Сила двух начал (СИ)

Но темнота вдруг рассеялась, боль притупилась и Мэри, поднявшись на ноги с большим трудом, заставила себя идти вперед, к Хогвартсу. Волшебница понимала, что это — безумие, ведь боль, было, отпустившая ее, вновь завладела ее телом из-за малого количества выпитого зелья. Вот она уже ног не чувствует, а через секунду понимает, что и тела – тоже... все ее ощущения куда-то ушли, сознание угасало с каждой секундой все больше и больше, и лишь борьбу в медальоне Мэри ощущала ясно – такой сильный жар сейчас шел от него. Вот нет даже этого ощущения – на замену ему приходят муки душевные, что являются для нее худшей долей, чем муки телесные. Ее душу словно рассекают невидимым огненным мечом на мелкие частички, уничтожая ее, стирая из бытия... И смертельный огонь лишь будет помнить о ее душе, сжигая ее...

Она уже считала себя полностью уничтоженной, когда почувствовала смертный ужас – ужас перед чем-то огромным и темным, что властвовало сейчас там, куда она попала. Это что-то будто бы оценивало ущербность ее души, и его губительная энергия вмиг поработила Мэри, затянула в черный водоворот мрака, из которого ей уже не было шанса вырваться... Но неизвестное нечто в какой-то момент перестало обращать на нее внимание, отвлекшись на что-то другое – то, что представляло для него большую угрозу. И невероятное облегчение – последнее, что ощутила волшебница, прежде чем осознала, что теряет сознание...

Придя в себя, Мэри с первой секунды почувствовала, что вернулась в мир людей – впереди она видела не тьму, а свет, и стремилась как можно быстрее выйти из того колодца мрака, в котором пребывала до этого.

Постепенно возвращались потерянные чувства, и прежде всего – осязание. Так она узнала, что лежит в кровати, обоняние подсказало, что, скорее всего, в больнице, зрение же все никак не хотело вновь подчиняться ей. Но, после усилий с ее стороны, все-таки подчинилось воле Мэри – и она увидела, что лежит в палате, абсолютно идентичной той, в которую попала год назад. Она была здесь одна, и одиночество, вначале обрадовавшее волшебницу, очень скоро начало тяготить ее. Ей страстно захотелось, чтобы хоть кто-нибудь зашел к ней, рассказал, что с ней было... Но очень долго Мэри слышала лишь тяжелые удары собственного сердца и чувствовала неясную пульсацию в медальоне. Тишина, мучавшая ее сейчас, давила на уши, и она чуть было не закричала лишь оттого, что безумно хотелось нарушить ее, когда, наконец, к собственной радости услышала шаги за дверью. Вот они стихли, а парой секунд позже дверь отворилась, и в комнату зашла Джейн. Вид целительницы слегка потряс Мэри – круги под глазами, осунувшееся лицо, стеклянный взгляд – видимо, спала Джейн очень мало либо не спала вовсе. Слабая, вымученная улыбка исказила лицо целительницы, сделав его похожим на маску.

— Быстро же ты в себя пришла, не ожидала,— заговорила Джейн тихо, и в голосе ее ясно прозвучала усталость. Мэри, было, попыталась что-то сказать, но не смогла – лишь тихое шипение и хрипы вылетели из ее уст. Услышав подобное в другой обстановке, она рассмеялась бы, но теперь ее сознанием овладела паника. Видимо, она отразилась на лице Мэри – Джейн, криво улыбнувшись, сообщила бесцветным тоном:

— Голос вернется к тебе чуть позже. А пока я расскажу, что происходило с тобой с двадцать пятого мая. Тебя доставили сюда уже под вечер, и я вначале подумала, что тебя уже не спасти, но еле слышное сердцебиение сказало мне, что еще не поздно. Но я даже не успела ничего предпринять — ты вдруг закричала, да так страшно и душераздирающе, что мне чуть плохо не стало. Уж не знаю, что там за муки ты испытывала, да только ты кричала без перерыва так долго, пока совершено горло не сорвала. Но и после, в тишине, я все еще слышала твои крики, что навсегда остались в моем сознании и до сих пор не дают мне спать, делая все мои сны кошмарами. Потом ты перестала кричать, но твой рот все равно был открыт в беззвучном крике... почти сразу ты впала в коматозное оцепенение, что длилось 13 дней, закончившись сегодня.

