Провидица (СИ)

Солнечный луч добрался до личика спящей королевы, она сморщила нос, тоненько чихнула и открыла глаза, тут же встретившись с улыбкой своего супруга.

— Милости Святых, Кати, — произнес он, притягивая к себе жену.

Она уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг напряглась, нырнула с головой под одеяло и попросила оттуда:

— Не убивайте Гудваля, он просто в сильном хмелю.

— Что? — не понял король, но тут распахнулась дверь, и в опочивальню ввалился рыжий сайер.

— Мой господин, моя госпожа, — едва понятно произнес он, немного покачался и упал на пол, тут же громко захрапев.

Король гневно свел брови, но охнул и стянул с супруги одеяло.

— Твой дар, воробышек, он не пропал, — сказал Гален и улыбнулся. — И какая принцесса сравнится с возлюбленной супругой-провидицей?

Кати не ответила, она покосилась на храпящего Гудваля и снова накрыла голову одеялом. Но вскоре до короля донесся ее приглушенный голос:

— Не желаю слышать ни о каких принцессах. И пусть унесут сайера, он может простудиться на полу. — Гален рассмеялся легко и счастливо, обнимая супругу через одеяло.

Можно ли быть счастливей? — воскликнул он прежде, чем призвал стражу и велел вынести хмельного Лиса.

Оказалось, можно. Когда, меньше чем через год, его супруга произнесла:

— К весне я подарю тебе наследника.

— Наследника? — переспросил Гален.

Катиль кивнула и уверенно ответила:

— Я видела.

Но было не только тихое семейное счастье. Было королевство и заботы, связанные с ним. Бунт сайеров, о подготовке к которому докладывали шпионы. Гален дал возможность змее высунуть головы и одним ударом отрубил ее, освобождая земли от власти сайерата, перекраивая уделы на провинции, где ставил наместниками преданных ему сайеров, уже не имевших тех прав, что когда-то имели хозяева уделов. Постепенно власть полностью перешла в руки самодержца. На смену Большому Совету пришел королевский совет, где последнее слово было за государем. Он и только он мог принять решение, выслушав все мнения.

Число валимарской рати теперь не зависело от того, ответит ли на призыв короля сайер или ласс, приведя своих людей. На границах появились кордоны и крепости, охранявшие валимарские пределы, и докладывавшие о произошедших стычках не только наместнику, но и напрямую королю. У наместников не осталось возможности не замечать даже малейшие поползновения. Железная рука Галена Бесстрашного уверенно держала бразды правления, делая Валимар сильным государством.

Многое изменилось, многое еще должно было поменяться, и во всех тяготах и заботах государю была верной поддержкой его супруга. После замужества дар Катиль не только не исчез, но и набрал полную силу, и теперь она могла «видеть» не только то, что показывали Святые, но и то, что желала увидеть сама. Это пугал придворных, знать и простолюдинов, но и вызывало почтение. Лгать Катиль Всевидящей опасались, как и таить свои помыслы. Тем более все знали, что король души не чает в своей супруге и прислушивается к ней. И от видений королевы, бывало, зависели его решения. Валимар никогда не видел, да и вряд ли еще увидит после, подобной слаженности душ короля и королевы. О них слагали баллады и воспевали в стихах. И лишь особо приближенные знали, что и у правящей четы бывают споры и раздоры. Правда, заканчивались они быстро, и супруги охотно шли на примирение.

Многое вспомнилось государю, пока они возвращались из полюбившегося леска, росшего за пределами Фасгерда. Взгляд темных глаз, наполненный теплом, устремился к повозке, в которой ехало все его семейство, после скользнул по светловолосой голове юного Марфаля, гордо восседавшего на своем жеребце. Гален не сдержал добродушной насмешки. Торвальд рос на глазах государя с нежного возраста. Их с братом привезли ко двору, когда Эдриг еще находился в утробе матери, и когда он родился, Торвальд не сводил удивленных больших глазенок с пищащего кулька на руках Ее Величества.

