Разбойничья дорога

– Видишь эти ступени? – спросил я. – Отменно сделаны, правда? Крепкий камень, тщательно подогнанный, но уложенный всухую. Если ты хоть на секунду перестанешь чавкать, я не сомневаюсь, что ты смог бы приподнять верхнюю ступеньку за край.

Ториан бросил птицу и взялся за каменную плиту. Его мускулы напряглись, и камень неохотно, но поддался. Я подпер камень кувшином с вином, потом сунул в образовавшуюся щель цепь и вслед за этим забрался туда сам ногами вперед. Высота нашего убежища была недостаточной, чтобы стоять во весь рост, да и площадь невелика – под настил оно не заходило, ограничиваясь размером лестницы. И не важно, что вымощено оно было битым стеклом, – в ту минуту я даже этого не заметил. Ториан с гусем пролез вслед за мной и приподнял камень плечом, чтобы я мог забрать амфору.

Плита с негромким скрежетом легла на место, и мы оказались в полной темноте.

Довольно долго единственными звуками в тесной каморке были чавканье и бульканье.

5. История Омара

– Не думаю, чтобы на этих костях что-то осталось, – заметил я. – Но может, ты хочешь обглодать еще?

– Еще бы! Я так просто не сдаюсь. Еще вина?

– Пожалуй, хватит. Неплохого урожая, но от него клонит в сон.

Послышался хруст костей.

– Ты обещал мне, – произнес Ториан с набитым ртом, – что мы уснем этой ночью в Занадоне вольными людьми. Не сочти меня неблагодарным, но я рассчитывал на помещение поуютнее.

– Это временно. Я выбрал его, исходя из принципов уединенности и тишины. Правда, должен признать, с вентиляцией здесь неважно.

– И моя левая коленка упирается в мое же правое ухо. И потом, давно усопшие мастера, соорудившие это место, – да упокоит Морфит их души! – похоже, использовали его для свалки обломков. Они исключительно больно ощущаются пятками, да и прочими частями тела тоже.

– Напротив, в этом его преимущество. Теперь, когда мы утолили голод, я предлагаю использовать эти обломки, чтобы перепилить наши цепи.

Ториан одобрительно фыркнул:

– Ослабь хоть одно звено, а уж с остальным я справлюсь. Вот только ошейники, черт, толстые.

– Боюсь, что так. – Я нащупал подходящий обломок и принялся за работу.

Дыра, в которой мы спрятались, и впрямь не отличалась особыми удобствами. В ней воняло вином, гусятиной и кровью, в которой мы оба измазались с головы до пят. Кроме того, даже не будь мой спутник таким гигантом, в ней все равно было бы тесно.

– Если ты вдруг ощутишь у себя на теле мои руки, друг Омар, не подумай ничего дурного. Я лишь пытаюсь нашарить вторую твою цепь, чтобы помочь тебе.

– Доброта твоя превосходит все ожидания, – поспешно сказал я, – но мне кажется, лучше заниматься ими по очереди. В конце концов нам предстоит провести здесь не один час в ожидании, пока город утихнет, а у меня на шее и без того достаточно царапин и ссадин.

– Разумеется. Прости мою недогадливость.

Некоторое время он глодал кости, и хруст их не уступал в громкости скрежету камня по металлу.

– Твои способности приводят меня в изумление, о Меняла Историй, – заговорил он наконец тем же извиняющимся тоном. – Ты не обидишься, если я задам тебе вопрос личного характера?

– Спрашивай, и я отвечу.

– Тогда поведай мне, как далеко простираются пределы твоего волшебства? Почему столь могущественный чародей предпочитает стирать пальцы в кровь, перепиливая цепь каменным обломком, словно дикарь из пустыни Хули? Зачем тебе было страдать от боли, жары и унижения в связке с рабами? Ответь же, ибо подобное противоречие сводит меня с ума.

– Клянусь честью и всем, что для меня свято, друг Ториан, но это истинная правда: я не чародей! И я не обладаю теми силами, что ты мне приписываешь.

– Ой ли? Ты продемонстрировал способность предсказывать будущее и умудрился посеять среди жителей этого великого города воистину дьявольский хаос. Твоими усилиями крошечное звено цепи с первой же попытки зацепилось за острие на заборе – и не простое острие, ибо почти все шипы на этом заборе проржавели и едва держались. Редкие шипы заменены на новые, но именно на такой и упала цепь, как ты и говорил, обеспечив успех тобою же обещанного побега. Пища, и питье, и убежище – все ждало нас, и наш побег остался незамеченным по обе стороны ограды.

