Город голодных теней (СИ)

На площадке, ожидая лифта, Влад, морщась в неохотной улыбке, сказал:

— Не обращай внимания. Я здесь с детства, так они всё пытаются меня пристроить. А если не пристроить, то хоть с кем-то свести. — А в квартире спросил: — Умыться хочешь? Я после таких поездок как после субботника.

— Неплохо бы, — пробормотала Тася, оживившись, едва он закрыл дверь — и послышались щелчки двух замков.

— Иди — сюда, — он показал на коридорчик слева. — Я пока выгружу, что купил.

Умылась она быстро. Тоже осталось ощущение грязи на коже. Только не как после субботника, а от одного воспоминания о серости города-двойника. Он как будто облепил её грязным инеем, остающимся на ноябрьских дорогах по утрам. Хотелось вообще залезть в ванну или встать хотя бы под душ, чтобы смыть с себя… липучее прикосновение этого странного города.

Выйдя из ванной комнаты, Тася постояла, вспоминая, и медленно пошла на кухню, откуда доносилось постукивание ножа о доску.

Влад, чему она нисколько не удивилась, орудовал ножом не хуже повара.

— Нарезку сделай, ладно? А я пока в ванную.

— Иди-иди, — сказала Тася, вставая к кухонному столу и с любопытством оглядываясь. Кухня просторная, не то что у неё. Кроме всей бытовой техники помещались два стола: кухонный и обеденный. Обеденный стоял посредине помещения — уже с тарелками и салатниками. Тася хмыкнула. Когда Влад сказал, что «дома шаром покати», она решила, что он сейчас накупит того, что можно быстро сварить или нажарить. То есть купит того, что купила бы она — со своей привычкой к экономии. Влад же, ничтоже сумняшеся, набрал уже готовые блюда, которые надо было лишь разогреть.

Через несколько минут Тася тихонько подошла к ванной комнате, прислушалась. Кажется, он встал под душ. Тогда она быстро обошла квартиру. Да, трёхкомнатная, как и сказал. Ту, в которой он спал и проводил времени больше, чем в остальных, узнала сразу: по наваленным везде кучам белья, по широкому дивану, на котором постельное бельё явно давно нуждалось в замене; по въевшимся в стены и в мебель запахам курева и мужского дезодоранта. Оглядев комнату, она почувствовала, как зачесались руки немедленно отсортировать бельё, перестелить диван. Но вздохнула и поспешила взглянуть на другие две. Обычная мебель, как у всех. Не сказать, чтобы особенно богато было. Единственное, что отличало эти комнаты, — затхлость помещений, в которые не заглядывают. Тася не выдержала и подошла открыть форточки. Хоть чуть посвежей будет.

Быстро и аккуратно вываливая салаты в салатники и поглядывая на шкворчащие на сковородках гарниры, Тася вдруг подумала: а понравится ли ему, что она хозяйничает на кухне, как на своей? Судя по притулившейся рядом с газовой плитой микроволновке, он бы предпочёл просто сунуть все покупки в судки и разогреть, а не переворачивать время от времени в дымящихся сковородках купленное. В одну из них Тася, кстати, засунула два куска пирога, которые мама дала с собой в дорогу. Потом некоторое время смотрела на какую-то штуку над плитой и сообразила, что это кухонная вытяжка. И, поразглядывав, как она включается, нажала кнопку. Загудело. Вроде работает.

А ещё, пока Влада не было, Тася позвонила маме и предупредила, что у неё всё хорошо. Привычка такая: на ночь глядя — обязательно созвониться, пожелать спокойной ночи. Мама передала приветы от детей, и Тасе сразу стало легче.

— Вкусно пахнет, — сказал Влад, стоя в дверях.

— Ну, если ты сядешь и поешь, будет не только вкусно пахнуть, — неловко пошутила Тася. И кивнула: — С салатов начнём?

— Нет. У меня здесь коньяк есть хороший. — Он подошёл к висячему шкафчику и вынул с полки бутылку. — Не бойся. Хорошая вещь. После таких поездок — самое то.

— Ты… каждый раз пьёшь? — насторожилась Тася.

— Нет. Говорю же — не бойся. Раз на раз не приходится. Бывают путешествия в тот город лёгкие, бывают — тяжёлые. Сегодня… — Он замолчал, глядя на янтарную жидкость в бутылке. — Сегодня было… — Он взглянул на неё и криво ухмыльнулся. — Сегодня я думал, что не вернусь. — Влад поставил на стол обычный гранёный стакан и рюмочку перед Тасей. Сел. — Выпьем — за то, чтобы возвращаться.

