Право на доверие (СИ)

- Чего Вам, уважаемый?

Вопрос прозвучал грубее, чем мне хотелось, и не совсем внятно из-за набитого рта. Да и тема предстоящей беседы не вызывала у меня должного воодушевления. Я догадывалась, о чем пойдет речь – этот разговор мы уже начинали, и в прошлый раз мне успешно удалось отвертеться, сославшись на неотложные дела. Но спросить-то надо, хотя бы для порядка.

- Смотрю я на Вас, Госпожа Жрица, и дивлюсь – девица вы ладная, на лицо не дурная, фигурка тонковата, конечно, но это от жизни собачей, бродячей. Дык, чего ж мужика себе найти не можете?

Потрепанная шарманка завела знакомую песню. По деревенским меркам я уже старая дева, давно замуж пора – вот староста и усердствовал. Надеялся, что увлекусь каким-нибудь местным увальнем и осяду здесь. Своя жрица в деревне – большая удача. Одно дело – пришлая девица, которая исчезнет в любой момент, да и ждать от чужачки непонятно чего. Другое – собственная ведунья, хоть немного странная, но своя. Жрицы, они ведь тоже люди, родной дом защищать по всякому будут, а с ним и деревню в беде не оставят.

Такая нехитрая логика! Но ни улыбаться, ни тем более брезгливо поджимать губы нельзя. Отвечать пришлось серьезно. Звание жрицы (пусть присвоенное не совсем законно – кому нужны эти выпускные экзамены!) обязывало поддерживать честь Южного Храма.

- Наказ мне дан, Уважаемый, – ходить по миру да людям помогать.

Староста нахмурился, почесал пышную бороду.

- Людям помогать занятие, конечно, почетное. Только не бабское это дело пыль дорожную сапогами месить. Нашли бы себе мужичка толкового, хоть вон мельника-бобыля, а хоть и Петрушку своего вам сосватаю, молод парень, но удал. Обзаведетесь хозяйством, детишек нянчить будете.

Я представила лицо Харатэль, когда ей сообщат, что ее младшая сестра вышла замуж за мельника и обосновалась в заснеженном поселке, обозначенным на картах двумя квадратиками без названия. Шахты они шахты и есть. Браки между людьми и драконами - явление редкое, и всегда несут оттенок трагедии - век человека слишком короток по сравнению с нашим. К тому же у меня есть жених. Я его уважаю, считаю своим другом, но не люблю.

Да и так ли это важно, любить? Моя старая няня на все попытки завязать разговор об этом странном чувстве загадочно улыбалась и предлагала подождать до моего первого полета. Сестра только отмахивалась, а расспрашивать Криса или Алика я стеснялась. Поэтому все мои сведения были почерпнуты из дешевых романов соседки по комнате в Южном Храме, умудрившейся чудом протащить с собой несколько книг, ее же откровений о своих увлечениях, да пословиц и афоризмов, которыми сыпала одна из наставниц в Благословенном Доле. Мудрецы древности, например, считали, что «лучше дружба, похожая на любовь, чем любовь похожая на дружбу». Интересно, а что думает по этому поводу наш староста. Вот прямо у него и спрошу!

- А любовь как же, Уважаемый?

Староста лишь досадливо отмахнулся.

- Чушь собачья эта любовь. Стерпится-слюбится, как наши предки завещали. Главное что? Чтобы мужик денег в дом приносил, починить где, поправить, а баба хозяйством заведовала, прибрать, приготовить могла. Вон Аньку, женушку мою, и меня родители наши сосватали – двадцать пять лет вместе прожили и еще столько же, дай Боги, проживем. Дык, Вы подумайте, Госпожа, мы Вам и дом сладим – для своего человека ничего не жалко.

Я вздохнула и нехотя призналась.

- Есть у меня жених.

Может, теперь отстанет? Размечталась! Похоже, староста мне просто-напросто не поверил.

- Что ж он невесту свою одну по миру бродить отпускает. Непорядок….

Я уже не слушаю его, уносясь вдаль на гребне своих мыслей – есть у меня недостаток: не могу подолгу сосредотачивать внимание на одном предмете. Исхард даже не попытался меня остановить, да и вряд ли ему удалось. Но ведь мог хотя бы попробовать! А еще жених называется!

