Хроники Обетованного. Клинки и крылья(СИ)

Ветер, усилившись, унёс последнюю фразу в сторону моря. Цикада затянула где-то в траве свою монотонную песню.

- Мне будет его не хватать, - сказал Ривэн, отворачиваясь, чтобы Альен не рассмотрел его глаз.

***

Вечером Альен сам пришёл к Сен-Ти-Йи. Её комнатка была на другом конце огромного, распластанного, как черепаха, дома Ар-Дага - на женской половине. Король разместил её в условиях, подобающих скорее почётной гостье, чем беглой рабыне...

Как и их самих - в роскоши, которая никак не предназначена для оправданных преступников. Особенно по меркам законопослушного Минши.

Есть в этом что-то до смешного странное. Пока Альен раздвигал невесомые ширмы с полувоздушной росписью и вдыхал запах мятного эфирного масла - такой свежий и резкий, что слёзы на глазах выступали, - он успел озадачиться вопросом: как именно, собственно, Сен-Ти-Йи удалось уговорить короля? Как она, умело притворяясь заурядной старой рабыней, могла столько лет влиять на него и на Люв-Эйха?..

Дело ведь явно не в магии, по крайней мере, не в магии, как Альен привык о ней думать. Колдовство вроде того, что применял Нитлот, влезая в чьи-нибудь мысли, или даже призыв Альена к Хаосу, который чуть не убил беднягу Ар-Лараха - всё это слишком грубо для тауриллиан. Они творят магию просто и постоянно, как дышат.

Наверное.

Либо нужно как можно скорее прекратить идеализировать их, потому что ничем хорошим это не кончится.

То чувство ясной целостности, красоты и полёта, которое щекотало Альена днём, куда-то прошло, как только он закончил возводить импровизированную гробницу Бадвагура. Он снова ощущал себя добитым и, главное, вконец запутавшимся. Резчик был похож на маяк во время ночного шторма или на старый, неказистый дорожный указатель: столько-то до города, или замка, или нужного поворота. А теперь - сплошной клубок вместо ориентиров, что ему, как Повелителю Хаоса, должно (в теории) нравиться...

- Ну что, волшебник, ты закончил?

Тихий старческий голосок, доносившийся из мятных теней, показался Альену непривычно серьёзным. А впрочем, что толку гадать: он пока не научился различать, где начинается лукавство Сен-Ти-Йи, и вряд ли когда-нибудь научится.

- Звучит цинично, - ответил Альен, стискивая зубы от нового приступа ноющей боли в груди. Озлобленное желание мешало дышать - желание, чтобы тауриллиан испытала то же, что испытал за эти дни он, потеряв Бадвагура. Да что там потеряв - подложив его под разделочный нож, будто поварёнок, помогающий мяснику...

- Всего лишь честно, - хрипло отозвалась Сен-Ти-Йи. Она по-прежнему не желала показываться, и в полутьме Альен видел только жидкие седые пряди на плечиках, обтянутых белой тканью. - Я не могу жалеть о твоём друге, потому что не знала его.

- Зато ты смогла забрать его жизнь.

- Он сам её отдал. От таких даров не отказываются... Некоторые вещи просто должны случиться, волшебник, независимо от того, считаешь ли ты их справедливыми или красивыми.

Не без досады Альен понял, что Бадвагур твердил ему почти то же самое. Признавать это совершенно не хотелось.

- Сколько мы ещё будем тянуть? Я слышал, как король говорил о большой битве в Дорелии. И не думаю, что победа досталась дорелийцам.

Пару секунд Сен-Ти-Йи молчала. С мимолётным злорадным удовольствием Альен отметил, что она удивлена.

- Всё-таки у тебя хорошие уши, Альен Тоури - или хорошие источники сведений... Битва правда случилась, и Альсунг победил. Но Дорелия далека от того, чтобы пасть. Я вообще не думаю, что это случится в ближайший десяток лет по вашему счёту... Можешь передать своему маленькому рабу, что он успеет обзавестись жёнушкой и детьми до этого момента.

Альен хмыкнул. Жёнушка и дети - это явно последнее, о чём сейчас способен думать Ривэн... Вернувшись с погребения, он провалился в беспокойный сон и теперь мял боками циновку, бормоча что-то о молотах, статуэтках и леди Синне.

