Жемчужница (СИ)

Да и откуда они будут ей известны, если она никогда даже и не готовилась к судьбе Верховной жрицы? Это Энка полностью посвящала себя молитвам и разговорам с океаном, а сама Алана мечтала быть дипломатом, отчего учила историю и географию.

— Тогда, может, ты потренируешься, когда мы вечером устроимся на привал? — Тики явно чуть усмехнулся — и успокаивающе скользнул ладонью по ее животу поверх платья, заставляя шумно втянуть носом воздух и снова вспомнить смущающий разговор о прикосновениях.

Эти мысли преследовали Алану с самого утра — о прикосновениях, сне в обнимку, о тонкой ночной сорочке и о том, как легко будет ее задрать, что соприкоснуться голой кожей.

Алана знала, что не может отдаться никому, кроме будущего мужа, но ей казалось, если она позволит Тики (и себе тоже) несколько больше, чем это вообще возможно, ничего страшного не случится.

Даже если Неа знает (вон с каким ехидством посматривает, змей хитрый), он не сболтнет никому. Да и… наверное, это было не так уж важно, знает кто-то или нет. Главное в том, что никто не желал им зла, правда? И Алане казалось… она может побыть счастливой хоть немного.

Девушка улыбнулась, накрывая лежащую у нее на животе руку своей ладонью, и кивнула.

— Правда, это будет очень смешно, — сразу же предупредила она, — я ведь… я не готовилась к судьбе Верховной жрицы никогда, и я не слишком представляю, что нужно делать.

— Может, я помогу тебе разобраться? — Мана успокаивающе улыбнулся. — Книгочей оставил тебе свиток или нет? Я немало читал про ваш народ и хоть не все понимаю… вдруг что-то получится?

Алана благодарно кивнула ему, и правда думая, что из этого может что-то получиться, хотя совершенно не представляла, чем мужчина сможет ей помочь — пусть молитвы и походили на танцы, но их невозможно было выучить просто по картинкам на свитке. Они были чем-то большим, чем обыкновенные движения, они были самой магией — древней магией, подвластной лишь Верховным жрицам, лишь тем, кто учился этому с самого детства.

Поэтому Алана искренне надеялась, что запертому на тысячу лет духу понравится молитва неуклюжей русалки — все-таки выбирать ему особо не приходится в такой ситуации, когда никто не приходит. И в этом они даже чем-то похожи: запертые не по своей воле на долгие годы, надеющиеся на хоть какого-нибудь собеседника или гостя.

От такой мысли девушка не удержала горькой усмешки на губах и вновь откинулась на грудь Тики, находя в этом простом и на первый взгляд совершенно обыденном движении успокоение.

Когда решили устроить привал, было уже очень темно: лес наполнился уханьем сов и стрёкотом сверчков, которых не было видно, но они, казалось, были везде, по небу расплескались звёзды беспорядочными кляксами, а луна сияла так ярко, что Алана бы с радостью искупалась в её свечении.

Тики, Неа, Лави и еще несколько человек из каравана Книгочея разбили лагерь — с полдюжины ярких цветных шатров, легко распахнувшихся на поляне и похожих на крылья бабочки. Бабочек за их путешествие Алана увидела уже целую уйму (они постоянно садились ей на нос), а потому очень обрадовалась такому веселому занятному узору. Спали по двое или по трое — Изу сразу прискакал к ним и обнял Микка за пояс, заставив того буквально зацвести, а девушку — засмотреться на них, таких непохожих и таких близких ей.

— А знаешь, — улыбнулась она, прижимаясь к боку мужчины и стремясь впитать как можно больше его тепла. — Я рада, что мы ушли в лес. Ваши люди… они замечательные, но я ведь никогда не видела на суше ничего, кроме городов, а Элайза часто пела мне о полях, лесах и рощах. И я счастлива, что смогла их увидеть.

Тики приобнял ее за талию, ласково поглаживая по боку ладонью, и в веселом недоверии вскинул брови.

— Но разве Дориан не катал тебя в карете, м?

— А много ли можно увидеть из ее окна, — легкомысленно отозвалась Алана и подняла на него взгляд.