Но всерьез разозлиться на него у меня не получилось. Я внезапно поняла, что гул голосов постепенно затих. Умолк староста, оборвала рассказ о бесконечных похождениях пана девушка-менестрель, прекратили сплетничать кумушки, исчезло даже тихое шушуканье стайки девиц в углу. Казалось, слышно, как хрустит от мороза снег за окном да потрескивают горящие свечи. Минута тишины. Минута прощания. Когда каждый вспоминает, что плохого и хорошего было в уходящем году, и просит у богов покровительства в следующем.

В способность (а главное желание) несуществующих богов помочь мне разобраться с моими неприятностями я не верила, а думать обо всем произошедшем – не то, что минуты, дня не хватило бы. И вообще, опять мне всякая чушь в голову полезла…

Издалека донесся глухой звук колокола, прибитого над входом в шахту – часовни-то в деревне нет. Менестрель легко коснулась кануна, выплетая сложную мелодию, тихо запела, приветствуя новый день и новый год. К ней постепенно присоединялись хриплые грубые голоса шахтеров, высокие их жен и дочерей. Люди пели, не всегда попадая в такт, нестройным необученным хором, но их песнь казалась прекрасной потому, что шла от самой души. Я пела вместе с ними, оставляя ушедшему году его печали и проблемы. Вот только мне казалось, что проблемы не пожелают так легко со мной расстаться.

__________________________________________________________________________________________________________________________________

[1] От «лона» – любимица/избранная и «Ра» - бог солнца. Веррета – ученица, от «вера» - берущий и «рета»-книга/знания.

[2] Некоторые люди, несомненно умные и достойные, получают право узнать, что высшие жрицы Южного Храма на самом деле потомки Древних. Как знак особого расположения им дается имя на языке драконов и их покровительство. В именах людей не используется приставка «тиа».

[3] Канун - этот похожий на арфу струнный инструмент кладут горизонтально и играют с помощью надетых на пальцы металлических наконечников.

Глава 3

Жизнь шла своим чередом. Дни сменялись днями, складываясь в недели, недели превращались в месяцы. Остались позади трескучие морозы Просинца[1], отпели тоскливые песни вьюги Лютеня. К краю спешил Снегогон. Бесконечная зима, которая, казалось, никогда не завершится, начинала отступать перед входящей в свои права весной. Потемнели, подтаяли снега на полях. Кое-где уже виднелась почерневшая, сохнущая земля. Радостно звенела капель, разбиваясь на тысячи сверкающих на солнце хрусталинок-искр. А само солнце умылось тающими снегами и оттого сияло так ярко, что резало глаза. Небо затопило сочной синевой, какая бывает только в весенние ясные дни.

Я на минуту замерла, прикрыла глаза, полной грудью вдохнула воздух, напитанный духом тающего снега, прошлогодней травы, земли. Обновления. Запахом еще не пробудившейся жизни. Нет, кто бы что ни говорил, а определенно есть какое-то волшебство в приходе весны.

Интересно, а каким волшебным образом мне попасть вон в тот темный лесок, чернеющий впереди. До деревьев было версты полторы – минут десять-пятнадцать ходом, всего ничего, если не одно НО. Укатанная дорога, по которой я до сих пор шла, сворачивала влево, уводя к небольшой деревне с простым названием Березовка (оно и понятно, со всех сторон поселок окружают березовые рощи).

Путь прямо лежал по полю, еще покрытому снегом. Подтаявшие сугробы выглядели жалкими подобиями по сравнению с чудовищами, покоившимися тут зимой, но не становились более привлекательными. Влезть туда значило провалится по уши и вымокнуть до нитки. Принудительное купание не входило сегодня в мои планы, заставляя выискивать иные менее радикальные варианты решения задачи.

Попробовать дойти до Березовки (там, по слухам, деревья подступают к стенам домов)? Я мотнула головой, отказываясь от спасительной идеи. Топать еще десять верст к наверняка уже разобранным местными жителями березам было, откровенно говоря, лень.

Расстроено посмотрела на лес, перевела взгляд на туесок в руке. Вот и попила березового сока, Ланка! Снова взглянула на недоступные деревья, чернеющие за заснеженным полем. Сугробы на мой жалобный взгляд никак не отреагировали и таять в срочном порядке не стали. Поискать что ли охотничью тропу? Господин Хок упоминал о чем-то подобном. А, кажется, вот и она - лед вперемешку с водой и грязью. Я смирилась, решив потерпеть пару недель, пока хоть немного подсохнет: перевал вряд ли будет проходим раньше Травня – куковать мне в Шахтах еще месяца два.