Кто сказал: Война? (СИ)

Что ж, он будет клинком и знаменем, будет побеждать и дарить победы славнейшему Айсинару. А уж славнейший Айсинар пусть сбережет для него и север Поднебесья, и Пряный путь. Такая связь Гайяри нравилась. А еще больше нравилось сразиться с тем, кто сильнее, покориться, но при этом — не проиграть. Шалость вышла куда серьезнее, чем поначалу думалось, и теперь грозила перерасти во что-то глубокое и настоящее...

Такие мысли не успокаивали, только распаляли и без того растревоженный дар первородного вершителя. Кровь бурлила, билась гулкими ударами в сердце, в жилах, то чуть стихая, то ускоряясь вновь. И не давала заснуть. Извертевшись так, что вся постель собралась комом в ногах, Гайяри наконец решил, что бороться с бессонницей бесполезно. Встал, прихватил меч с кинжалом и, чтобы не будить домашних, вылез в окно. Сад встретил дождем и не по-весеннему холодным ветром, но для доброй разминки так даже лучше и пламя в крови остудит надежнее. А поляна среди старых грушевых деревьев — самое подходящее место: есть, где развернуться, и из дома не видно. Гайяри принял стойку, сосредоточился и начал урок.

Вы-ыдох… медленно, до боли в груди, до конца…

Вдох — и снова, до-олгий выдо-о-ох… Зеленый мрак сада, темная синь весенней ночи и хрустальная чистота дождя; вы-ы-до-о-о-х… Отражением старой груши виснет в небе молния. Ветер вязнет в густой сети капель, умирают звуки.

Вдох!

И тело взрывается движением. Свист — вскипают рассеченные клинками капли. Плеск — и сыплются под ноги, сминая траву. Свист-плеск, свист-плеск сливаются в одном взмахе, в едином миге. Гайяри нигде и везде сразу. Удар — ветви груш вздрагивают, роняя листву. Удар — дрожью отзывается земля. Воздух искрит магией. Удар — искры разлетаются, исчезают. Мир вокруг оживает. Сила по клинкам, по рукам и ногам стекает вниз и рассеивается...

После трижды повторенного урока с оружием, пламя в крови наконец угасло, оставив после себя телесную слабость и умиротворяющее опустошение. Дождь тоже прекратился. Небо на востоке уже засветлело первыми лучами, но если наскоро утереться и вернуться в постель, то можно еще успеть подремать немного, пока не проснулось все семейство. Гайяри так бы и сделал, но мешала одна назойливая мысль: так неправильно — столько сил отдано впустую! И это в который уже раз.

Если в самом деле начнется война, если придется сражаться в настоящей битве, то вооруженный магией Гайяри был бы куда сильнее и полезнее Орбину, чем с двумя никчемными железками. Эта идея крутилась в голове с того самого дня, когда отец впервые заговорил о войне и о том, что он побеждает магией. Обойти закон, отыскать способ подчинить свой дар, не связываясь с Серым замком — это было так соблазнительно. Ведь такой способ наверняка был, и несложный, доступный каждому: до потрясения, если верить хроникам, даже дети практиковали магию и успешно справлялись с даром. Значит, дело только в том, что теперь этого никто не умеет, забыли… Вот бы научиться, вот бы узнать как!

А может… он уже знает, где искать? Например, в древних родовых реликвиях, таких, как припрятанный отцом дневник Диатрена-Объединителя?

Первый раз Гайяри увидел этот дневник лет в десять. У отца в кабинете хранился редкой красоты ларец: из красного с черными прожилками дерева, он казался твердым и тяжелым, как каменный. Поэтому вдвойне удивляло мастерство резчика: причудливая вязь резьбы, сплошь покрывала крышку и боковины. Цветы и листья, порхающие птицы, звери, застывшие в прыжке — и все эти картины были выписаны не просто штрихами, линиями и бороздками, а витиеватыми буквами фарисанской азбуки. В ту пору Гайяри и Салема только-только выучились разбирать письмо южан, и им стало любопытно в подробностях разглядеть загадочную шкатулку. Вдруг удастся прочесть, что же такое написано на зверях и птицах? Но стоило спросить — и отец тут же строго-настрого приказал забыть о ларце. А мастер Ияд, единственный из домашних, кто знал фариси не хуже учителя близнецов, при упоминании о картинках прошептал только: «Колдовство! Нельзя», — и, отгоняя зло, тут же припечатал их лбы скрещенными пальцами. Понятно, что все эти тайны лишь разожгли интерес, и как-то днем, когда отца не было, брат с сестрой прокрались в кабинет, чтобы вдоволь налюбоваться запретной шкатулкой. Письмена так и не прочли: уж очень мудрено переплетались буквы, а слова, которые с трудом удалось сложить, оказались незнакомыми и непонятными.