Катиль взяла на себя заботу о младшем Марфале. А когда тому исполнилось шесть лет, воспитание Торвальда легло на плечи ласса Вальдора, следившего за успехами нового подопечного со всем тщанием. Но это не мешало мальчишке свободно прибегать в покои королевы, слушать ее истории, получать угощения и играть с принцем. Потому расставанием со старшим братом, покинувшим двор в прошлом году и вернувшимся в родовой замок, чтобы вступить в права наместника Провинции Марфаль, перенес легко и без особых сожалений. Домом Торвальда давно стал королевский дворец и, в отличие от брата, ему предстояло нести службу при дворе.

Старший Марфаль — Ландар, прибыл в Фасгерд настороженным, с подозрением следившим за всеми, кто приближался к ним с братом, а при виде короля и вовсе сжался в комок. Но исполин с пронзительными темными глазами, улыбнулся мальчикам и присел на корточки и сочувственно произнес:

— Надоели няньки? Замучили уже своими наставлениями?

Ландар неуверенно кивнул, и Его Величество потрепал мальчика по плечу:

— Ничего, благородный ласс, скоро они оставят вас в покое.

Вскоре Ландар перешел на попечение ласса Вальдора, а Торвальд оказался в объятьях королевы. Старший Марфаль оказался любознательным смышленым пареньком, чей мир еще не обрел четких очертаний, потому науку Вальдора и учителей впитывал легко и охотно. Приятеля ему нашли быстро, и мальчик не чувствовал себя одиноким в большом королевском дворце. А через несколько лет Ландар уже гарцевал на подаренном государем жеребце, сопровождая его, если тот выезжал куда-то. И все же ласс Марфаль помнил отца, и помнил, что умер он от руки короля.

Однажды, проходя мимо учебного класса, Гален услышал, как Ландар спрашивал ласса Вальдора:

— Почему Его Величество убил моего отца? Король не любил его?

— Когда идет война, кто-то гибнет, — ответил Вальдор. — Виной тому не злоба или ненависть, но из двух противников, обнаживших мечи друг против друга, один побеждает, второй проигрывает. Так устроен мир, Ландар.

— Отец был неправ, — подумав, ответил юный Марфаль. — Он выбрал не того государя.

Гален открыл дверь и вошел в класс, прерывая беседу наставника и ученика. Ландар вскочил с места и поспешил склонить голову, но рука государя легла ему на плечо, вынуждая снова сесть на место. Сам король присел на край стола и посмотрел в глаза пареньку.

— Твой отец сделал то, то считал верным, — заговорил король, и Ландар смущенно потупился. — Его убеждения велели ему встать на сторону свергнутого короля, но это не означает, что он ошибся. Это был выбор сайера, и только Святые могу судить, прав или неправ он оказался. Ты злишься на меня за отца, мой мальчик?

— Нет, государь, — покачал головой Ландар. — На то была воля Святых. Но мне хотелось знать, не было ли меж вами с моим отцом неприязни.

Гален потрепал его по волосам.

— Нет. Меж нами не было неприязни. Просто мы оказались по разные стороны, и законы войны свели нас друг против друга, ответил он. — Прости меня.

— Это вы меня простите, государь, за сомнения, — Ландар склонил голову, и король осторожно похлопал его по плечу.

— Мне на что ни злиться, ни обижаться. Ты славный юноша, Ландар, и я вижу, что быть тебе добрым господином и честным человеком.

Паренек просиял от удовольствия, но попытался скрыть это, стараясь выглядеть серьезным и взрослым, чем вызвал улыбку государя. А когда лассу Марфалю исполнилось двадцать, он отправился домой, сменив временного наместника. Невесту молодому лассу нашли еще в его бытность при королевском дворе, а свадьбу сыграли уже в его родовом замке, и сейчас наместник провинции Марфаль ожидал рождение наследника, успев выдать замуж сестру, так же бывавшую при дворе вместе с лаиссой Марфаль, когда она навещала сыновей. Встреч с матерью мальчикам не запрещали. Даже отпускали гостевать домой, но благородные лассы уезжали неохотно, а возвращались быстро, спеша вернуться к уже привычной им жизни.

— Мой господин.

Гален, вновь ушедший в свои мысли, тряхнул головой и перевел взгляд на Рагнафа, встречавшего Их Величества. Мужчина постарел еще больше за это время и сменил доспехи с кольчугой на добротный камзол и должность дядьки при маленьком принце. Тогда, в памятный день коронации, улучив момент, король подозвал к себе ратника и вопросил, не скрывая своего гнева: