Бродяга. Путь ветра

— Я, как и все мы, уважаю и ценю мастера Антара, — начал, оглядев собравшихся, Ар Гиллиас. — Но причина того, что вы собраны спешно и втайне — очень серьезна. У меня есть основания полагать, что Антар утратил способность рассуждать беспристрастно — по крайней мере, в некоторых вопросах…

Он сосредоточил взгляд на крышке стола и добавил:

— То, о чем мне придется говорить, пришлось бы ему не по нраву.

В зале вновь стало тихо. Слишком тихо.

Подняв глаза — красные, с недосыпа — или от избытка чтения? — он продолжил:

— Многие из вас отметили некоторые… странности в поведении Яна, воспитанника Антара. Странности, проявившиеся совсем недавно — в течение прошлого месяца.

— Странности! — хмуро усмехнулась Эльда, покачав головой. — Если бы он захотел, одолел бы и меня. При всем моем опыте.

— Сила у парня невероятная, — согласился Вальм. — И владение — далеко не ученическое. Да что говорить — вы же видели позавчера фейерверк над заливом…

Приглушенный гул голосов: зрелище, в которое вылился урок огневедения, помнили все. В вечернем небе полчаса сражались стаи огненных драконов — почти настоящих, в точности (специально сверили с хроникой) повторяя один из эпизодов битвы за Леммифад.

— А задумывались ли вы, почтенные коллеги, об источнике этой немыслимой силы? — перекрыл шум резкий голос Гэйнара.

— Именно, — уронил среди наступившей тишины Ар, выждав пару мгновений. — Я задумывался.

Книга, возникшая в руках Главы Совета, имела неприятный, почти угрожающий вид — без украшений, без названия на черном гладком переплете, снабженном только номером. Она была взята из Закрытого зала — того, где Орден Света хранил знания, более приличествующие Ордену Тьмы.

— Нет, коллеги, это не «Скрижали живой смерти». Это — «Предания Бродяг», ересь, известная многим, и тем более опасная: слишком похожа она на наше Учение. Вам, вероятно, знакомы эти слова:

«Последовав обману Кай-Харуда, люди утратили связь с Бытием и способность видеть истину. Очнувшись же среди черного пламени, они были неспособны что-либо изменить и обречены на гибель.

Аль, видевший это, не воспрепятствовал свободе их выбора, однако желал спасти их. Он не мог прийти в истинном облике, ибо тем самым разрушил бы переродившуюся человеческую суть. Тогда, облекшись плотью, он протянул руку сквозь темное пламя и извлек из него людей, ставших отныне смертными, и поместил их в мир Вэйле — Альверон.

Пламя оставило на руке Настоящего незаживающие ожоги — оттого и именуют его Аль Ка-Тэйнат, „Опаленная Длань“. Руку его видят изредка те, кто идет по Дороге; очей его не видел никто из ныне живущих…»

Ровный голос Мастера умолк. Кто-то в зале тихо спросил:

— Мы действительно знаем это. Зачем перечитывать, Верховный?

Ар Гиллиас, грустно улыбнувшись, ответил:

— Аль, «Настоящий», — конечно же, выдумка, как и Кай-Харуд. Однако в его образе воплощена идея древней, неподвластной закону Силы. Не мне говорить вам, сколь хрупкое равновесие существует между Светом и Тьмой, и как опасно было бы любое его нарушение.

И добавил:

— Не знаю, каким образом Иллэнквэллис дает Силу. Но в одном уверен: мощь, которой владеет Ян, Ордену Света не подчиняется. И, насколько я могу видеть, — это даже не Тьма.

Маги переваривали услышанное секунд десять. Потом зал взорвался бурей тревожных голосов: «Све-ет всемилостивый!», «Чем Кузнец думал?», «Снять, снять немедленно, пока беды не случилось!»

Подняв руку, Верховный заставил Совет утихнуть.

— Нужно ли собирать Совет ради того, чтобы снять с парня обруч? Не думаю, чтобы он воспротивился Антару… хоть и трудно ему будет отказаться от Силы, однажды ощутив ее, — сказала, склонив голову набок, Ливения.

— Будучи единожды надетым, Иллэнквэллис не может быть снят: связи, соединившие обруч и сознание, при разрыве сокрушат мозг, — бесцветным голосом проговорил Ар Гиллиас.

— Неужели — никто и никогда? — переспросила Мастер Душевед.

