Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

А она ведь всё это время считала, что Шун-Ди относится к ней не лучшим образом... Отчасти - как к сопернице. Верю - не верю.

Уна со стыдом прогнала эту мысль.

Наматывая на палец кудрявую прядь, заговорила Руми, и к Шун-Ди вернулся озабоченный вид.

- Хозяйка уточняет: Маури действительно не знал Повелителя, зато она знала. Когда у нас началась Великая война, она жила в Храме тэверли.

Уна ненадолго забыла, как дышать, и не сразу изобрела ответ.

- Я... Она... Ты мог бы... - миски, блюдца и чашки с перестуком занимали прежние места; из соседней комнаты, куда вела тёмная, укромная ширма из мягких иголок, раздался протяжный зевок. Старая Шэги или сын этих двоих? По басовитому, вымотанному полурёву не определить. - Спроси у неё, как они познакомились. И... как, по её мнению, найти его сейчас.

Сердце колотилось, как у потерявшейся девочки - потерявшейся где-нибудь в снегах Старых гор, ночью.

- Это и есть твой вопрос? - во взгляде Шун-Ди металось раздражающее сочувствие. Несложно было угадать то, чего он не произнёс: ты на самом деле так его любишь? Уна стиснула зубы; канареичьи перья стали с удвоенным упорством сыпаться ей на колени. - Нужен только один, не забудь.

Колкий намёк Лиса на то, что ей безразличен Ти'арг... С ним трудно спорить: ей даже не пришло в голову спросить о помощи "коронникам". Едва услышала заветное имя - и рванулась, будто лошадь, почуявшая овёс.

Удручающе.

- Да, это мой вопрос. Другого пока не будет.

- Она видела его дважды, издали, - Шун-Ди, волнуясь и потея, принялся за новый перевод. Руми трещала беспечно, но своим недознакомством явно гордилась. - Сначала - рядом с одной из тэверли. Боуги зовут их тауриллиан. Он просто шёл куда-то. Спускался по лестнице Храма. Она не знает, куда.

Спускался по лестнице Храма с женщиной-тэверли. Этих скудных слов хватило, чтобы в воображении Уны сложилась картинка и с десяток вариантов её продолжения.

- Человек в чёрном, очень красивый. Говорила бессмертная, а он молчал. Хотя Руми находилась на расстоянии, от давления его Дара ей захотелось убежать ещё дальше: аура его была прекрасной и жуткой, как ночное небо, если смотреть в него лёжа, - Шун-Ди порозовел и добавил, оправдываясь: - Она сама так выразилась.

- Понятно, - Уна со вздохом потёрла виски. Почему проклятое сердцебиение никак не уймётся?! - А во второй раз?

- Он снова был не один, но уже в садах у Храма. Прогуливался с девушкой, которая... - Шун-Ди замялся и, видимо, попросил Руми повторить. Боуги поджала губы и шутя запустила в него шишкой с покрывала, но промахнулась. - Кхм. Она выглядела как человек, но Руми видела, как кровоточат её бескрылые лопатки. Я не понимаю, Уна, - он пожал плечами. - Может быть, это оборот речи?

- Может быть, - даже если и так, не хотелось раздумывать о том, что он означает... Маури, не прислушиваясь к словам жены, складывал крест из шишек. - А что с ним случилось потом? Как его найти? Я спрашивала и об этом.

Шун-Ди покачал головой.

- Только один вопрос, Уна. Мне жаль. Мы оскорбим их, если нарушим правила.

Значит, теперь её очередь. Обмануть боуги - задачка не из элементарных. Профессор Белми решил бы, что для такого она слишком глупа.

Интересно, был бы он лучшего мнения о задатках Риарта Каннерти?..

Маури спрыгнул с кресла (крест из шишек многозначительно завис в воздухе), подошёл к очагу и деловито поворошил угольки кочергой. Кочерга почему-то была увита виноградными лозами. Уна ждала, не собираясь обращаться к его спине.

Нужно что-нибудь широкое, чтобы ему было сложнее догадаться. Что-нибудь... Более-менее случайное и в то же время значимое для неё. Сомнительно, правда, что сейчас она может ввести в заблуждение кого бы то ни было - не то что Маури Бессонника.

Под столом Шун-Ди толкнул её ногой. Надо отдать должное, он попытался сделать это незаметно, но увесистая пряжка на его сандалии заставила Уну поморщиться.

- Бри, - произнёс он одними губами.