Между тем, в другом ребята преуспели. Шкатулка была заперта, но замок оказался простенький: употребив вместо ключа стило и швейную иглу, близнецы довольно легко с ним справились. Внутри нашли книгу, и книга эта оказалась гораздо удивительнее и интереснее ларца: маленькая, легкая, в мягкой бархатистой наощупь обложке и с листочками такими тонкими, полупрозрачными, что их было страшно переворачивать — вдруг порвутся или сломаются? Но обложка держалась крепко, листы не рвались, даже не мялись. И вообще, несмотря на потрепанный, местами чумазый вид, эта книга оказалась гораздо прочнее тех, что хранились в библиотеке. А главное: ее можно было читать! «Рабочий дневник. Владелец — Диа Вейз» — гласила полустертая надпись на обложке. Буквы вполне орбинские, да и предложения составлены явно по правилам. Гайи и Сали тут же улеглись на ковер и принялись перелистывать страницы, вглядываясь в письмена и картинки.

Какие-то части архивов, оставшиеся от родоначальников, сохранились во многих старших семьях. Они передавались от патриарха к патриарху как ценнейшие реликвии и почитались не меньше, а порой даже больше, чем созданные магами машины, строения или рецепты зелий и составов. Но Гайяри в ту пору ни о чем таком понятия не имел, и эта находка казалась ему величайшим открытием.

Впрочем, прочитать хоть что-нибудь внятное им тогда не удалось. Множество необычных слов, непонятных схем и графиков только запутали, а времени разбираться почти не оказалось. Вскоре вернулся отец и застал их прямо на месте преступления. Увидев вскрытый ларец и детей, сосредоточенно уткнувшихся в книгу, он рассвирепел не на шутку. По правде сказать, Гайяри вообще не видел славнейшего Геленна в такой ярости ни до этого, ни после. Он вздернул близнецов за шиворот и как нашкодивших котят вышвырнул из кабинета, и это было только начало! Единственная и любимая дочка отделалась лишь парой пощечин, больше звонких и обидных, чем болезненных, а Гайяри, как старшего и мужчину, выпороли вожжами так, что следующие пару дней он даже не помнил.

Вскоре ларец красного дерева оказался у матери под баночками с благовониями и краской для лица, а дневник исчез бесследно. Хотя… Гайяри и по сей день был твердо уверен, что ценная реликвия по-прежнему где-то в отцовском кабинете, осталось только отыскать.

И сделать это надо быстро, пока домашние не проснулись.

Изо всех сил стараясь не шуметь, Гайяри прокрался в кабинет, принялся за дело — и тут ему повезло. Он готовился к долгим тщательным исследованиям обстановки, стен и пола кабинета и даже успел обшарить со всех сторон стол и кресло, когда заметил, что один из резных камней обрамления, украшающего оконный проем, окружен чуть более густой тенью. Присмотрелся, ощупал пальцами — так и есть: камень не закреплен, можно поддеть и вытащить. За камнем в самом деле открылась ниша, а в ней — целая пачка всяческих документов. Только вот были это письма, договоры, долговые расписки и прочие бумаги Творящие знают, зачем нужные. Наверное, для отца они были важны, раз спрятал, но для Гайяри — просто чепуха, на которую не стоило и время тратить. Он уже хотел вернуть все на место и закрыть тайник, когда нашарил рукой углубление в кладке, а в нем — сверток. Раскрутив два слоя — промасленную кожу и плотную шерстяную ткань — он увидел ту самую книгу: «Рабочий дневник. Владелец — Диа Вейз» — по-прежнему гласила надпись на обложке.

Да! Нашел! Теперь-то уж его никто врасплох не застанет — он просмотрит все записи и лично убедится, есть или нет там что-нибудь полезное. А уже потом, когда сам решит, вернет реликвию на место. Скрутив и засунув в тайник документы вместе с оберткой дневника, он вернул на место камень и поспешил в свою комнату.