деятели не остановятся ни перед чем, а вы им мешаете.

– Учту.

Буй-Тур выключил телефон, догнал спутницу.

– Знаешь, о чём я подумал?

Ответный вопросительный взгляд.

– Хорошо бы ничего этого не знать и не видеть, устроиться в палатке на берегу моря, рыбу ловить, восходы встречать, закатами любоваться. И не ждать ножа в спину.

Аглая забежала вперёд, заставила его остановиться. Глаза у неё стали заботливыми и тревожными.

– Устал, да?

Он погрустнел.

– Не то чтобы устал, просто не вижу просвета в этой вечной суете, а жизнь – яркая, светлая, беззаботная – всё ждёт где-то за поворотом. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула она без улыбки. – Ты человек боя, обережник, а обережникам всегда достаётся тяжёлая доля.

– Откуда ты знаешь?

– Дед говорил. Ещё он говорил, что жизнь любит тех, кто любит жизнь.

Глаза их встретились. И тогда Гордей поцеловал её по-настоящему, так что едва не задохнулся сам…

Группа полковника Строева всё ещё крутилась вокруг Опухоли, выполняя свою задачу.

Гамаюн-старший куда-то исчез.

– Пойду готовить ужин, – сказала Аглая, понаблюдав за суетой мужчин.

– Я помогу, – встрепенулся Буй-Тур, сердце которого никак не желало успокаиваться. – Костёр разведу.

– Отлично, все будут довольны.

– Пока будешь готовить ингредиенты, я поищу грибы.

– Далеко не заходи, ладно? А то я стану беспокоиться.

Буй-Тур воровато оглянулся и ещё раз быстро поцеловал её, ощущая себя всё тем же восторженным мальчишкой восемнадцати лет.

Аглая засмеялась, погрозила ему пальцем.

– Дед увидит – уши оборвёт.

– Кому? – весело спросил он.

– Тебе, конечно, не мне же.

– Это очень не просто сделать. Дед – не воин.

– Он знает с л о в а, а против закла и воины бессильны.

– Так он колдун? Можно, я поспрашиваю его про эти ваши закла? Заклинания, да?

– Закло – это по-простому, поговори, если хочешь, может, ему тоже будет интересно поделиться с тобой веданием.

– Тогда побежали.

Он нарубил сушняка, запалил костёр и оставил девушку в лагере, взяв с собой нож и пустой полиэтиленовый пакет для грибов. Но сначала решил проверить, чем занимаются товарищи из «Мурманского историко-этнографического института».

Обошёл Опухоль изрядным крюком, углубился в лес, вышел в распадок и осторожно, замирая на несколько секунд, прислушиваясь к долетавшим отовсюду шёпотам природной жизни, вышел к лагерю туристов, отмахав в общей сложности около двух километров.

Палаток не было!

Он присел на корточки, сунул в рот листик брусники.

Солнце, низко склонившись над сопками на северо-западе, освещало пологую возвышенность берега и груду камней с комлем упавшей сосны. Но палатки, ещё час назад стоявшие у этой гряды, исчезли. От них остался лишь тонкий запах чужеродности и неуюта, порождённого их недобрыми обитателями. Сами они, оценив угрозу в словах Буй-Тура, сочли необходимым убраться отсюда, испугавшись появления пограничного наряда. Пропуска на туристические маршруты и прочие мероприятия в закрытой прибрежной зоне у них наверняка не было.

Буй-Тур задумчиво прошёлся по территории лагеря, всматриваясь в оставленные следы – головешки костра, разбросанные поленья, сучья, камни. С одной стороны, он был удовлетворён тем, что напугал кротов, как назвал разведчиков СТО князь, с другой – понимал, что расслабляться ни в коем случае нельзя. «Этнографы» не могли уйти далеко от предмета изучения – Опухоли.

Вспомнив о грибах, Гордей метнулся в лес и вскоре вернулся к своему лагерю, неся в пакете с десяток лисичек и пару моховиков.

– Грибы есть, но за пять минут много не насобираешь.

– Ничего, этого хватит на подливку, – ответила Аглая. – Сходишь за водой?

– Давай посуду. Дед не приходил?

– Не беспокойся за него, он где-то близко.

Буй-Тур взял пластиковую канистру и спустился к реке, зачерпнул воды. Когда вернулся, увидел Анурия Фокича, разговаривающего с внучкой. Но не встревожился, хотя и смутился, словно собирался что-то украсть у старика. И всё же его помыслы были чисты и простодушны, и он ни перед кем не лукавил.

– Отойдём-ка, – шевельнул бровью Гамаюн.

Зашли за палатки.

– Туристы убрались, – сказал Буй-Тур.

– Никуда они не ушли, – отмахнулся старик, – здесь крутятся, варнаки.

– Понятно. – Спрашивать, откуда Гамаюн знает о том, что агенты СТО остались у Опухоли, Гордей не стал. – Интересно, что они задумали?

– Ничего хорошего. Обучены они серьёзно, поэтому не отвлекайся, не ходи в лес за грибами.

– Это не просто походы за грибами.

Анурий Фокич бросил взгляд из-под насупленных бровей.

– Тебе видней.

– Не ходи вокруг да около, отец, – не выдержал Буй-Тур, – скажи прямо, что тебя беспокоит.

Гамаюн пожевал губами, кинул косой взгляд на внучку, хлопочущую у костра.

– Ты воин…

– И что?

– Жизнь воина суетная, непростая. Может, не стоит вовлекать в эту жизнь других людей? Как говорил поэт: в юдоли, где мы обитаем, любое деяние – зло.

Гордей стиснул зубы, переживая раздражение и чувство вины одновременно.

– Воины – тоже люди, отец.

– Тоже верно. И всё же…

– Я люблю её! – Признание вырвалось само собой, и он тут же пожалел об этом, хотя мгновением позже подумал: а пусть знает!

Гамаюн окинул его лицо усмешливым взглядом.

– Ты же не знаешь Глашку.

– Знаю!

– Что ж, взялся за оглобли – вези. Опора ей надобна.

– Всё будет зависеть от её слова.

Анурий Фокич отошёл, полуобернулся:

– Я тут недалече на дот немецкий набрёл, будет время, сходи.