– Исключительно везение.

Ториан негромко зарычал – подобный звук издает очень, очень крупный хищник, пребывающий в сильном раздражении. Пожалуй, только в эту минуту до меня дошло, что мой спутник и впрямь не кто иной, как хищник немалых размеров, обладающий отменной способностью, чтобы не сказать – склонностью – к насилию. Будить в нем зверя было бы неразумно в любых обстоятельствах, а уж тем более деля с ним столь тесное пространство.

– Поверь мне, я не чародей и не провидец, – сказал я. – Я верю богам, вот и все.

– И отказываешься молиться? Сам ведь сказал.

– Молиться? Молитва – это жалоба, или попрошайничанье, или бестолковое хныканье. Я не утомляю богов, рассказывая им то, что им известно и без меня. Тем более не испрашиваю у них совета. Я принимаю все, что бы они мне ни ниспослали, будь то радость или страдание.

Я молча продолжал царапать металл, время от времени высекая случайный сноп искр. Великан, судя по всему, обдумывал мои слова – это явственно отображалось на его суровом лице.

– И ты не благодаришь богов за их милость?

– Если и благодарю, когда моя жизнь приятна, можешь не сомневаться: точно так же проклинаю их, когда болен, ранен, голоден или жажду обладать женщиной. Или оплакиваю ушедшего друга, – добавил я, вспомнив темноглазую Иллину.

– И ты никогда не ищешь их помощи в беде? Боюсь, когда-нибудь они могут испытать твою выносливость.

– Они уже делали это раз или два, – ответил я. – Я переношу невзгоды безропотно. Они знают, что создали меня смертным и хрупким. Когда-нибудь они убьют меня. Никто не может избежать смерти. Впрочем, я и жизнь принимаю – принимаю такой, какая она есть.

– Значит, ты просто игнорируешь богов, навлекая на себя их гнев?

– Вовсе нет! Я всегда стараюсь развлекать их. – Я усмехнулся. – Друг Ториан, – я горд тем, что могу назвать тебя так, – ты одарил меня историей Сусиана Феребианского, и я теперь на одну историю богаче. Хочешь, я верну тебе долг, поведав мою собственную историю?

– Я весь внимание.

– Отлично. – Мгновение я собирался с мыслями. Мне и раньше приходилось рассказывать в полной темноте – собственно, в разное время мне приходилось делать почти все, что только можно делать, – но при этом ты всегда ощущаешь себя несколько странно. Невозможно рассказать одну историю дважды одними словами. Рассказ должен кроиться по слушателю, как перчатка – по руке, а в темноте как увидишь реакцию слушателя.

И еще: я до сих пор не раскусил до конца этого великана. На первый взгляд он казался грубоватым увальнем, хотя отчасти это объяснялось его неухоженной внешностью и теми условиями, в которых я с ним познакомился. Он мог быть осторожен в движениях и изящен в речах. Он утверждал, что сражался с форканцами, а ведь мало кто выжил, чтобы хвастаться этим. Рана, изуродовавшая его торс, могла его запросто прикончить. Словом, любопытный экземпляр.

– Родился я, – начал я свой рассказ, – лет сорок назад, в большом приморском городе Куарите, на Павлиньем побережье Лейлана. Он расположен далеко отсюда, на востоке, за бурными морями, хотя тебе, быть может, доводилось слышать о знаменитых фарфоровых чашах для омовения пальцев или даже о Куаритской Терке – забавном приспособлении для казни преступных элементов. Мои родители держали постоялый двор, «Кованую лилию», недалеко от гавани. Это были трудолюбивые и честные люди.

– Честные???

– Ну, относительно. Разумеется, они могли оказать какому-нибудь одинокому путнику услуги, о которых он и не просил, но они всегда старались соблюдать меру и, уж во всяком случае, следили за тем, чтобы останки были преданы земле со всеми почестями. Как часто говаривал мой батюшка, слишком строго следуя закону, нормальный труженик никогда не сможет платить налоги – и в этом он, несомненно, был прав. При всем при том они всегда считали, что качество обслуживания и умеренные цены – верный путь к успеху в делах.