Она осторожно понюхала налитое в рюмочку: в нос пахнуло острым и чуть терпким медовым ароматом. Влад дожидаться не стал — выпил махом. И набросился на еду. Тася поколебалась, но, вспомнив прохладу, словно застоявшуюся внутри, тоже опрокинула рюмку. Несколько минут они молча уничтожали ужин, нисколько не чувствуя насыщения, пока Тася не напомнила себе, что ощущение сытости приходит позже, а слишком тяжёлый желудок — это не то, о чём она мечтала бы перед сном.

Она молчала, пока Влад пил стакан за стаканом и не пьянел. Но и не расслаблялся. Наконец, когда она занялась виноградной веточкой, по одной отщипывая от неё тяжёлые полупрозрачные ягоды, он взглянул на неё и спросил:

— Осуждаешь?

— Нет. Это твоё дело. Да и не знаю я. Может, у экстрасенсов всё по-другому.

— Про меня никто не знает, — вдруг сказал он, словно и не услышав её слов. — Все в городе знают всемогущего Алексеича, все друг другу передают по цепочке, что это он сильнейший экстрасенс. И, если не нашёл пропавшего он, никто и никогда больше не найдёт. — Влад упорно смотрел на свой гранёный стакан, а Тася некоторое время мучительно соображала, про какого Алексеича он говорит. Сообразила — про того крепыша с коротким носом. — Только вот не искатель он. Он разрушитель по своей внутренней натуре. Он разрушает на раз. Поэтому приходится с ним иметь дело. У меня сил не хватит, а он это делает легко. На раз. Только глянет — тень сдохла. Бабки он, конечно, хорошие делает на этом деле. То, что он мне отстёгивает, — мелочь. Ты подумай только, сколько народу уходит в тот город. К Алексеичу не все идут. Дорогой для них он. — Влад снова в два глотка выпил и снова налил, сам — локти на стол, глаза вниз — невидяще, в тарелку. — Были те, кто хотел квартиры продавать, только чтобы их родственников нашли. Он — наотрез отказался. Судиться, если что, боится. Да и я столько народу не переведу. Его тоже брать не могу. Тот город — сам разрушение. Его отталкивает. Не пускает. А эта, дура крашеная, всё лозунги какие-то произносила. Так и не понял — всерьёз или по дурости. У неё только и было одно хорошее — дар идти по фотографии. А так — дура дурой. Я ей говорю: стой здесь! Она считает себя умней моего. Дай волю — полгорода тамошнего обежит, пока меня нет. Мы всего неделю на пару работали. Замучила она меня — убил бы дуру! Мы ведь туда — порой несколько раз в сутки бегали. Так она меня сколько подставляла: оставишь с одним, идёшь искать другого, а вернёшься — найденный лежит, брошенный, а её вообще нет. Ждёшь-ждёшь, а она выпорхнет откуда-нибудь: ой, а ты меня давно ждёшь? — И, почти не переводя дыхания и не меняя интонаций, он так же монотонно сказал: — Закурю — перетерпишь?.. А последние три ночи она вообще сдурела. Решила, что ходоком тоже может быть. И прошла. Да только толку… — Он скривился, то ли злясь, то ли выпуская дым уголком рта. — Если б не ты, мне б и сейчас пришлось с нею в паре… До сих…

Он было схватил снова бутылку, но она оказалась пуста. Влад огляделся. Тася твёрдой рукой отодвинула вторую и подложила ему в тарелку нарезки из колбасы и сыра.

— Поешь. Ты почти ничего не ешь. Печень подсадишь.

Он взглянул на неё внимательно.

— Что ты видела в последние три ночи? Как она бежала? Стреляла?

— Да, — помедлив, ответила Тася, отбирая у него стакан.

— Ты сильней, — снова внезапно заявил Влад. Пьяным он не выглядел. В её глаза смотрел тяжело, но настойчиво, словно высматривая что-то видное только ему. — Ты знаешь об этом? Ты сильней. В последнюю ночь она выскочила из города-двойника и умерла. Ты дышала за двоих. И спасла её. Любопытственно, чёрт возьми, каким образом ты её подцепила? — Он спросил это так, словно говорил о какой-то инфекции. — Что стало связующей нитью для вас обеих? Трудно поверить, что у вас есть что-то общее.

— Влад, — не совсем уверенно сказала Тася. — Откуда эта чертовщина взялась?