Луна, луна, скройся! (СИ)

— О Боже, Лиляна! Мне опять ужасно хочется усадить тебя в уголок и напоить чаем. Когда ты начинаешь так хлопотать, у тебя сразу лицо такое испуганное делается и жалобное…

— Ничего не жалобное.

— Как скажешь. Но если ты ещё немного тут поволнуешься, я не выдержу и пойду на кухню ставить чайник.

Интересно, сколько сейчас времени? За окном уже совсем светло. Наверное, что-то около полудня.

— Лилян?

— А?

— Там, в рукописи про «волков», так и было написано, что дети от «белых волков», ну…

— Часто умирают во чреве матери?

— Да.

— А тебе раньше никто ничего не говорил про это?

— По-моему, что я — «белый волк», никто и не знал. Их давно не рождалось, все забыли. Вот Агнешка и я вдруг появились, но никто не думал, почему мы именно такие были. С синими глазами. У «волков» ведь всё не как у людей…

— Тогда откуда же ты узнал? Батори сказал?

— Ага.

— Ну, можешь у него спросить. Тем более, что у тебя его прямой номер есть.

— Обижаешься, что у тебя его нет?

— Ничего я не обижаюсь.

— А я — турецкий султан, — на этот раз Кристо всё же не только дёргает бровями, но и слегка улыбается, самыми уголками губ. — Но ты зря дуешься. Ты же всё время была при нём, да к тому же не в своём уме. Конечно, тебе никто не давал никаких номеров. Я даже удивился, узнав, что ты позвонила напрямую Тоту.

— Я несколько раз видела, как Ловаш этот номер набирает. Он не хранит телефоны в записной книжке, всегда по памяти звонит. А у меня память императорской ничуть не хуже.

— Ясно.

Мы некоторое время лежим молча. Мне так мягко и тепло, что я почти что засыпаю снова.

— Лилян?

— А?

— А сколько там осталось могил?

— Две.

— Может, и бросим их? Из-за двух потоп, голод и чума небось не начнутся.

— Ну, во-первых, я вообще не думаю, что про чуму и прочее — правда. Мне кажется, это жреческая мифология такая, а у самих божков кишка тонка подобное устроить. Во-вторых, нам всё равно надо поймать Люцию. И убить. Или ты забыл уговор?

— Нет. Не забыл.

Честно говоря, жалко. Я бы с удовольствием забыла.

— В-третьих, мне бы хотелось, чтобы у местных маньяков вообще не было повода вспомнить о «волках» и тем более — приносить их в жертву. Если это можно устроить так просто, то лучше довести дело до конца и не мучиться потом страхом или совестью.

Кристо даже не успевает согласиться или попробовать настоять на своём, потому что в нашу дверь сначала стучит, а потом входит с подносом в руках Адомас.

— Ага, я и подумал, что проснулись и лежите, — довольно сказал он, увидев нас. — Вас усадить?

— Мы сами, — говорит Кристо. Он помогает мне усесться, затем принимает поднос. Чёрный кофе, гренки с сыром. Я как раз делаю глоток из чашки, когда Адомас сообщает:

— Позавтракаете, пойдём труп смотреть.

Если бы я попыталась удержать кофе во рту, я бы непременно поперхнулась. А так я просто испачкала тёмными брызгами постельное бельё.

— Какой труп? — уточняет Кристо.

— А там в погребе на леднике лежит какой-то, — машет пухлой белой рукой Адомас. — Я как туда стал сало относить с консервами, нашёл.

Глава XIII. Последнее слово Люции Шерифович

Труп принадлежит мужчине лет пятидесяти, крепкому на вид. Мы рассматриваем его с такими умными лицами, будто понимаем весь тайный смысл пребывания в погребе Твардовских неизвестного мёртвого тела.

— Я так понимаю, у него сломана шея, — озвучиваю я очевидный факт.

— А также обе руки и одна нога, — поддерживает меня Кристо. — Переломы как закрытые, так и открытые.

— Да навернулся откуда-то, ежу понятно, — говорит Адомас. — И, скорее всего, с лестницы в башне. Вопрос в том, кто это и почему он в усадьбе?

Мы все снова смотрим на труп. Труп безмолвствует.

— У него в карманах может быть удостоверение личности, — говорит Кристо. Адомас без лишних слов наклоняется и запускает пальцы во все карманы покойного по очереди.

