Страна призраков

прикоснулся к панели управления. Через два этажа лифт остановился.

Мужчина жестом пригласил свою спутницу на выход, и они ступили на дорожку из того же картона, приклеенного изолентой к гладкому серому полу из какого-то незнакомого материала. Дорожка вела к столу для переговоров, окружённому шестью стульями. Над ним на стене висел экран с диагональю в тридцать футов, который изображал портрет Холлис работы Антона Корбайна в идеальном разрешении.

Журналистка обернулась на Бигенда, и тот сказал:

— Чудесный снимок.

— А у меня от него до сих пор мурашки по коже.

— Это потому, что личность любой «звезды» — в каком-то смысле всегда что-то вроде тульпы.

— Вроде чего?

— Проекция мыслеформы, термин взят из учения тибетских йогов. Двойник знаменитости начинает жить своей, отдельной жизнью. При определённых условиях он продолжает безбедно существовать даже после смерти своего прототипа. Собственно, об этом и говорят нам всяческие конкурсы двойников Элвиса.

Тут его взгляды мало чем отличались от рассуждений Инчмейла; впрочем, Холлис порой и сама так думала.

— А что происходит, — спросила она, — если «звёздная» личность скончается первой?

— Почти ничего, — сказал Бигенд. — В том-то и загвоздка. Но против забвения работают гигантские портреты. Да и музыка менее всех искусств подчиняется времени.

— «Прошлое не мертво. Это даже не прошлое». — Холлис повторила слова Фолкнера, которые часто цитировал Инчмейл. — Как насчёт того, чтобы поменять канал?

Мужчина повёл рукой по направлению к экрану. На месте портрета возник советский транспортный вертолёт «Хук», вид снизу.

— Ну и что вы об этом думаете?

Улыбка Бигенда блеснула, как луч маяка. В помещении не было окон (разве только их замаскировали), так что единственным источником освещения оставался огромный экран.

— Вам по душе, когда люди сбиты с толку?

— Да.

— Значит, и я вам понравлюсь.

— Уже нравитесь. И я бы сильно удивился, если бы было иначе. Если бы вы сейчас не колебались.

Она подошла к столу для переговоров и провела пальцем по его чёрной поверхности, прочертив дорожку среди известковой пыли.

— Скажите, журнал и вправду существует?

— Всё в этом мире, — проговорил Бигенд, — потенциально.

— Всё в этом мире, — проговорила Холлис, — потенциальный трёп.

— Пожалуйста, считайте, что я ваш патрон.

— Спасибо, но мне не по вкусу, как это звучит.

— В начале двадцатых годов двадцатого столетия, — промолвил рекламный магнат, — в этой стране ещё находились люди, ни разу не слышавшие музыки в записи. Их было не много, но всё же. С тех пор миновало около века. Ваша карьера «записывающейся певицы», — он жестом изобразил кавычки, — имела место ближе к окончанию того периода, который продлился менее ста лет и во время которого потребителям недоставало технических средств для производства того, что они потребляли. Они покупали записи, но не могли воссоздавать их. Когда появилась «Кёфью», монополия на средства производства уже начинала расшатываться. Прежде