Научи меня летать

Ведун закрыл дверь, прислушался к треску догорающей свечи, а затем вздохнул.

— Неужели это тайна? — подняла брови Надани. — Кажется, я начинаю понимать: мой помощник и уан объединяются, чтобы защитить меня. Только что-то я всё меньше верю в эту защиту.

— Не понимаю, — уныло произнёс Гебье.

Женщина усмехнулась.

— Почему тебя не испугало это чудовище?

— Я уже видел как лятхов, так и Сил'ан с ритуальным макияжем. Иначе они людям и не показываются.

Надани помассировала виски.

— Гебье, ты издеваешься надо мной или и правда не понимаешь, что происходит?

Ведун пристально посмотрел ей в глаза.

— Не нужно этих взглядов! — воскликнула Надани. — Мало того, что я чужая, да мой сын похож на чужака, так теперь ещё это. Я что, проклята?

— Насколько я вижу, нет, — сухо ответил весен. — Если только вы сами не проклинаете себя.

Женщина коротко рассмеялась.

— Опять намёки, — истеричным тоном заговорила она. — Я и так знаю, чего хочу: я хочу быть как все. Мне надоело выделяться! Поверь мне, Гебье, в этом нет ничего хорошего. И кто прибывает мне на помощь? Мужчина в платье, накрашенный так, как ни одна женщина не позволит себе. Или это не мужчина?

— Это не мужчина и не женщина, — уныло ответил Гебье. — Он ведь не человек и не эльф, потому не стоит и мерить его лишь им подходящими мерками.

— А кто объяснит это нашим соседям?!

— Я думаю, он справится сам.

Надани громко расхохоталась. Ведун лишь молча смотрел на неё.

— Я ему не верю, — наконец, произнесла женщина. — Пусть покажет лицо.

— Он не нарушит традицию.

— Гебье, — медленно выговорила Надани, — он не у себя дома, а среди людей, и у нас таких традиций нет.

— Согласно купчим на землю, он у себя дома, — спокойно ответил ей ведун. — И он даже вправе обязать нас всех ходить на головах, хотя это плохо для него кончится. Но право у него есть. Госпожа Одезри, прошу вас, успокойтесь.

— И ты ещё говоришь, что ты на моей стороне, — покачала головой женщина.

— Я на вашей стороне и пытаюсь удержать вас от ошибок, — уныло промолвил Гебье.

— Тогда скажи мне, что написано в послании, — потребовала Надани. — Если ты не скажешь, я стану доверять тебе не больше, чем уану.

Ведун сдался.

— Келеф молод, он воин воздушной армии Весны — да, того самого ужаса, перед которым трепещут летни. До сих пор никем не командовал, кроме своего ящера, и ничем не управлял.

— Почему же выбрали его?

Гебье тяжело вздохнул:

— За провинность. Подробностей не знаю, но они решили, что это поручение исправит его характер.

— Боги… Боги, Боги, — забормотала женщина. — Он что, убийца?

Ведун выставил перед собою ладони.

— Госпожа Одезри, прошу вас, успокойтесь. Сил'ан не легкомысленны, и если они обещали…

— Он — убийца?! — закричала Надани.

— Раз воин, значит, убивал, — уныло выговорил Гебье. — Но, госпожа Одезри, кто из летней не…

— Провинность, — не слушая его, забормотала женщина, прошлась по комнате и остановилась перед ведуном. — Он совершил что-то ужасное, так? И ты просто мне не говоришь.

— Клянусь Водой, я не знаю, — ответил весен.

Надани закусила губу и уставилась в пол, что-то обдумывая. Ведун ещё раз попытался образумить её.

— Госпожа Одезри, они дали слово помочь вам. И не важно по какой причине его выбрали, он наверняка достоин и справится!

Женщина хмуро посмотрела на него:

— Ты сам в это веришь?

Гебье вздохнул:

— Если честно, то у меня есть сомнения.

— Если честно, — передразнила его Надани, — цена этих сомнений — жизни, моя и моего сына.

— Выбора нет, — уныло заметил ведун.

— Что же делать? — прошептала женщина и вновь прошлась по комнате.

— Да, ещё он очень не любит детей, — не к месту вспомнил Гебье.

Надани подняла голову и недобро усмехнулась.

— Вот и прекрасно. Потому что общаться с Хином ему всё равно не светит. Как и его зверинцу.

Хахманух сунул голову в комнату, которую выбрал для себя Сил'ан. Не встретив возражений, подтянул внутрь и тело. Келеф сидел на полу и смотрел в низкое окно.