— Нет. Есть ключи — связка, перочинный нож, зажигалка и папиросы, — литовец протягивает ладони с найденными предметами, чтобы мы сами посмотрели.

— Что скажете, Ватсон? — вопрошаю я Кристо, трогая пальцем зажигалку. Дешёвая, из дрянного пластика, такие на сдачу дают в магазинах.

— Элементарно, Холмс, — откликается «волк». — Перед нами человек, которому было что отпереть ключами. И который любил выкурить папироску-другую.

— И что-нибудь порезать перочинным ножом?

— Нет, скорее, нож он с собой носил из-за штопора.

— Я думаю, вы правы, доктор.

— А это не ключи от усадьбы? — спрашивает Адомас. Я с размаху бью себя по лбу:

— Ну, конечно! Адомас, проверь ключи. Если они от дверей этого дома, тогда всё ясно — я не одна додумалась попросить кого-то присмотреть за Ядвигой. Всё логично: Марчин же не мог её оставить просто так, он над ней трясся, как над золотым яйцом, а когда вернётся, не знал. А с учётом того, что он и раньше мотался чуть не по всей республике, наверняка у него был постоянный помощник из соседней деревни.

— Здесь три деревни рядом, — говорит Адомас. — Он точно не из нашей. Ключи мы сейчас проверим. А с трупом что делать?

— Ну… можно в углу двора закопать.

— В углу двора — нельзя. Это посвящённая земля.

— Тогда в лесу. В любом случае, это уже ваши мужские заботы. Я существо нежное, во мне полтора метра росту, меня в это прошу не впутывать.

Пока мужчины возятся с трупом, я проведываю Ядвигу. Она всё ещё спит. На всякий случай я проверяю пульс — на месте. Когда Кристо с Адомасом уходят копать яму, я осматриваю кухню и погреб и понимаю, что несчастная старуха была голодна вовсе не от недостатка пищи в доме — еды как раз ещё хватало. Скорее всего, её относительно недавно принёс тот мужчина — думаю, вскоре после смерти Марчина, поскольку у Ядвиги вряд ли хватило бы сил самой как следует закопать голову. Странно, что мужик не расседлал коня. Может быть, он боялся мёртвых животных? Кто теперь узнает…

Я готовлю из мясных консервов, картошки и овощей обед и управляюсь как раз ко второму возвращению мужчин — первый раз они приходили за телом. Хорошо, что Марчин сумел провести в усадьбу водопровод и канализацию. Не представляю, как старинные люди без этого обходились.

— Чего-то чеснока много, — говорит Адомас, жуя моё «рагу». — И перца пересыпала.

— И картошки небось не доложила? — я усмехаюсь.

— А мне нравится, — сообщает Кристо.

— Вилктаки, что ли, любят поострее? — интересуется литовец.

— По крайней мере те, что выросли на цыганской кухне, — мне самой лично тоже нравится то, что получилось. Конечно, со свежей курятинкой было бы ещё лучше, но мне легче упокоить десяток мёртвых мальчиков, чем убить одну живую курицу. К тому же её надо ощипывать и потрошить, а я этого не умею.

— Так про труп, — раздумчиво говорит Адомас, запивая чаем проглоченную картошку. — Амулета-то на нём не было. Ни в карманах, ни на шее. Такие, понимаешь, дела.

— Какого амулета? — ради разнообразия любознательность проявляет Кристо.

— Для входа в усадьбу. Сюда же не может просто любой и каждый войти. Или тот, кому усадьба принадлежит, или тот, кого он проводит, или вилктак. А человек так запросто — нет, этого не может быть. Даже если он жрец, и то не войдёт. Не пройдёт мимо черепов. Нужен амулет. А у мужика его нет. И башню я успел посмотреть — нигде нет амулета. Может быть, бабка забрала?

— Зачем Ядвиге амулет? Кому она собралась его давать? — у меня в голове не укладывается картина обирания несчастной сумасшедшей трупа.

— А спросить надо. Потому что никого в усадьбе больше не могло быть. Кому бы ещё дали амулет и зачем?

— Подожди, а мне тоже надо тебе дать амулет, чтобы ты входил сюда с едой?

— Конечно.

— Я не умею их делать.

— Тогда тем более надо найти, у кого амулет Твардовского, — Кристо хмурится.

— Да. И как он сюда вошёл. Ещё раз — это мог быть только кто-то из хозяев усадьбы, раз… человек с амулетом, два… и — вилктак? Всё верно?