Разбойничья дорога

– Ты мне льстишь, – осторожно ответил я. – Впрочем, возможно, я переоценил следы, которые невзгоды оставили на моей внешности.

– Похоже на то. И еще одно тревожит меня: эта воистину завораживающая история плохо согласуется с тем, что ты наговорил капралу Фотию у городских ворот.

– А я и не знал, что ты слышал. Все очень просто: угощать подобного ублюдка чем-нибудь, хоть отдаленно похожим на правду, недостойно моей профессии.

– Не могу не согласиться, – сказал Ториан, вслед за чем послышался еще один радующий слух булькающий звук. – А! Славное вино… я хочу сказать, хорошего урожая. Да, за последние три дня я изрядно натерпелся от капрала Фотия. Однако скажу положа руку на сердце: несмотря на рану, что до сих пор терзает меня, я с радостью встретился бы с ним один на один в честном поединке.

– Воистину это было бы захватывающее зрелище, – заметил я, пытаясь представить себе всю его художественную прелесть. – Действие, драматизм, равновесие… напряженное спокойствие или открытый накал страстей? Это должен быть бой не на жизнь, а на смерть!

– Да, я с радостью приму любой исход.

– Тогда желаю удачи. Это как раз из тех развлечений, что боги находят наиболее захватывающими. При том, что – как я уже говорил – я избегаю докучать богам своими советами, я считаю вполне вероятным, что они устроят тебе такую встречу.

– Твои слова греют мне душу! Опять же мне будет чем занять мысли в часы досуга, мечтая, в какую груду мясной нарезки я превращу этого презренного негодяя. – Великан зловеще усмехнулся. – А теперь, – добавил он, – не готовы ли мы покинуть сие тесное помещение?

– Боюсь, пока нет. Если мы хотим разгуливать в бронзовых ошейниках, лучше подождать, пока улицы опустеют окончательно. По меньшей мере до полуночи.

Он тихонько застонал и пошевелился, пытаясь разместить затекшие члены.

– Нам далеко еще идти?

Я признался, что не имею ни малейшего представления.

– Когда мы говорили с тобой в первый раз, – сказал он, помолчав немного, – ты утверждал, что знаешь в городе надежное убежище. Я и так благодарен тебе, о Меняла Историй, больше, чем можно выразить словами, и если твои друзья окажут помощь и мне, я…

– У меня нет друзей в этом городе, – перебил я. – Пока нет. Я не говорил, что знаю надежное убежище. Я сказал, что приведу тебя туда. И привел – сюда. Впрочем, мне следовало бы быть поскромнее, особо отметив то, что сюда меня приведут боги, но, учитывая обстоятельства, я не склонен был в тот момент к многословию. Прости за допущенную неточность.

Ториан фыркнул. Фырканье было из тех, что, разносясь в сумерках по равнине, парализуют робких газелей, заставляя их безропотно отдаваться в когти хищнику. Я не газель, но и у меня мурашки пробежали по коже.

– И куда ты собираешься идти дальше?

Я терпеливо объяснил, что пойду туда, куда повелят боги. Я нужен им в Занадоне – так что вряд ли они допустят, чтобы меня выставили из города, пока я не стану свидетелем тому, что должно произойти здесь, что бы это ни было. Я даже высказал предположение, что во всем этом замешан сам великий Кразат.

Ториан задержал дыхание.

– Штах? Балор?

– Или Файл. Его знают под всеми этими именами.

– А тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь быть слугою Фуфанга, о Меняла?

– Разве не все боги равно покровительствуют нам? – терпеливо поинтересовался я. Мне не раз доводилось дискутировать на эту тему, но ни к чему определенному эти дискуссии так и не привели. – Если мой дух сейчас и в смятении, так только из-за спертого воздуха. Поэтому не трудно ли тебе приподнять эту плиту – совсем чуть-чуть, чтобы я мог подложить туда камешек?

– Отлично придумано, – согласился он.

Так мы и сделали, и долгожданное дуновение вечернего воздуха коснулось наших усталых тел. Слабый отсвет дал нам знать, что в окнах особняка все еще горит свет.

– Ничто не мешает нам продолжить беседу, – сказал я, – при условии, что мы не будем повышать голоса. Теперь твоя очередь. Какова же история Ториана?