- Ривэн мне друг, а не раб, - недовольно возразил Альен, хотя сам не очень-то верил в это. - И, как бы там ни было, времени у нас мало... Мы можем готовиться к отплытию?

- Торопишься совершить подвиг?.. Вызывает уважение, - на этот раз издёвка Сен-Ти-Йи колола откровенно. В воображении Альена за низенькой старушкой вновь начал проступать образ прекрасной женщины с рожками; это создавало неудобства.

- Я тороплюсь сделать то, что должен. Сделал бы иначе, будь моя воля, но масла боуги больше не осталось. Ты дала слово.

- Оно будет исполнено, волшебник, - порез на ладони Альена заныл, словно только что нанесённый. А потом он обнаружил, что держит чёрную розу - ту самую, из своего видения, с колючим стеблем и махрово-бархатными лепестками, похожими на тельце шмеля. - Приходи к морю этой ночью вместе со своим рабом-другом - если, конечно, не хочешь вразумить его и оставить в Обетованном... По-настоящему важная магия творится ночами, и этим мы не отличаемся от боуги.

ГЛАВА IV

Кезорре, Ариссима

Дождь стучал по розовым кустам, по дорожке, ведущей к крыльцу, по ажурной кованой ограде. Виноградные лозы, приникнув к шпалерам, втягивали влагу не менее жадно, чем земля и цветы. Блёкло-серые тени расползлись по саду - темнили краски, сплетались в клубки, тщетно вожделеющими пальцами подбирались к дому из светлого камня.

Лаура чувствовала, что ещё немного - и они окажутся внутри. Бесшумно взберутся по ступеням, минуют гостиную, проскользнув мимо уютной мягкой мебели, которая теперь ждёт своей очереди в предчувствии разорения. Оставляя за собой холодный след, поднимутся на второй этаж и повернут...

Куда? В мастерскую или в спальню?

Лаура тихо засмеялась - так тихо, чтобы тени не заметили её. Быть может, они повременят, не сразу ворвутся, не сразу пролезут ей в грудь и начнут грызть мясо изнутри, как голодные сороконожки - листья?..

Лаура сидела меж картин, на полу, обняв колени, медленно покачиваясь взад и вперёд. Качаясь, было как-то проще продолжать существовать.

Она убрала простыни, прикрывавшие холсты, и все не распроданные работы бесстыдно уставились на неё. Сегодня Лаура сама сняла каждую простыню - медленно, вдумчиво, ощущая все складки, с некрасиво нахмуренным лбом нюхая пятна краски. И теперь сидела в кругу (точнее, в беспорядочном маленьком лесу) из полотен больших и поменьше, старых и едва высохших. Взгляды чаров и эров казались укоризненными: точно ещё чуть-чуть - и их рты откроются для обвинительных речей, а ещё лучше криков. И это будет справедливо. Грешница, подсудимая! - крикнут они. Закон богини Велго, закон всех богов и людей - против тебя. Не должна носить тебя земля Кезорре, и нет в Обетованном места, где найдётся для тебя приют.

Ибо не бывает преступлений страшнее предательства.

В одно из высоких распахнутых окон ломился дождь вперемешку с ветром. У Лауры намокли шея, руки и платье - даже вуаль, которую она набросила, собравшись поехать в Вианту. В Вианту, скорее в Вианту! - по глупости надеясь успеть.

Она не смогла бы предупредить Ринцо - теперь она знала. И даже не потому, что ей не хватило бы времени. И не потому, что не удалось бы добраться до главной площади через беснующуюся толпу.

Не смогла бы потому, что так должно было случиться. Потому, что серые тени бесновались за окнами, поглощая все оттенки мира - один за другим. Вианты больше не было для Лауры, как и Ариссимы, - нигде, никакой. Никаких больше закатов, никакой игры света и тени на окрестных холмах. Она была уверена, что сейчас в столице, в этом дивном городе с белыми дворцами и храмами, нет ничего, кроме бесцветности, небытия, тумана, где пропадают и зарождаются, но не живут цвета и формы. Серые тени пожрали изумрудные стебли в руках цветочниц, мягкую голубизну неба, горячую, красную черепицу крыш, звенящую прозрачность бокалов для вина в тавернах и лавках. Всё растворилось, миновало, прошло - как бурей прошло отчаяние в самой Лауре.