Возвращение со звезд

, это такие хрящи в позвоночнике...

- Вот именно. Они разжимаются сейчас, когда вы освободились из-под этого пресса. Какой у вас рост?

- Когда мы улетали - сто девяносто семь.

- А потом?

- Не знаю. Не измерял; не до этого было, понимаете...

- Сейчас в вас два метра два.

- Хорошенькое дело, - пробормотал я, - и долго еще так протянется?

- Нет. Вероятно, уже все... Как вы себя чувствуете?

- Хорошо.

- Все кажется легким, да?

- Теперь уже меньше. В Адапте, на Луне, мне дали какие-то пилюли для уменьшения напряжения мышц.

- Вас дегравитировали?

- Да. Первые три дня. Говорили, что это недостаточно после стольких лет, но, с другой стороны, не хотели держать нас после всего этого взаперти...

- Как самочувствие?

- Ну... - начал я неуверенно, - временами... я себе кажусь неандертальцем, которого привезли в город...

- Что вы собираетесь делать? Я сказал ему о вилле.

- Это, может быть, и не так уж плохо, - сказал он, - но...

- Адапт был бы лучше?

- Я этого не сказал. Вы... а знаете ли, что я вас помню?

- Это невозможно! Ведь вы же не могли...

- Нет. Но я слышал о вас от своего отца. Мне тогда было двенадцать лет.

- О, так это было, очевидно, уже много лет спустя после нашего отлета, вырвалось у меня, - и нас еще помнили? Странно.

- Не думаю. Странно скорее то, что вас забыли. Ведь вы же знали, как будет выглядеть возвращение, хоть и не могли, конечно, все это себе представить?

- Знал.

- Кто вас ко мне направил?

- Никто. Вернее, Инфор в отеле. А что?

- Занятно, - сказал он. - Дело в том, что я не врач, собственно.

- Как!

- Я не практикую уже сорок лет! Занимаюсь историей космической медицины, потому что это уже история, Брегг, и, кроме как в Адапте, работы для специалистов уже нет.

- Простите, я не знал.

- Чепуха. Скорее я должен вас благодарить. Вы - живой аргумент против утверждений школы Милльмана, считающей, что увеличенная тяжесть вредно влияет на организм. У вас даже нет расширения левого предсердия, ни следа эмфиземы... и великолепное сердце. Но ведь вы это сами знаете?

- Знаю.

- Как врачу, мне нечего добавить, Брегг, но, видите ли... - он был в нерешительности.

- Да?

- Как вы ориентируетесь в нашей... нынешней жизни?

- Туманно.

- Вы седой, Брегг.

- Разве это имеет какое-нибудь значение?

- Да. Седина означает старость. Никто сейчас не седеет, Брегг, до восьмидесяти, да и после это довольно редкий случай.

Я понял, что это правда: я почти совсем не видел стариков.

- Почему?

- Есть соответствующие препараты, лекарства, останавливающие процесс поседения. К тому же можно восстановить первоначальный цвет волос, хотя это утомительная процедура.

- Ну хорошо... - сказал я. - Но зачем вы мне это говорите?

Я видел, что он никак не решается.

- Женщины, Брегг, - коротко ответил он.

Я вздрогнул.

- Вы хотите сказать, что я выгляжу как... старик?

- Как старик - нет, скорее как атлет...