Принуждение к миру

– Верно.

– И по нему можно добраться аж до полюса? То есть до затонувшей Гипербореи?

– Зачем тебе это? Я имею в виду – добираться до Матери нашей?

– Почему же, интересно… хотелось бы увидеть.

– Что?

Буй-Тур смущённо рассмеялся.

– Да я и сам не знаю что. Столько читал о прародине нашей, столько слышал, а почти ничего не видел.

– Вон, посмотри.

Гордей проследил за взглядом старика и увидел на гребне, как раз напротив Опухоли, пирамиду из камней.

– Ух, ты! Как кто глаза отвёл. Неужто сейд?

– Ему поболе двух тысяч лет будет, саамы отметили вход в пещеру, откуда начинается ход в тоннели. Ходы эти берегут чахкли, подземные жители.

– Легенда?

– С одной стороны, легенда, с другой – сущая правда, хотя жители эти всего лишь полевые фантомы, как нынче выражается учёная братия. Все следы деятельности предков наших были сокрыты теми, кто желал возродить былое могущество постлемурийской цивилизации.

– Жрецами?

– Жрецы были разные, и светлые, и тёмные.

– Но выжили только тёмные, нет?

Гамаюн хмыкнул.

– Может, и светлых доведётся узреть. Нынешние жрецы не те, что были прежде. Им нужна власть. Мы ещё поговорим с тобой на эту тему.

– А почему древние цивилизации погибли? Я имею в виду те, что были до Гипербореи?

– Уровень полученных в древности знаний превышал нравственный и этический уровень их носителей. Вот природа их и «сбросила» в небытие.

Подбежала раскрасневшаяся Аглая.

– Что стоите как истуканы? Неужели не интересно? Чудесная капля! В ней есть какое-то дыхание, и ещё она что-то скрывает, манит, так и хочется туда проникнуть.

Мужчины переглянулись.

– Манит она не только нас, к сожалению, – проворчал Буй-Тур. – Любуйтесь пока, а я пойду побеседую с туристами, или кто они там есть.

– Можно, я пойду с тобой?

Гордей нерешительно посмотрел на Анурия Фокича. Тот усмехнулся.

– Не помешает, Гордей Миронович?

– Чего хочет женщина, того хочет бог, – ответил Буй-Тур поговоркой.

Аглая рассмеялась.

– Ой, спасибочки, защитил. Истина не всегда глаголет устами младенца, изредка мужчины тоже способны её изрекать.

– Во как, – снова улыбнулся Гамаюн. – Внучка у меня востра на язык, намаешься с ней. Не больно-то она привечает мужчин.

– Не всех, – прыснула Аглая. – Идём, Гордей?

Буй-Тур развёл руками, направился к Опухоли. Девушка засеменила рядом, подлаживаясь под его шаг, легко перепархивая с камня на камень. Анурий Фокич остался стоять, глядя им вслед.

– Не боишься деда? – спросил Буй-Тур, когда они миновали край расселины, над которой возвышалась вершина водяной капли.

– Почему я должна его бояться? – удивилась Аглая. – Он очень хороший и всё понимает.

– Ну, подумает чего…

– Чего?

– Не знаю… ты ему родная кровинка, а я – чужой человек.

– Вот уж ерунда какая, – рассердилась Аглая. – Ты же ничего плохого не задумал?

– Задумал.

Она остановилась на плоской каменной плите, лёгкая, тоненькая, красивая в порыве удивления: глаза большие, зелёные, светящиеся, губы полураскрыты, полные, алые.

У него оборвалось сердце.

– Что задумал, говори!

Не спуская с её лица взора, он подошёл к девушке почти вплотную.

– Мне тридцать восемь…

– Чем удивил, – фыркнула она.

– Тебе всего девятнадцать. Не побоишься выйти за меня замуж?

Аглая замерла.

Глаза её стали ещё больше, потемнели, посерьёзнели, губы сдвинулись, казалось, она вот-вот бросит резкое слово и убежит.

Гордей затаил дыхание.

Но девушка вдруг рассмеялась – словно колокольчик зазвонил, прижала пальчик к его губам, покачала головой.

– Не надо спешить, витязь мой дорогой, я ещё ничего не решила.

– Но ведь это знак – что мы с тобой здесь встретились?

– А может быть, я так наколдовала?

Она побежала вниз по камням, обернулась.

