Шмордонские войны (СИ)

– А я умею готовить, – не полез в карман за словом Батон. – Только не еду, а пойло. Если ты помнишь, до того как предать Родину, я учился на технолога вино-водочного производства. А уметь все сразу ни у кого не получится. Даже у такого умника как Морс. Кстати, как там работает его дезинформационная машина? Люди верят, что дыра, в которой мы находимся, состоит из чистого золота?

– Вряд ли. Чтобы поверить в такую чушь, надо быть круглым дураком.

Джем наконец нашел канал новостей. На экране шморовизора возникло смутно знакомое по газетным фотографиям длинноносое лицо. Оно было избито самым качественным образом и краснело свежими кровоподтеками, а под правым глазом явственно обозначился наливающийся синяк.

– Ба! – удивленно вскричал Джем. – Да это же лорд Крокозябл!

– Драть мои копыта! – тоже удивился Батон. – Кто же так отделал это Крокозяблище?

– Крокозяблище – его папаша, – сказал Джем. – А это – Крокозяблик.

Он сделал звук громче и в кухне раздался голос диктора:

– Посол Крокозябл самовольно, без согласования с правительством, прибыл на планету Дубарь и был изловлен местными жителями как шмордонский шпион. Не зная народных обычаев, на одной из улиц столичного города Колотуна лорд Крокозябл подошел к местному жителю и попросил у того закурить. Эта просьба считается на Дубаре оскорблением и вызовом на дуэль. Местный житель тут же ударил посла кулаком в глаз и слегка добавил ногами, когда тот упал на снег. Проходивший мимо полицейский прекратил дуэль и потребовал у Крокозябла пятьсот тагриков за вызов органов власти. Не зная и этой местной традиции, посол денег не дал, что сразу же возвело его в ранг шпиона. Крокозябл был доставлен в Управление полиции и заключен в камеру временного содержания, где уже находились несколько слегка подвыпивших участников фестиваля «Посрамления шмордонских бензопил». Там он совершил третью ошибку, попросив на шмордонском языке у присутствующих хулиганов… гм, неизвестно, что он у них там попросил, так как местные жители выбили ему три зуба и вытерли об него валенки. Премьер-министр Морс уже направил императору Шмордона официальное извинение с просьбой считать этот прискорбный факт недоразумением, и заверил в дружественных чувствах, которые испытывает народ Джаппурии к народу Шмордона…

– Все, – печально сказал Джем. – Вот теперь точно война.

– Понятное дело, – кивнул головой Батон и стал невозмутимо доедать тушенку.

Диктор тем временем продолжил новостную программу. На экране возник торжественный дворцовый зал, заполненный людьми в модных костюмах. Диктор рассказывал:

– Премьер-министр сегодня наградил медалями «За заслуги перед Джаппурией» министра юстиции Этапа и министра финансов Дефолта…

Батон, подавившись последним куском, закашлялся.

– Надо же, какая щедрость от Морса, – опять удивился Джем. – Да еще кому? Таким пройдохам! И медали?

– Вот-вот, – согласился с ним Батон.

Из аппаратной комнаты, находившейся рядом с кухней, долетел механический голос автоматического диспетчера, который сообщал о посадке бота на площадку перед куполом. Батон с Джемом не обратили внимания на это, продолжая смотреть новости.

На экране возникло облепленное помидорными семечками лицо Морса. Оно выглядело злым и воинственным. Диктор вещал:

– Несколько дней назад королева провела разъяснительную беседу с Премьер-министром.

Лицо Морса исчезло, и в шморовизоре возник дорожно-ремонтный комбайн, из кузова которого на проезжую часть выливался ровной волной толстый слой асфальта.

– О последствиях беседы королевы с Премьер-министром вы узнаете через две минуты. Оставайтесь с нами.

Дверь открылась, и в кухню шагнул носатый толстяк небольшого роста. С характерным сочинским акцентом он сказал:

– Ага, заждались своего друга Кебаба? Так вот он я!

На всех четырех планетах люди разговаривали на одном языке. Все другие были забыты много столетий назад. Но жители планеты Сочи почему-то общались, странным образом коверкая слова, как будто джаппурский язык был для них не родным.

– На ужин что? – поинтересовался Кебаб.

– Тушенка, – ответил Батон.

– Не произноси больше это слово вслух! – воскликнул Кебаб, скривившись лицом. – На восемнадцатом карьере мне сегодня было заявлено, что если я завтра опять привезу тушенку, они поднимут восстание. И на мой лучевой пистолет не посмотрят!

– А ты им три дня вообще ничего не вози, – предложил Джем. – Они потом тушенку вместе с железными банками жрать будут.

– Еще есть яйца, – сообщил Батон. – Сделай себе яичницу.

– Я от них скоро чирикать начну! – возмутился Кебаб. – А потом кукарекать! Рыбных консервов не осталось?

– Несколько банок анчоусов в томатном соусе, – сказал Батон.

– Разве это рыба? Тьфу! Братская могила… Вот на Сочи – в Бархатном море – водится джарабулька. М-м-м… пальчики оближешь!

Кебаб по пояс влез в один из шкафов и стал греметь там банками.

