Бродяга. Путь ветра

Долго ее держать нельзя — часов пять-шесть, иначе можно не вернуться. Но за это время остров можно перебрать буквально по песчинке. И, кажется, этим уже занялись: Ян ощутил сосредоточенный взгляд, скользнувший совсем рядом, взгляд, ищущий не только и не столько лицо, сколько мысли, чувства…

Он попятился, укрылся за углом склада. Заставил себя думать спокойно, набросив — не без помощи обруча — покрывало сонной скуки, и беззаботной походкой гуляющего горожанина направился к выходу из порта. А ведь больше всего сейчас хотелось бежать. Бежать сломя голову, все равно куда — лишь бы подальше.

Но побежать сейчас — все равно, что закричать на весь остров: «Вот он я!» Да и некуда. Мастера успели закрыть порт, и не только порт — весь остров захлопнули, как ловушку, в которой оказался опасный, диковинный зверь…

Ян усмехнулся, обрывая мысль.

Не зверь. Куда уж…

Букашка.

Хуже того — пустое место.

Бездарь, в руках которого неожиданно оказалась ценная вещь.

Иллэнквэллис. Интересно… что смог бы с его помощью Огнерукий Вальм? Или Эльда? Или… сам Ар Гиллиас, его Светлость, и без обруча бывший одним из великих? Только ли страх и забота о Равновесии заставляют Верховного так беспокоиться, а?..

Но и об этом думать не время.

Дверь захлопнута; семь окон в Светлой галерее, выходящие на самые разные места мира — скорее всего, тоже. Но кроме дверей и окон, должен ведь быть и другой выход.

Ян погрузился в поиск, осторожный, тихий. Только бы не пересечься с теми, кто ищет сейчас его самого — с не меньшим тщанием и осторожностью…

Остров лег перед ним, словно рисунок цветной тушью на гладком полотне айдан-гасского шелка — рисунок живой и яркий, обрезанный правильным кругом по синему полю…. значит, за Завесу карта не проникает… Но синее Яна интересовало мало, он всматривался в зелень лугов, полей и леса, бледно-желтый песок пляжей и сеть серых дорог в поисках следа — почти неуловимого, как след от игольного укола на ткани.

Не на вершине… Здесь ткань мира трепещет от постоянного напряжения Силы, но туда — точно не пройти. В Дальнем лесу разрывов нет, все ровно. На дороге меж Обителью и Кузницей — след есть, но старый, давно затянувшийся (…человек в сером плаще, басовитый смех…)

Вдруг шелковая гладь пошла рябью от множества касаний, словно десятки невидимых пальцев пыталась что-то нащупать. Некоторые из них оказывались очень близко, и тогда Ян — вне карты — чувствовал холодок, подобный веянию ветра от быстро прошедшего рядом человека… Он замер, сжался в точку, угасил все мысли и вместе с ними — образ карты, успевая заметить напоследок: на другом берегу озера, не доходя до витой ограды школьных виноградников, — тот самый след.

— Вы вольны отказаться, милостивые государи, — подчеркнуто вежливо проговорил Ар, стоя в центре зала, где обычно находился стол Совета. — Но Сфера все равно будет использована. Молчаливых труднее будет держать, однако иного выхода нет.

Лэссан поднял узловатый посох первым — заколыхались невянущие листья, мелькнули и исчезли зеленые огоньки. За ним воздел огненный жезл Вальм; и последней к кругу присоединилась Эльда, в руке которой вместо жезла или посоха возник тонкий и прямой серебряный клинок.

Антара, ясное дело, никто не ждал — оставили сидеть в уголке, только из вежливости не связав заклинанием.

Ар Гиллиас вознес руки со сферой кверху и начал произносить формулу вызова. На плечи стоявших лег невидимый, но ощутимый груз.

От Колодца донесся странный звук — на грани шипения и свиста, словно ветер промчался по сосняку.

Мгновение спустя во дворе перед башней уже стояли Молчаливые.

Бестелесные — сгустки чистой Силы, не обремененной ни плотью, ни чувствами.

Незримые — хотя при взгляде сквозь них, как сквозь нагретый воздух над пустыней, все остальное кажется зыбким и искаженным.

Неуязвимые — по крайней мере, средства, способные остановить Молчаливого или лишить его бытия, пока неведомы никому.