Пока Джейн говорила, Мэри помимо боли в ее голосе чувствовала и сострадание целительницы, за которое и поблагодарила ее мысленно. Она ожидала от целительницы каких-то зелий, но та, правильно истолковав взгляд Мэри, лишь покачала головой в ответ:

— Никаких зелий в этот раз, кроме сонного зелья. Сейчас тебе лишь сон поможет.

Мэри ощутила правоту волшебницы, и, проглотив сонное зелье, мгновенно провалилась в сон...

Проснувшись, волшебница сначала не поняла, где находится – наверное, просто не привыкла к ослепительной белизне стен. Небольшого размера палату, где она лежала, озаряли веселые солнечные лучи – день был в самом разгаре. Она попыталась припомнить то, что с ней происходило во время приступа, но вся память была словно в тумане, что никак не хотел рассеиваться. Слова так же не хотели произноситься, сколько бы Мэри не прикладывала усилий для этого. Так что сейчас ей только и оставалось, что лежать без движения (так как она до сих пор ни единым мускулом пошевелить не могла), и думать о том, что в данный момент происходит в Хогвартсе. Сейчас у всех учеников шла экзаменационная пора, а профессора принимали экзамены и отдыхали от уроков... Перед глазами Мэри очень четко встали картины из недавнего прошлого: прогулки по Запретному лесу вместе с Кэт, Сильвой и Жемчугом, уроки со Снеггом, Эйвери и Мальсибером... Словно она отдельную, не связанную с прежней жизнью, жизнь прожила. Разительно отличающуюся от той, что была год назад...

Погрузившись в размытые сонной дремой думы, Марго почти уснула, но в определенный момент осознала, что лежит, уставившись в потолок, по которому прыгали солнечные зайчики. От их созерцания волшебницу отвлек шум шагов за дверью – в комнате появилась, к огромной радости Мэри, Кэт Мейнджен. И не одна, а с Джейн Келленберг, что выглядела еще более вымотанной, чем вчера.

— Не жди от Мэри ответов – голос вернется к ней нескоро,— произнесла Джейн предупреждающе. Но Кэт это, как будто, не было важно – улыбнувшись Мэри, она присела к ней на кровать.

— Я рада, что ты, наконец, пришла в себя,— произнесла Кэт,— мы с Хагридом так перепугались, когда тебя в полумертвом состоянии обнаружили. Думали, что тебя уже не спасти...

У Мэри защемило сердце от той теплоты, что звучала в каждом слове Кэт.

А волшебница, между тем, продолжала:

— Мы и не надеялись, что ты выйдешь из комы так быстро – на четырнадцатый день, ведь муки твои, по описанию Джейн, были поистине чудовищными, если судить по тем крикам, что она услышала от тебя 25 мая. Но, тем не менее, теперь ты быстро пойдешь на поправку, хоть и будешь удивлена теми изменениями, что произошли в тебе. Если говорить о внешности, больше всего волосам досталось – даже поседела.

Последняя фраза была шуткой – Кэт сказала ее так, что Мэри даже и не подумала поверить ей. Но улыбка Кэт скоро исчезла, и следующие свои слова волшебница говорила уже серьезно:

— Скорейшего выздоровления, Мэри – вскоре я еще навещу тебя, скорее всего, с Хагридом. Нам будет очень не хватать тебя.

Улыбнувшись Мэри на прощание, Кэт вышла из комнаты, оставив волшебницу наедине с Джейн. Вид у Джейн был такой, словно она жаждет серьезно поговорить с Мэри, но целительница ничего говорить не стала, лишь влила в ее рот очередную порцию сонного зелья. Мэри едва успела подумать, что вскоре будет спать целыми днями, как уплыла в блаженную неопределенность сна...

Дальнейшие дни для нее стали вроде одного, слишком уж растянувшегося во времени, дня – она почти все время спала, а, проснувшись, подкреплялась легкой едой вроде каши, и опять засыпала. Но состояние ее с каждым пробуждением становилось все лучше и лучше – вот она уже может сгибать и разгибать пальцы, чуть сгибать руки в локтях и ноги в коленях, переворачиваться на бок и живот... Подвижность возвратилась к ней быстрее, чем речь, но когда произошло и это чудо, прошло, как сообщила пришедшая в ее палату в очередной раз Джейн, восемь дней.

— Теперь, раз ты можешь говорить, я, наконец, скажу тебе то, что должна была сказать еще десять дней назад,— добавила Джейн таким тоном, словно ее следующая весть Мэри будет очень плохой. Волшебница же, не вполне отошедшая от приступа, лишь пожала плечами в ответ.