Тем временем реклама закончилась, и диктор продолжил передавать новости, причем голос его почему-то наполнился злорадными нотками:

– По указанию Премьер-министра в городе Апреле на планете Потенции взяты под стражу следующие лица: мэр, прокурор города, председатель планетного суда и главный инженер коммунального хозяйства. Все они подозреваются в растратах, хищениях и в отношении них ведется следствие. Эта группа коррупционеров посажена в одну общую камеру, а охранять их назначен начальник апрельской полиции Хапс. Причем – внутри камеры. Вице-мэр города в срочном порядке занялся ремонтом улично-дорожной сети, изыскав для этого средства. Благодарные горожане вышли с транспарантами на улицы, чтобы в очередной раз сказать «спасибо» своей любимой монархине…

За стол уселся Кебаб. Он открыл банку с консервами и принялся торопливо есть, ловко орудуя вилкой. На экране возникла площадь какого-то жаркого города, заполненная народом. В центре площади находился памятник, изображавший осьминога с морской бескозыркой на лысине. Кебаб, бросив вилку на стол, возбужденно взмахнул руками и крикнул:

– Это мой родной город Джян!

– Вы видите митинг в Джяне, столице планеты Сочи, – сообщил диктор. – Народ просит королеву устроить ее следующую встречу с Морсом именно в их городе…

На одном из плакатов, мелькавшем в воздухе, была видна надпись: «Где бюджетные деньги, сволочи?!».

Кебаба накрыла эйфория и он, забыв о еде, тыкал указательным пальцем в экран и орал:

– Видите вон тот желтый дом справа?! В нем купил квартиру мой дядя Лаваш Халтура! А во-о-он тот, сиреневый, слева? Это дом моей тетки Чурчхелы Конченой! Я там жил!

– У дяди или у тети? – спросил Джем.

Кебаб как-то странно сник и продолжил есть анчоусы, буркнув перед этим:

– Я везде жил…

На экране опять появились рекламные ролики. В одном из них красивая девушка, лежа в непристойной позе на капоте дорогого шморовоза, читала газету с таким видом, будто другого места для чтения не существовало в природе.

Кебаб опять повеселел. Восхищенно глядя на экран, он произнес:

– Вот это чаечка!

– Да, неплохая шлюха, драть мои копыта, – согласился Батон.

– Дурак ты! – негодующе воскликнул Кебаб. – Я про шморовоз говорю. Серия называется – «Протуберанец». У меня такой же, только двумя моделями старше и…

– Краденый, – добавил Джек, и они с Батоном рассмеялись.

Кебаб развел руками:

– Главное, не у нас в Джаппурии. А где он раньше ездил – пусть у разгульдяйцев спрашивают. Это они его сюда привезли. Да и вообще, что за вопросы? Уголовник я или нет? Одним делом больше, одним меньше.

– Ты, наверное, с детства джамобилями занимался? – поинтересовался Джем.

– В детстве мне некогда было заниматься этим, – ответил Кебаб. – Мои мать с отцом решили быстро разбогатеть на контрабанде и связались с этими разгульдяйскими мошенниками, которые раньше шлялись тут как у себя в шашлычной. Подсунув меня тетке (в пятилетнем возрасте) они отправились на одном из их звездолетов за бытовой техникой, которой тогда в Джаппурии днем с огнем нельзя было сыскать. И пропали. Кто-то из контрабандистов потом рассказал, что звездолет, на котором находились мои родители, был захвачен шмордонскими таможенниками и весь экипаж упекли в тюрьму на двадцать пять лет. Так ли это – не знаю… Поэтому сначала мне пришлось торговать вареной кукурузой перед домом, а потом заниматься тем же самым, но на пляже и уже в паре с теткой. Точнее – торговала она, а я в это время обчищал карманы пляжной одежды. Доход это приносило небольшой (какой идиот на пляж будет много денег брать?), но зато мне уже не приходилось есть теткин хлеб даром. Все шло хорошо, пока из кармана какого-то придурка я не выудил деревянную монету в десять тагриков. Это было богатство! Поэтому я ничего тетке не сказал, а монету спрятал. Но через несколько дней мне так захотелось сахарной ваты, что я решил свое сокровище разменять. Вот тут-то меня и хлопнули! Оказалось, что монета являлась нумизматической редкостью, так как была древне́й первой шмордонской экспансии! Более того – она имела на аверсе свой номер и находилась в розыске уже двадцать лет! Получилось, что тип, у которого из кармана украли монету – еще больший жулик, чем я сам! И хотя мне на тот момент исполнилось всего двенадцать, в полиции заявили, что меня никак этот факт от тюрьмы для малолетних не спасет. Дескать, плевать они хотели на калькуляцию. Монета нашлась? Да. Преступник пойман? Да. Сидит? Сидит. Дело закрыто, полиции – премию! А если еще какие-то годы считать, то большинство преступлений останется нераскрытыми… В камеру, где я ожидал своей участи, впустили моих дядю и тетку, чтобы они проведали меня, а заодно посовещались. Тетка Чурчхела говорила, что меня не посадят, потому что полицейские просто вымогают деньги. Дядя Лаваш сказал, что если денег не дать, то посадят обязательно, потому что они обозначили сумму; и не только обозначили, но уже и поделили ее заочно. Тетка заявила, что от такой суммы у полицейских рожи потрескаются, поэтому ничего она не даст. После чего предложила мне немного посидеть (подумаешь – каких-то пару лет). Дядя поругался с ней и заплатил за меня сам. Меня выпустили, и я стал жить у него.