День рождения мира

они были невольниками? - Это прошептала Камза. Она была совсем рядом с ним, где-то слева.

- Да. Освобожденные невольники. С севера.

- Многажды много разных людей приходило сюда, - сказала она, - с тех пор, как старый хозяин опочил. И солдаты тоже. А невольников не было. Они застрелили Хио. И стреляли в Вея и старика Сенео. Не застрелили его, но стреляли.

- Их наверняка привел кто-то из полевых невольников, показал, где стоят часовые. Но они не смогли отличить невольников от солдат. Где вы были, когда они пришли?

- Спали в дальней кухне. Все мы, домочадцы. Шестеро. Этот человек стоял, как восставший покойник. Он сказал: "Всем лечь! И чтоб ни волос не шелохнулся!" Мы так и сделали. И слышали, как они стреляют и вопят по всему дому. О, Владыка всемогущий! Как же мне было страшно! Потом стрельбы не было, а тот человек вернулся и наставил на нас свой пистолет и погнал нас в старый барак. Они закрыли за нами старые ворота. Как в старые времена.

- Зачем они это сделали, если они невольники? - раздался из темноты голос Ганы.

- Старались освободиться, - ответил Эсдан.

- Освободиться для чего? Чтобы стрелять и убивать? Чтобы убить девушку в постели?

- Они все сражаются со всеми остальными, мама, - сказала Камза.

- Я думала, с этим покончено три года назад, - сказала старуха. Голос ее звучал необычно. Она плакала. - Тогда я думала, что это свобода.

- Они убили хозяина в его постели! - пронзительно и резко заверещал старик. - Что может из этого выйти!

В темноте послышалась возня. Гана трясла старика, шипела ему, чтобы он заткнулся. Он закричал: "Пусти меня!" - но притих, хрипя и ворча.

- Великий владыка! - пробормотала Камза со смешком отчаяния.

Сидеть на ящике становилось все неудобнее, и Эсдану захотелось поднять ногу повыше или хотя бы вытянуть перед собой. Он сполз на пол. Пол был холодный, шершавый, к нему и прикасаться было неприятно. Опереться было не на что.

- Если бы ты зажгла свет на минутку, Гана, - сказал он, - мы могли бы найти мешки, найти хоть что-то, на что можно прилечь.

Мир подвала вспыхнул вокруг них во всей своей хитросплетенной точности. Оказалось, что кроме пустых полок, искать нечего. Они разложили полки, устроив нечто вроде настила, и заползли на него, когда Гана вновь погрузила их в бесформенную простоту ночи. Всем было холодно. Они сгрудились вместе, спиной к спине, бок о бок.

Спустя долгое время, час, а то и больше, когда полнейшую тишину подвала не нарушал ни единый звук, Гана нетерпеливо прошептала:

- Все наверху мертвы, я думаю.

- Это упростило бы нашу ситуацию, - пробормотал Эсдан.

- Но ведь похоронены-то мы, - сказала Камза.

Их голоса разбудили ребенка, и он захныкал - то была первая его жалоба, услышанная Эсданом. Тоненькое усталое попискивание или всхлип, но не плач. Это затруднило ему дыхание, и оно начало прерываться между всхлипами.

- Ну, детка, детка, тише, тише, - пробормотала мать, и Эсдан ощутил, что она покачивается, баюкая ребенка и прижимая