Последовала пауза, а за ней – вздох, длившийся, казалось, несколько минут, что свидетельствовало о необычно большом объеме легких.

– Увы! Мне не о чем рассказывать. В сравнении с твоей история Ториана – все равно что дорожная грязь в сравнении с цветущим лотосом. Во-первых, моя недолгая жизнь совершенно лишена событий, достойных рассказа, а во-вторых, мне далеко до тебя в умении строить повествование, не говоря уже о приятности голоса. Ты пришел из чудесных далеких стран, переполненный невероятными историями. Ты был свидетелем геройским подвигам и деяниям богов. Рядом с твоею павлиньей пышностью я покажусь жалкой гусеницей в грязи птичьего двора.

– Какое вдохновенное начало! – с искренним восхищением сказал я. – Молю тебя, продолжай!

– Ты так снисходителен! Мой точный возраст неизвестен, но мать часто говорила мне, что я родился год или два спустя после Великого Затмения, случившегося в Танге, – иногда она говорила так, а иногда – этак. Выходит, по моим расчетам, мне двадцать три или двадцать четыре года. – Он помолчал. – Нет, давай будем считать, двадцать четыре или двадцать пять.

– Твоя страсть к точности заслуживает уважения.

– Это мой пунктик. Ладно, продолжим. Назвали меня, само собой, в честь Ториана, почитаемого в Пульсте как бог истины. Второстепенный бог, честно говоря, но от этого не менее почитаемый. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я поклялся быть всегда достойным его покровительства и со свойственной мне в те годы юношеской горячностью пообещал вырывать у себя по зубу за каждое лживое слово, которое произнесу вольно или невольно. Конечно, здесь довольно темно, но, если хочешь, можешь потрогать пальцем…

Я заверил Ториана, что уже обратил внимание на великолепное состояние его зубов.

– Отлично. Так вот, родился я в маленьком городке, расположенном менее чем в трех днях ходьбы отсюда.

От вопроса, где он приобрел столь заметный акцент жителя Полрейна, я на всякий случай воздержался.

– Называется он Сессмарш. Жалкий городишко, со стенами из дерна и кирпича-сырца. Его покровитель, Уркл, добрый бог, но так стар и немощен, что, как говорится, мимо горшка промахивается. Короче, Сессмарш попал в вассалы Занадону Непобедимому, городу Майаны и Балора, которому и платит дань золотом и молодыми людьми.

Мой отец… – Его голос задрожал и прервался – эффект, которого я обычно стараюсь избегать, хотя ему он удался очень и очень неплохо. – Мне нелегко говорить об этом, Омар.

Я умолял его не впадать в отчаяние, ибо не имел намерения расспрашивать его о том, что ему хотелось бы сохранить в тайне. Разумеется, он отмел все мои возражения.

– Ты был настолько откровенен, рассказывая мне свою жизнь, что было бы стыдно утаивать от тебя хоть малую ресничку моей. Ладно, про отца потом. Знай же, что моя мать была четвертой из семи сестер. Дед мой, будучи человеком в высшей степени образованным, дал своим дочерям имена звезд. Итак, мать моя звалась Кассиопеей. Имена же моих теток были: Альдебаран, Сириус, Полярная, Алгол, Бетельгейзе и Альфа Дракона.

– Несущественные на первый взгляд детали всегда добавляют достоверности, – с уважением пробормотал я.

– Я это уже заметил. Так вот, бабка моя не перенесла родов бедной тетушки Альфы и умерла в тот же день. Дед ненадолго пережил ее. Так и вышло, что семь его дочерей, осиротев, продолжали жить в большом и богатом доме, который он выстроил в самом центре Сессмарша. Они зарабатывали на жизнь вышивкой и росписью кофейных сервизов, которые продавали прохожим, не выходя из дома, через окно.

Мирно и спокойно текла их уединенная жизнь – если, конечно, совместное существование семи дев можно назвать уединенным. Они обходились без слуг, а провизию и все необходимое покупали, также не выходя из дома, у уличных торговцев. В общем, такая жизнь их вполне устраивала.

– Весьма трогательная картинка, – заметил я, – неплохой задел для романтической истории. Они, конечно, все были красавицы?