Честно рассказать, как друг детства предал её наместнику? Солгать в деталях - назвать его, например, лордом-соседом, а не слугой?

Не то. Она чувствовала, что боуги хотят услышать что-то более важное - что-то равноценное истории Руми: ведь та, по сути, призналась, что бессмертные овладели её разумом. Что была на их стороне.

Как выглядело бы Обетованное, если бы тэверли победили? Кем был бы теперь лорд Альен?..

За этой мыслью раскрывалась бездна, куда Уну не тянуло заглядывать. Этот мир опасен. Им правят тёмные боги, - сказал он ей.

По дому-сосне пробежал холодок; зелёное пламя под кочергой Маури съёжилось и опало. Будто сжалившись над гостьей-пленницей, опять заговорила Руми.

- Она раскаивается в том, что делилась с бессмертными своей силой, - перевёл Шун-Ди. - В том, что чествовала их, как господ, и мечтала, чтобы им подчинился весь мир. Тогда это казалось ей единственно верным выбором. Немногие из селения под Паакьярне сумели воспротивиться их воле.

Маури, не оборачиваясь, проворчал что-то с доброй сварливостью. Шун-Ди улыбнулся.

- Он сказал: "Это всё потому, что ты спишь по ночам. Сон мутит мысли, топит душу в тумане".

Да уж, с этим не поспоришь. И не найти подтверждения лучше, чем её сны о лорде Альене.

- Это в прошлом. Скажи, что я не придаю этому значения, - солгала Уна, хоть Руми и не выглядела виноватой. Пока Шун-Ди выговаривал протяжные, прерываемые резкими долгими гласными цепочки звуков, она продумала свой ход. - Я ненавижу своего отца. Утверждение для Маури.

Шун-Ди молча воззрился на неё, оглаживая бородку. Пауза так затянулась, что хозяин, вернувшись к столу, намекающе забарабанил по нему крючковатыми ногтями. Как оказалось, это был сигнал для Льёни: божья коровка на секунду исчезла в соседней комнате, а потом приползла назад с чем-то блестящим на спине. Уна, уже ничему не удивляясь, узнала пенсне в золотой оправе. Наверное, нет смысла спрашивать, откуда эта вещь, редкая даже в Ти'арге (профессор Белми упоминал, что пенсне позволяют себе только самые именитые и состоятельные профессора Академии да кое-кто из придворных), появилась в сосновой глуши.

Маури натянул пенсне на спицеобразный нос и уставился на Уну. Едва ли у боуги бывают человеческие проблемы со зрением; для солидности?.. Серьёзно поизучав её некоторое время, он потряс головой.

- Не верю, - озвучил Шун-Ди то, что и так было ясно.

Уна подалась вперёд.

- Почему?

Маури ответил, буравя её зелёными пятнами глаз; Руми вторила жёлтыми. Должно быть, если перемешать их, получится цвет луны, немощно бледнеющей сейчас над холмом Паакьярне.

Всё же зря она не наглоталась са'атхэ-храбрости перед тем, как сойти с корабля...

- Он уточняет, за что.

К чему? Уна почувствовала, как злой жар прихлынул к щекам.

- За то, что он оставил мою мать ещё до моего рождения. За то, что отрёкся от меня, - она с нарочитой скорбью опустила ресницы, стараясь саму себя убедить.

- Не верю, - повторил боуги.

- Почему?!

- Потому что ты не из тех, кто будет ненавидеть по этой причине, - растерянно перевёл Шун-Ди. - К тому же ход был нечестным. Нельзя выносить в игру то, о чём сама не знаешь, правда ли это.

Что ж, похоже, её размазали - как говорил дядя Горо о проигравших в кости на крупную сумму... Ни поправить, ни возразить.

- И любовь их сильна отчаянием, ибо чем свирепее ненавидят, тем безмернее любят ненавистного, - хрипло сказал Шун-Ди. Он обращался к одной Уне, но в тишине - слышно было только тиканье часов с кукушкой и побряцывание серег Руми, когда та вертела головой, - фраза всё равно разнеслась по всей комнате.

Уна вскочила со стула и мысленно прижалась к зеркалу, распласталась по глади его стекла. Это вышло почти инстинктивно. Между её пальцами и столом треснула и умолкла короткая молния.

- Уна? - Шун-Ди тоже поднялся, выставив руки ладонями вперёд. Румянец, покрывавший его щёки, обратился меловой бледностью. - Что с тобой? Ты испугалась? Прости, я...