Судьба Убийцы (ЛП)

Мальчик замер, а потом сказал дрожащим голосом:

– Я совсем не чувствую магию. Может, и Серебро мне ничего не сделает?

– А может, сделает. Отстрани ее от горла.

Он поднял запястье, и птица перепрыгнула ему на руку.

– Что ты наделала? – спросил Пер ворону. – Милое создание, как Серебро попало тебе на клюв? Как ты себя чувствуешь? Ты не больна?

В ответ она изогнулась и пригладила клювом перья. Они не посеребрились, но приобрели глянец, какого я раньше на них не видел.

– Хеби, – прокаркала она. – Хеби поделилась. Она научила.

Ах, укрепляющее средство Рапскаля, о котором он говорил в Делипае. Следовало догадаться. И не стала ли лучше ее речь после досуга, проведенного с драконами?

– Будь осторожна со своим клювом, – предупредил я ворону.

Она перевела на меня взгляд блестящих глаз.

– Я осторожна, Фитц. Просто очень устала. Отнесите меня к Совершенному.

Она забралась по рукаву Перу на плечо и, прежде чем закрыть глаза, наградила меня сердитым взглядом.

Я услышал, как Трелл рявкнул нам пошевеливаться, а не сидеть сиднем, как чайки. Пер смотрел на меня, не обращая внимания на капитана.

– Отнести ее к Совершенному?

– Сомневаюсь, что ты можешь ее удержать. Как бы осторожна она ни была, я хочу, чтобы ты был еще осторожнее. И предупреди остальных.

Брэшен снова рявкнул на нас, и Пер начал поспешно спускаться с криками, что Мотли вернулась. Когда Пер, как паук, сполз вниз с птицей на плече, к нему через палубу подбежала Спарк. Я спускался более осторожно.

– Ты и в самом деле принц? – спросил Кеннитсон, когда я замешкался рядом с ним.

Секунду я сомневался. Бастард или принц? Дьютифул сделал меня принцем.

– Да, – спокойно подтвердил я. – Но незаконнорожденный, поэтому не наследую трон.

Он пожал плечами.

– А этот парень, Пер, он был твоим конюхом?

– Да.

– Ты работаешь с ним бок о бок, и он совершенно не считается с тобой.

– Считается, хоть это и не бросается в глаза. Он уважает меня, даже если окружающие этого не видят.

– Угу.

Это прозвучало скорее задумчиво, чем презрительно. Даже несколько дней, проведенных на борту в качестве простого моряка, его изменили. Кеннитсону хватило ума понять, что раз его разместили вместе с простыми палубными матросами вроде Ант и Пера, то ему лучше отказаться от светских привычек. Он отложил свою изящную одежду и примерил те же свободные холщовые штаны и рубашку, что носили мы все. А после того, как Ант рассказала ему, что распущенные кудри может намотать на ходовой конец и выдрать с корнем, заплел волосы в косички и затянул в хвост. Ладони он обмотал полосками кожи – я догадывался, что они покрыты кровавыми мозолями - с пеньковыми тросами обращаться нелегко.

Больше он мне ничего не сказал, так что я поторопился вниз в ожидании новой команды.

Прошли десятилетия с тех пор, как я работал на палубе, но никогда раньше мне не приходилось трудиться на таком корабле как Совершенный. То, что корабль был живым, означало, что он способен принимать деятельное участие в путешествии. Он не мог поставить или спустить паруса, но мог указать рулевому лучший курс, ощущать, где течение быстрее, и предупредить, что нужно выбрать слабину троса. У него было тонкое чутье глубин и фарватера, которое он гордо продемонстрировал, когда указал экипажу курс из гавани Делипая, и снова, когда мы опасливо следовали проходами между Пиратскими островами, пока, наконец, не вышли в открытое море. Совершенный разрезал высокие волны, а наша куцая команда старалась приноровиться к его темпу.

Не только я восхищался живым кораблем. Члены экипажа, которых мы приняли на борт в Делипае, открыто восторгались тем, как Совершенный участвовал в нашем походе. Вскоре штурман робко попросила разрешения обсудить с носовой фигурой свои карты, чтобы подправить их с учетом знаний корабля. Предоставленный сам себе, Совершенный стал почти приветливым, особенно с Бойо и Кеннитсоном.