Червь принюхался и сообщил:

— Сколько здесь пыли! За год не вычистить.

Изящное существо ничего не ответило. Хахманух подошёл к нему ближе и тоже заглянул в окно.

— А снаружи-то, погляди, ужас! — высказался он. — Хлам, вытоптанная земля. Стены едва держатся. Гарнизон — десяток заморышей. Повсюду запах лени, крови, страха, малодушия. Именем Дэсмэр, это выгребная яма. Ты видел лица?

Не дождавшись ответа, червь продолжил:

— Я уже забыл, как выглядят люди. Честное слово, лучше бы не вспоминал. Тот, упрямый с ключами — неповоротливая бочка. Ну и формы!

— Это одежда, — тихо сказал Келеф.

— Хорошо, а те два нижних отростка, что торчали из мелкого, который Хин, и толстого, что забавно ругался? Я так понимаю, это ноги. Но, право, мне смешно. Когда они вот так под туловищем, то смотрятся на удивление нелепо. Чувствую, бегают люди плохо, на таких-то выростах. А уж как выглядит такой бегун — я даже боюсь представить. В общем, друг мой, ты в опасности: серьёзно рискуешь умереть от смеха.

Сил'ан промолчал, червь высунул голову в окно, огляделся и вернулся обратно.

— Всё дело в том, — сказал он, — что они довольно похожи на вас. Особенно сверху — до пояса. Не во всём, но так, в общем. И я как представлю вас с этими двумя отростками-ногами… Зрелище и жуткое, и смешное. Ты бы смог удержаться на таких?

— Ты смеялся над ними? — тихо спросил Келеф.

Червь хмыкнул.

— Ты стал понимать беглый общий? Или… интонации, да? Ты это понял по моим интонациям?

— Зря, — только и сказал Сил'ан.

Хахманух опустил голову ему на плечо.

— Не грусти, — сказал он. — Здесь, конечно, паршиво, но может стать лучше. Может, мне даже удастся развить у них чувство юмора, — пауза. — Думаешь, я настроил их против тебя?

Келеф пощекотал гребень на голове червя, затем снял его голову со своего плеча и лёг на пол.

— Будешь спать? — спросил Хахманух. — Тогда я тоже пойду. Ох, ужас, на полу, в пыли. В мои-то годы!

— Ты ещё не достиг зрелости, — напомнил ему Сил'ан.

— Но когда достигну, — воспрянул духом червь, — у меня будет роскошный клубок. Хочешь, опишу тебе всех пятерых моих спутников?

— Ночь коротка.

— Улыбаешься, — хмыкнул Хахманух. — Тогда я буду наслаждаться мечтами в одиночестве.

Он вышел из комнаты и хвостом притворил дверь.

Перед тем как лечь спать, Тадонг решил успокоить нервы. Он прошёл на кухню мимо громко храпящей кухарки, достал из шкафа настойку, вытащил пробку и хлебнул из горла. Голова тотчас закружилась, а тело стало легче и немного согрелось.

Тадонг глотнул ещё. Храп раздражал его, подниматься наверх с бутылкой он не стал — Надани иногда страдала бессонницей и принималась бродить по коридорам. Объясняться с ней летню не хотелось, тем более что женщина могла сорвать на нём злость за события этой ночи. Нет уж, Гебье — ведун, пусть он и отдувается. Тадонгу же хватало своих проблем.

Ругаясь сквозь зубы, он вышел наружу — в ночной холод, под презрительные взоры звёзд. «Осуждайте, сколько хотите, — молча сказал он им. — Посмотрел бы я на вас, если б вы родились людьми. Чай не сверкали бы так».

Он отыскал среди хлама во дворе большой камень, выковырянный из полотна дороги, поставил его у стены — так, чтобы можно было опереться о неё спиной — и сел.

— Как же надоела эта жизнь, — пробормотал он.

Ни бутылка, ни звёзды ничего ему не ответили. Тадонг отхлебнул ещё глоток и закрыл глаза. Он не заметил, как задремал.

— Эй, — разбудил его смутно знакомый голос, — не спи. Прольёшь. Да и замёрзнешь.

Летень приоткрыл один глаз. Перед ним стояли двое стражников.

— А вам чего не спится? — вяло полюбопытствовал Тадонг.

Стражники вели себя не так как обычно: вместо того, чтобы уйти, они переглянулись. Мужчине показалось, они хотят его о чём-то попросить. С каких это пор летни Онни стали считать его достойным большего, чем невразумительное приветствие?