Игра форов

– Спасибо, лейтенант, сержант. Вы можете идти.

Оверхолт отцепил Майлза от своего запястья, а лейтенант спросил:

– Э, вы будете в безопасности, сэр?

– Полагаю, что да, – сухо ответил мужчина.

«Ага, а как насчет меня?» – мысленно завыл Майлз.

Сержант и лейтенант вышли, оставив Майлза в одиночестве стоять в буквальном смысле на том самом ковре, на который его вызвали. Немытый, небритый, все еще одетый в пованивающую черную рабочую форму, которую он натянул когда? – только вчера вечером? Лицо обветрено, опухшие руки и ноги все еще вложены в пластиковые медицинские рукавицы – пальцы ног в данный момент скручивались в хлюпающем геле. Ботинок нет. Под тяжестью нервного, волной накатывающего переутомления он подремал во время двухчасового полета на шаттле, но не почувствовал себя ни капельки свежее. Горло пересохло, нос заложило, при каждом вдохе он чувствовал боль в груди.

Саймон Иллиан, начальник барраярской Имперской службы безопасности, скрестил руки перед собой и медленно осмотрел Майлза сначала с головы до ног, а затем в обратном направлении. Майлз испытал какое-то искаженное чувство дежа-вю.

Практически каждому на Барраяре имя этого человека внушало страх, хотя немногие знали его в лицо. Этот эффект тщательно культивировался Иллианом и основывался частично – но только частично – на наследии его внушающего ужас предшественника – легендарного шефа безопасности Негри. Иллиан и его департамент, в свою очередь, обеспечивали безопасность отца Майлза в течение двадцати лет его политической карьеры и оступились лишь однажды, в ночь небезызвестной солтоксиновой атаки. Навскидку Майлз не знал никого, кто внушал бы страх Иллиану, за исключением матери Майлза. Однажды Майлз спросил отца, было ли причиной тому чувство вины – за историю с солтоксином, но граф Форкосиган ответил, что нет, это просто продолжительный эффект очень яркого первого впечатления. Майлз называл Иллиана «дядя Саймон» всю свою жизнь, пока не поступил на службу, после чего стал обращаться к нему «сэр».

Вглядываясь сейчас в лицо Иллиана, Майлз подумал, что он наконец понял разницу между раздражением и крайним раздражением. Иллиан закончил свой осмотр, покачал головой и протянул:

– Замечательно. Просто замечательно.

Майлз откашлялся.

– Я… правда арестован, сэр?

– Это как раз то, что должна определить наша беседа, – Иллиан вздохнул, откидываясь в кресле. – Я на ногах с двух ночи из-за этой эскапады. Слухи разносятся по всем службам со скоростью видеосети. Похоже, факты мутируют каждые сорок минут, как бактерии. Я полагаю, ты не мог выбрать себе какой-нибудь более публичный путь к самоуничтожению? Скажем, попытаться убить императора перочинным ножом во время парада в честь его дня рождения? Или изнасиловать овцу на Главной площади в час пик? – Сарказм растаял, уступив место искренней боли. – У него были такие надежды на тебя. Как ты мог так его подставить?

Не было нужды спрашивать, кого «его». Того самого Форкосигана.

– Я… не думаю, что я его подставил,