— Всего один человек смог одолеть Обруч и снять его при жизни. Взрослый. Зрелый маг. Мальчик — не сможет…

В глазах Верховного на миг блеснули слезы. Но — только на миг… а может, показалось?

— Иногда ради Света и Равновесия приходится жертвовать жизнью. И, поверьте, проще было бы — своей. Но, как главе Ордена, мне приходится принимать и очень… нелегкие решения. Я хочу знать, что думаете об этом вы.

Гэйнар откликнулся первым:

— Думать тут уже нечего. На кону — Равновесие. Обруч нужно снять и вернуть. Любой ценой.

И поднялся, выражая согласие.

— Я бы не стал спешить…. Возможно, паренька удалось бы… приручить и использовать на благо Ордена… — протянул, глядя куда-то поверх голов, смотритель Лэссан. Он остался сидеть, причем выглядело это не как протест — просто так ему было удобнее…

— Риск велик. Слишком велик, — сказал, медленно поднимаясь, Зэйан.

— Нет. Просто — нет, — мотнула головой Эльда, крепко сжав подлокотники кресла.

Члены Совета — один за другим — вставали. Или оставались сидеть.

Последним встал, ни слова не говоря, Рав. Четырнадцать против четырнадцати, поровну — сосчитал про себя каждый из собравшихся.

— Итак, решение все равно осталось за мной, — вздохнул, вставая, Ар Гиллиас.

— Антар был бы против, — тихо сказала Ливения. Ее услышали лишь благодаря всеобщему молчанию.

— С Антаром я поговорю сам. И… позаботьтесь о том, чтобы сказанное здесь не вышло за пределы этого зала. Мастер Боя, прошу вас, примите меры.

Эльда подняла руку и резко сжала ее в кулак. От стен башни на десять саженей ударила невидимая смертоносная волна, захлестнув невесть как залетевшую так высоко пичужку…

… На тусклые рубины брусчатки упал плоский, обточенный морем камень.

Антар слушал парня внимательно, не перебивая. И только когда иссякли и слезы, и слова, и, отгорев, пригасли породившие их чувства, старый кузнец заговорил:

— Калека обречен ковылять, опираясь на костыли, безнадежно отставая от людей здоровых и позволяя им проявлять сочувствие. Так было всегда, так — принято и привычно… Но представь, мальчик мой, что калеке вместо костылей достались крылья. Как, думаешь, почувствуют себя остальные? Кто-то будет рад…

Антар умолк на миг, улыбнулся и добавил:

— … Рад от всего сердца. Но таких будет не слишком много.

И закончил:

— Тебе пора выйти в мир. Школа тебе больше ничего не даст. И сам я отдал тебе все, что мог.

— Я не хочу уходить, Мастер.

— Плащ возьми, Линн очень просил… — продолжал говорить Антар, шагая по комнате. Руки его находили нужные полки и ящики безошибочно, вслепую — не раз доводилось думать об этом моменте. Жаль, что он пришел как скоро…

— Вот деньги — немного, на первое время… А уходить рано или поздно все равно пришлось бы, Йиссен, — улыбнулся Кузнец. — Вы ухóдите жить своей жизнью, а мы… мы остаемся… Да, еще: в Обитель лучше не возвращайся.

Ян вздохнул. Он и сам чуял: над островерхой черепичной крышей сгустилась туча. Но не попрощаться — не мог. Хотя бы с Лиу…

Его ждали. Все, кто был в Обители, стояли полукругом, лицом к двери: старшие ученики и его одногодки, с которыми он провел бок о бок все эти годы … Три дюжины человек.

Иггар, Кайт и Лиу тоже были здесь.

Дверь закрылась за спиной, лязгнув засовом.

Энтви шагнул навстречу. Хрипло бросил:

— Отдай… Сними…

— Не могу. Поймите, он… — начал Ян, но тут же осекся, увидев:

Руки — сжатые в кулаки до белых костяшек; жадно тянущиеся, со скрюченными, как когти, пальцами; сплетающиеся в Знаки.

Лица, искаженные напряжением и страхом.

И в каждом — в каждом! — взгляде: холодный, мутный свет слепой веры в свою правоту.

Три всплеска Силы: «Сеть ловчего», «Покров Сна» и «Мантикора».

Повеяло холодом. Перед глазами полыхнула голубая вспышка. И Ян оказался в стороне от происходящего, просто наблюдая: