Священная охота

тал до конца, нахмурился и начал читать письмо заново, рассеянно махнув рукой куда-то в угол:

– По-моему, где-то там есть складной стул. Присядьте, лорд Ингри.

К тому времени, когда Ингри разыскал стул, разложил его и уселся, Льюко оторвался от письма.

– Жаль мне того шпиона, которому пришлось расшифровывать это, – с сочувствием сказал он.

– Халлана пользовалась шифром?

– Нет. Просто такой у нее почерк. Да еще, как я понимаю, писала она в спешке. Нужна привычка – а уж у меня она есть, – чтобы все это разобрать. Что ж, мне случалось тратить силы, получая за труды меньшую награду. Не от Халланы – она всегда пишет о важных вещах, это один из ее не слишком удобных для окружающих талантов. Ее ласковая улыбка прячет священное неистовство. И безжалостность. Спасибо Отцу за смягчающее влияние Освина… хоть оно и невелико.

– Вы хорошо ее знаете? – поинтересовался Ингри.

«И знаете ли, почему этот образец добродетели пишет именно вам из всех служителей храма в Истхоме?»

Льюко свернул письмо и постучал им по столу.

– Я был назначен ее наставником, много лет назад, когда она так неожиданно сделалась волшебницей.

Но ведь учить волшебника может только другой волшебник. Значит… Как прыгающий по воде камешек, ум Ингри скользнул мимо двух настойчивых вопросов и остановился на третьем:

– Как может человек сделаться бывшим волшебником? И не пострадать при этом? – Ингри помнил, что в обязанности того дартаканского святого входило лишать силы незаконных волшебников, которые, как говорили, отчаянно сопротивлялись этой процедуре. Льюко совсем не походил на такого ренегата.

– Есть способ отказаться от подобного дара. – На лице Льюко было написано наполовину сожаление, наполовину радость. – Если человек своевременно решит проделать все необходимое.

– Разве это не мучительно?

– Я не говорил, что дело легкое. – Голос Льюко стал еще тише. – На самом деле тут требуется чудо.

Так что же представляет собой этот человек?

– Я уже четыре года служу в Истхоме. Удивительно, что наши пути ни разу до сих пор не пересекались.

– Но это не так. В определенном смысле… Я очень хорошо знаком с вашим делом, лорд Ингри.

Ингри напрягся: ведь Льюко недаром выбрал такое слово – «дело».

– Вы были тем храмовым волшебником, которого посылали на расследование в Бирчгров? – Ингри нахмурился. – Мои воспоминания о том времени перепутаны и отрывочны, и вас я не помню.

– Нет, то был другой человек. Мое участие заключалось в другом. Храмовый следователь привез мне из замка пепел, чтобы я восстановил записку с признанием.

Ингри нахмурил брови.

– Разве это не такая задача, которую просвещенная Халлана назвала бы слишком крутой для храмовой магии? Разве по силам кому-нибудь восстановить порядок из хаоса?

– Ну, в определенной мере… Увы, месяц работы и, возможно, год моего служения – и, как выяснилось, ради совершенной малости. Я был в ярости. Что вы помните о просвещенном Камриле? Молодом священнослужителе, которого совратил ваш отец?

Ингри