– Что стоишь? Так мы до вечера не управимся.

Буй-Тур как в тумане последовал за ней, пока не понял: она уже ответила! И сразу на душе стало легко и светло.

Он догнал её, прыгая, как юноша, с камня на камень, взял за руку.

Они замерли, не сводя глаз с друг друга. Аглая качнула головой, и он поспешно убрал руку, хотя поцеловать её в губы хотелось до головокружения.

– Я не умею говорить важные слова…

– И не надо. – Дразнящие огоньки в глазах, но не обидные, тёплые, обещающие. – Я сама скажу, когда придёт время. Ладно?

– Ладно, – еле выговорил он.

Она фыркнула, стремительно чмокнула его в щеку и побежала дальше.

Только после этого Гордей вздохнул свободней, хотя тут же переключил внимание на дело, ради которого прилетел сюда: стали видны зелёные с чёрным палатки.

– Подожди, я пойду первым.

Аглая послушно остановилась.

Буй-Тур, прислушиваясь к изумительной природной тишине речного берега, принюхиваясь и всматриваясь в детали пейзажа, прокачал через нервную систему все полевые потоки и закончил анализ.

Обстановка ему не понравилась. Палатки не вписывались в ландшафт по-доброму, они являли собой чужеродные элементы и несли печать какой-то скрытой озабоченности и угрюмой недоброжелательности.

Аглая прерывисто вздохнула за спиной.

– Мне здесь не нравится.

– Мне тоже. Посиди на камешке, покуда я буду разговаривать.

– Будь осторожен.

Он усмехнулся, легонько сжал её плечо и направился к палаткам, обходя упавшие деревца и чувствуя потянувшиеся к нему потоки внимания.

Палатки были небольшие, двухластные, каркасные. Таких российская промышленность не выпускала, по мнению Буй-Тура. А вот кострище – ажурная конструкция из керамических трубок и спиц подсказала ему страну-изготовитель: такие кострища делали только в Финляндии, для условий Крайнего Севера и низких температур. Они позволяли зажигать и поддерживать костёр даже при сильном ветре, а топливом могли служить не только древесные щепки, сучья и поленья, но и кубики сухого спирта, и керосин, и любой другой вид жидкого топлива.

Когда до палаток осталось с десяток шагов, полог одной из них распахнулся, и навстречу Гордею вылез плотный парень в чёрно-зелёном комбинезоне-пуховике, небритый, с непокрытой головой, уставился на гостя.

Гордей кивнул.

– Привет. Не ожидал здесь увидеть туристов. Мы тут недавно прилетели, археологи из центра. А вы чьи будете?

– Из Мурманска, – буркнул парень с едва уловимым акцентом.

– Как интересно. В Мурманске знают об этой штуке? – Буй-Тур кивнул на Опухоль за спиной.

Послышался стук скатывающихся камней, шарканье, из-за палатки вышел ещё один парень, такой же крутоплечий, небритый, бледнолицый, с выстриженным особым образом виском слева.

Буй-Тур невольно напрягся, хотя с виду продолжал оставаться благожелательно-сдержанным. Выстриженный висок туриста являлся опознавательным знаком принадлежности его к касте спецназа СТО. В этом у Гордея не было никаких сомнений, он хорошо знал такие знаки, так как и сам носил за ухом знак – символический силуэтик сокола. Все бойцы ППП носили такие знаки, в то время как оперативники СОС – силуэтик тигра.

– Чего надо? – буркнул второй турист; в его речи тоже слышался почти неуловимый акцент.

Гордей, перебиравший в памяти говоры живущих за рубежом людей, которые достаточно хорошо знали русский язык, наконец определил: язык парней явно принадлежал к романской группе. То есть они были не то испанцами, не то итальянцами. Что они нашли здесь, в российской глуши, можно было не спрашивать, вывод напрашивался сам собой.

– Что ж вы так грубо? – укоризненно проговорил он. – Я ведь не требую ваши документы… пока. Зона здесь особая, можно и наряд вызвать.

Из-за груды камней, увенчанной комлем упавшей сосны, вышел ещё один турист, постарше первых двух, но такой же широкоплечий, мощный и по-медвежьи медлительный на первый взгляд. У него было гладкое плоское лицо, неожиданно махонький нос и огромная челюсть.

– А вы, собственно, кто, гражданин? – спросил он фальцетом.