Не оставляющий следов: Обретение (СИ)

Радужный мост больше не снился. Никогда.

Поселившаяся внутри пустота вынуждала чувствовать себя калекой. Механически, без всякого воодушевления, выполнял привычные действия: тренировался, не обращая внимания на растяжения и ушибы, ел, не замечая вкуса еды, читал, не понимая сути слов. К долгим вечерним беседам с Учителем Доо и Аянгой возвращаться не хотелось. Интерес пропал. Служанок увольнять не стал – пусть пока шуршат по хозяйству, главное, чтобы не попадались на глаза. Они и не попадались. Отдушиной оставалась Хуран. Пару раз в неделю пешком добирался до конюшни и долго скакал по лугам, сливаясь в единое целое с ветром, небом, зеленью трав. Как-то, возвращаясь после скачки, пыльный и уставший, столкнулся на улице с таким же грязным и голодным Мараном Мочи. Он пригласил к себе, и я согласился посетить его так и не восстановленное до конца жилище, тихо рассыпающееся от небрежения. Дом сохранил частично крышу, в паре комнат можно было жить – там нищий и обитал, судя по относительной чистоте и порядку. Перебросились парой слов, перекусили парой лепешек с соусом. Неплохо питаются бедняки. С тех пор иногда посещал его вечерами.

После скромного ужина, обычно уходили в полуразрушенную гончарную мастерскую. Я молча сидел у горящей печи, наблюдая, за огнем и за руками калеки, превращающими бесформенные комки глины в узнаваемые образы. Маран лишь иногда пояснял, почему тот или иной зверек или птица приобретали черты известных нам обоим людей, но по большей части и сам не понимал, откуда в его творения проникает это знание. Купается в пыли пухлая курочка с встрепанным хохолком и двумя короткими косичками – вылитая Аррава, отощавший шакал с ввалившимися боками оскалился как алхимик Мунх, печальный слон Умин покачивал хоботом… Схвачена самая суть: глупенькая наивная Аррава, трусливый садист Мунх, флегматичный кабатчик, себе на уме, неторопливый и спокойный. Мастер Мочи, будто колокол заброшенного храма, в который буря бросает камни, корни деревьев, сломанные ветви, извлекая звуки разной тональности – отражал реальность как видел ее. Фигурки сами собой рождались из глины, из праха пришедший, в прах и уходил.

О чем еще мы беседовали? Так, ни о чем. Но на душе становилось чуть легче.

Как на посещения аристократом нищей хибары смотрели соседи – совершенно не волновало. Для меня вообще перестало существовать окружение, за исключением нескольких человек. Учитель Доо, сам не чурающийся общаться на равных с людьми из самых разных слоев общества, не подвергал критике эти странные визиты, а после рассказа о чудных умениях калеки даже одобрил. Аянга, стараясь быть незаметной, сопровождала до дома Мочи и обратно, не докучая вопросами. Но я сам понимал, что как за костыль держусь за стылую пустоту развалин чужого жилья и обитающего в них человека, находя созвучие с собственным состоянием.

Как-то попробовал напиться. Должен сказать, что измененное состояние сознания мне понравилось. Когда в горло скользнул первый глоток крепкого вина, ледяные тиски внутри чуть разжались, и я впервые за все эти дни смог вздохнуть полной грудью. Взор вернул былую ясность, строки трактата в руках обрели смысл, воспоминания о потере смыло теплой волной. Впервые уснул спокойно, скинув груз боли.

Но, как оказалось, вино таило свои ловушки. И в одну из них я угодил.

– Ну наконец-то! – окликнул меня густой ласковый голос. – Устала ждать, когда ты разрушишь стены, которыми огородил свой разум.

Дева Ночи. И вот только ее мне не хватало! Я любовался стелющимся морем травы, его волны ласково перекатывал теплый ветер, напоенный ароматами полевых цветов и земляники. Оборачиваться не хотелось.

– Я виновата, Аль-Тарук, – на плечо села бабочка с черными бархатистыми крыльями, украшенными бирюзовыми с золотом «глазами». – Так хотела подарить тебе настоящую любовь…

– Судьба дает каждому свой путь, Госпожа Иллюзий, – спиной чувствовал жар ее тела. – Но выбор остается за нами. Живущие любят, не спрашивая богов.