Приказ — не словом, но мыслью, образом — всколыхнул пятерку безвидных сущностей, бросив их в хоровод вокруг колодца — опять-таки, невидимый и неслышный, но ощутимый.

Вначале медленный, темп нарастал с каждым кругом. Быстрее вращались пляшущие вокруг серой сферы искры. Явственнее напрягались маги, сжимая посохи и жезлы.

И вот, после очередного витка, различимого уже не только волшебным, но и самым обычным взором — на рубиновой брусчатке обозначилось серое, словно выжженное, кольцо, — хоровод распался, и существа, составлявшие его, ринулись к озеру, перемахнув по пути через правое крыло школы. На короткий миг они оказались очень близко к башне, к застывшему в напряжении кругу магов… нездешним дыханием обдало их, и нахмурился Вальм-огневед, ощутив мертвый холод Внемирья.

Держать круг стало намного легче: Молчаливые почуяли след и устремились за добычей. Обращенное к озеру окно выросло, потеснив соседние, и приблизило берег, безошибочно проследив их цель — еле заметную мальчишескую фигурку в сером плаще.

Семимильные сапоги бывают только в сказках. Да и неудобная это была бы штукенция — поди попади именно туда, куда тебе надо; а уж на Торинге и вовсе: лишний шаг — и добирайся потом до берега вплавь…

Но, окажись они под рукой — под ногой то есть, — Ян бы рискнул.

Потому что «тот берег озера» оказался куда дальше, чем хотелось бы.

Но вот и он: зеленый, пологий, поросший ласковой мягкой травой и — по краю воды — невысокими ивами-печальницами. За озером — аккуратные прямоугольники полей, прорезанные дорогой в город. Справа — холмы, постепенно вырастающие в горы, укрытые по подолу Дальним Лесом. Слева и сзади — ровные ряды виноградников, уже школьных: пурпурные от ягод лозы держались в воздухе безо всяких видимых столбов и веревок. За ними — собственно Школа, против солнца кажущаяся неприятно темной… пожалуй, как раз к ней-то и стоит повернуться лицом.

Скрестив ноги, Ян устроился в том самом месте. След ощущался безо всякой карты. Осталось сообразить, как вновь открыть переход…

Мыслью, образами, чувствами паренек потянулся к точке прорыва.

…Калитка. Старая железная калитка в глухой каменной ограде. Приржавевшие петли. Засов без замка, но тоже — схваченный ржавчиной…

Обруч отозвался едва заметной дрожью: Сила.

Здесь нужна Сила — резкий и мощный выброс.

А значит — нужно время, чтобы ее собрать…

Левая рука легла перед грудью, ладонью вверх. Правая — над ней, почти зеркально, словно прикрывая сверху уснувшего котенка.

Только вместо зверька меж ладонями дремала, нарастая, Сила.

Пушистый, искрящийся комочек. Еще немного, и путь будет открыт…

— Очнись! — то ли услышал, то ли почувствовал он, и, прежде чем сознание успело спросить «зачем» и «почему», Сила из маленького шарика превратилась в сферу, укрывшую его со всех сторон. А еще мгновение спустя сфера Силы дрогнула от пяти одновременных ударов — ударов, каждый из которых в отдельности должен был обратить его в прах.

Пять неясных, искажающих свет пятен. Чуть примятая трава, неожиданно схватившаяся инеем. Ни злобы, ни гнева — только тягучий, голодный холод. Уже не удар — осторожные, чуть ли не боязливые касания. По очереди, словно перебрасывая друг другу горячую картофелину.

Дождаться, пока остынет — и съесть.

«Ну уж нет!» — возмущение плеснуло огнем по жилам, подбросило на ноги, попутно найдя выход и в слове:

«Покажитесь!»

Его желание, подкрепленное Силой, оказалось приказом.

И Молчаливые не смогли воспротивиться.

«Свет всемилостивый!» — прохрипел, бледнея, Рав.

Обретя зримый облик, Молчаливые оказались невыразимо уродливы.

Отвратительны до той степени, на которой стирается грань между уродством и мрачной красотой, а ужас сливается с восхищением. Язык человеческий неспособен передать их вид — и даже через много лет, в бытность свою Главой Совета, Мастер обликов Гэйнар не любил вспоминать этот момент.