Несмотря на это, мое превращение из пассажира в матроса проходило нелегко. Втайне я всегда гордился тем, как хорошо сохранился для своих шестидесяти лет. Этим я по большей части был обязан Скиллу, которым меня когда-то вылечили и который все еще бежал по моим венам и обновлял тело. Однако быть здоровым не означает быть крепким. Первые дни тянулись бесконечно. Мозоли от меча или топора – это не то же самое, что шершавые ладони, которыми работа со снастями награждает моряка. Следующие несколько дней были изнурительны: ноги, спина и руки – все болело. Мышцы и плоский живот возвращались медленно. Хоть мое тело и восстанавливало само себя, но лечение бывает не менее болезненным, чем само увечье.

Несмотря на пополнение экипажа в Делипае, нам не хватало людей, еще меньше было тех, кто привык ходить на живом корабле. Окончание вахты не гарантировало, что мой отдых не будет прерван. Команда «Всех наверх!» могла прозвучать в любой момент. Как и предсказывал Брэшен, нам не встретилось попутного течения с юго-запада. Земля превратилась в полосу низких облаков на горизонте позади нас. Когда я проснулся следующим утром, она скрылась из виду.

Спарк и Пер оба расцвели. Они весело сновали по снастям вместе с Ант. Клеф был прекрасным учителем, а теперь к нам присоединился и такой опытный матрос как Бойо. Лант, работавший вместе со мной, пытался вбить в свое тело взрослого мужчины навыки, которыми гораздо легче овладеть в детстве. Я ему сочувствовал, но он не жаловался. Мы все ели столько, сколько нам позволяли, и спали, как только выпадала возможность.

Дни обрели размеренный ритм. Если бы я был моложе и у меня не было в жизни иной цели, кроме как заработать себе на хлеб, я был бы доволен. Враждебность команды, вызванная тем, что мы собирались разрушить их привычную жизнь, развеялась из-за необходимости день изо дня работать с нами бок о бок. Я избегал любых разговоров, которые могли напомнить им, что в конце этого путешествия Совершенный собирается превратиться в драконов.

Я восхищался терпению Брэшена с Кеннитсоном. Капитан неоднократно ставил нас вместе на вахту. Трелл обращался ко мне исключительно «Принц Фитц Чивэл», и я, наконец, взял в толк: он хотел показать мальчишке, что даже особа королевской крови не брезгует черной работой. Однако Кеннитсон стремился освоить навыки матроса не по приказу Трелла, а по собственному желанию, чтобы его воспринимали как равного или даже более умелого, чем остальные. Смотреть на него было жалко. Он пускался наперегонки с более опытными матросами, чтобы получить задание, и громко выкрикивал:

– Я могу это сделать!

Иногда он пренебрегал помощью или замечаниями касательно своей работы. Он не был глупцом, но его переполняло высокомерие и отчаянное желание быть правым. Еще больше жалости вызывал Бойо, оказавшийся между родителями и человеком, с которым он хотел подружиться. Кеннитсон относился к нему, как к умилительному щенку, и временами выказывал пренебрежение к его матросским навыкам. Иногда я замечал, что Бойо тайком заново скруживал за Кеннитсоном снасти, ослаблял и по-новому подтягивал провисшие тросы. Я ничего не говорил, однако был уверен, что раз уж я об этом знаю, то его отец и подавно. Если Брэшен допускал это, то не мое дело открывать рот. С тайным любопытством я наблюдал, как Кеннитсон мечется между человеком, который жаждет освоить навыки моряка, и принцем, который не может признать, что он чего-то не умеет. Я надеялся, что беда его минует.

Бойо вырос на глазах у первого помощника Клефа, было бы логично, если бы эти двое стали близки, поэтому я удивился, когда Бойо подружился с Кеннитсоном. Клеф был юнгой на Совершенном в те времена, когда Кеннит изнасиловал Альтию и попытался отправить корабль на дно, однако он жаловал Кеннитсона по его собственным заслугам. Казалось, Кеннитсон легче принимает критику Клефа, чем вмешательство Брэшена. Я боялся, что Пер может приревновать, потеряв внимание Клефа, однако вместо этого он влился в их компанию, и вскоре они стали обедать все вместе. В один из вечеров Пер присоединился к ним за игрой в кости. Тогда я понял, что его приняли в кружок, и расслабился. Мальчишки добиваются того, чего хотят.