Глаза мужчины сияли, и он как никогда прежде показался ей похожим даже не на пирата, а на воплощение духа ветра. Девушка даже и не знала, по какой причине, просто… чувствовалось в мужчине иногда нечто такое. Он был ласков с ней, всегда приходил на помощь Неа и Мане, а в Изу и вовсе души не чаял, но все же исходила от него какая-то опасность. Ею веяло от него словно горячим ветром, и этот ветер вокруг Тики мог согреть тебя, а мог и обжечь, обуглить так, что останутся одни только головешки.

Могло ли быть так? Была ли она права?

Алана позволила себе мягкую улыбку и погладила Тики по груди, совсем рядом с сердцем. Там, где трепыхалась мятежным ярким огоньком его душа.

Сердце билось сильно и быстро, а душа дрожала словно бы в какой-то нерешительности. Словно Тики хотел что-то сделать, но что?

Мужчина смотрел на нее не меньше минуты, спокойно и ласково, и отчего-то молчал, хотя их разговор был вроде бы безобиден.

А потом вдруг отвел глаза, глядя на независимо беседующего о чем-то с одним из людей Книгочея Неа, и с негромкой насмешкой произнес в пространство:

— Интересно было бы просмотреть, как Мана и Неа будут ночевать в одном шатре.

Алана прыснула, и сама задаваясь этим вопросом, потому что у близнецов, по всей видимости, происходило что-то вроде невооруженной конфронтации, и это невероятно веселило, если бы иногда не приводило в ступор: всё-таки человеческая психология как была для девушки черной пучиной, так, по большой части, и осталась, как бы она ни читала их души. Неужели Мана не понимает, что тем выходом, про который она ему сказала, были не прятки в этой мантовой раковине, а принятие своих чувств и разрешение Неа делать то, что он считает нужным? Так почему он позволяет ситуации усугубляться? Почему просто не попросит брата дать ему время на размышления? Ведь Неа бы обязательно его понял, принял, согласился — если бы Мана не отнекивался, пытаясь сбежать, а объяснил бы свои мысли и позицию, своё видение всего этого.

Алана прекрасно видела, что старший близнец был намного умнее и основательней, чем казалось на первый взгляд — он анализировал, взвешивал, просчитывал, прислушивался. Пусть и с неохотой, с множеством недочётов и ошибок, но Неа показывал себя рассудительным человеком, который никогда бы не кинулся сломя голову, не разработав хоть какой-нибудь черновой план. А потому для Аланы было удивительно, что Мана не доверял ему настолько, что просто сбежал в итоге, открестившись от всего, что между ними могло бы случиться.

— Они будут молча игнорировать друг друга, — наконец ответила девушка с тяжёлым вздохом и задумчиво поинтересовалась: — Если бы Мана объяснил ему свои мысли, Неа бы послушался?

Тики хмыкнул, смотря на вздымающиеся в ночное небо всполохи костра, и красно-жёлтые искорки заплясали в его золотых глазах, делая их похожими на жаркие солнца.

— Да, послушался бы, с неохотой, но проглотил бы это, — кивнул мужчина, мягко проведя пальцами по её животу поверх тонкой ткани и вызывая разбегающиеся с томной панике по всему телу мурашки, но тут же усмехнулся. — Но не теперь, когда мы столько наговорили ему. Теперь, скорее всего, если Мана вдруг и соизволит ему что-то объяснить, то Неа молча покивает, но от своего не отступится, — хохотнул он, и девушка тихо засмеялась следом. Что ж, это было похоже на правду.

— Но тогда почему Неа себя так ведет? — она прикусила губу в задумчивости и постучала себе пальцами по ноге. Изу устроился на покрывале, уложив голову Тики на колени, и она боролась с желанием проделать этот же трюк. — Ну то есть… как он это делает? Я думала, он довольно… безрассуден и несдержан в своих желаниях. Тогда почему он так игнорирует Ману? Так… так просто.

Тики хохотнул, словно признавал правильность ее выводов, и легко погладил закопавшегося сына по тонкой спине.

— А Неа… он не всегда таким был, знаешь ли, — заметил он. — Горячим. Безрассудным. Он, бывало, кидался драться, если Ману оскорблял кто, считал себя старшим и обязанным защищать его — как и сейчас. Но таким — не был. Они были словно… как две стороны одной монеты, понимаешь? Неразрывно связанные между собой, — здесь мужчина как-то странно усмехнулся, будто был хорошо знаком с механикой их отношений из-за общего детства. — Смерть матери… она не сплотила их, как можно показаться, напротив — сломала, разъединила. Разорвала нить. Показала… разницу между ними, я бы сказал.