– Ты не прав. Любовь – дар. Не каждому дано ее испытать. Влюбленность, увлечения, удовольствия плоти, семейный долг… люди счастливы в обыденной жизни, не потрясаемой чувством высокого накала. Истинная любовь – дитя нездешнего мира. Она, зачастую, просто не способна выжить здесь, на земле, и всегда приводит к трагедии. Те, кому она дарована, вспыхивают ярко, сгорают быстро, оставив в памяти людей лишь легенды о том, что истинная любовь существует. Я не ошиблась в тебе: ты смог соприкоснуться с ней и остаться живым…

– И во что превратится такая жизнь? – я был взбешен. – Куда она меня приведет?

– Ну прости, – повинилась она. – Не могла я продлить твое счастье.

– Ты не могла? – это вывело меня из апатии окончательно, – Древняя богиня, могущественная и всесильная?!!

– Не мне спорить со Старой Змеей, – она действительно не играла и не обманывала. – Даже Изначальная Вдова не рискнет вступить в разговор с нею. Неужели ты не видишь, что Старая – не человек? Совсем не человек. Она чужая всем нам, живущим по эту сторону грани.

– А вы? Вы ведь тоже не люди!

– Мы не настолько «не люди». Ее потребности, заботы, мотивы и реакции лежат за пределами человеческого и божественного понимания. Возможно, с ее точки зрения, она одарила вас величайшим благом.

– Благом? Благом?!! – не выдержал и обернулся. – Вместо целого мира, нашего с Сариссой мира, придется довольствоваться его жалкими остатками, осколками.

– И оставаться живыми, – ее глаза были исполнены грусти. – Жить.

– Просто жить?

– Да. Хотя это и не просто. Невозможно предугадать, наградой станет жизнь, или наказанием, но со Старой Змеей никогда и не поймешь. Я вижу на тебе метку змеиного мира… будь осторожным, – в ладонь лег шнур талхов. – И постарайся не расставаться с нашим подарком, может быть, когда-нибудь пригодится искренний дар Вдовы и Девы…

Да, я совсем забыл о необычном подарке богинь. Где он, кстати? На солнце блеснула рубиновая бусина, и я пригляделся к камню: в самом его сердце, в глубине кровавого пожара, пролегла трещина, словно рваная рана.

Спасибо, Старая Змея. Я теперь знаю, какой должна быть любовь.

Возвращенного сном шнура, естественно, не обнаружил проснувшись. Пришлось самому искать его среди трофеев, присланных из странствий. Уж не специально ли Барлу прибрал его подальше? В реальности крупный рубин, появившийся на тайном оружии талхов после посещения храма Девы Ночи, тоже оказался с дефектом. Не было этой трещины в камне, я прекрасно помнил его драгоценную красоту. Раненым оказалось не только мое сердце.

Больше вина не пил. Боль перетерплю, а вот откровения Девы Ночи слушать еще раз не хотелось. Лучше буду просто жить, день за днем.

Сколько воды утекло со времени ухода змей-оборотней из «Дома в камышах»? Багрянец и золото тронули листья деревьев в саду. На паутинках летали паучки. Небо становилось прозрачным, почти хрустальным, зачастили дожди. Осень вступала в свои права. Чувство потери утихло, ушло вглубь, не мешая ежедневным занятиям, в которых стал находить странное успокоение. Впервые наслаждался прогулками по осеннему саду в своем собственном доме, и уже без горечи, с тихой грустью вспоминал добрым словом Барлу, сотворившего здесь настоящее чудо.

Чудо творили и портняжки, визиты к которым стали регулярными. Мой гардероб пополнялся добротными вещами и элегантными костюмами на все случаи жизни. Хорошо, что отец оплачивал все капризы – не знаю, смог бы сам заработать на привычную роскошь. А уж такие прекрасные вещи мог позволить себе не каждый состоятельный обыватель. Однажды Мастер, старательно заполняющий тайнописью книгу заказов, заговорщицки шепнул:

– Самый любимый и интересный наш клиент, – я проявил должный интерес, поощрив к продолжению. – «Ученик». Вот, – зашелестели страницы, – впервые Вы посетили нас в 202 году от основания империи…

– Я? – неожиданное заявление вызвало оторопь.

– А кто же еще? – лукавая улыбка собрала морщинки у глаз. – Правда, тогда Ваш рост достигал 206 сантиметров, а вес был свыше 120 килограммов.