Виртуальный свет

Бармен словно извинялся за капризного, непослушного ребенка.

- Из этой штуки, у нее на коленях?

- Вроде того, - кивнул бармен. - Это интерфейс, а сам проектор - вон там. - Он ткнул большим пальцем через плечо. - Над знаком НЭК.

Чуть повыше старинной, подсвеченной изнутри рекламной эмблемы чернело нечто вроде оптической кинокамеры, какими пользовались в прошлом веке. А что это такое - НЭК, пиво или что? Вся стена была увешана и оклеена такими значками; названия некоторых фирм вызывали у Райделла смутные воспоминания. Похоже, все это были рекламы древней электроники.

Райделл перевел взгляд с черного угловатого прибора на толстуху в инвалидном кресле. Его охватила непонятная тоска. И нечто вроде злобы. Вроде как если потеряешь что-нибудь личное, дорогое для себя.

- Даже и не знаю, чего я, собственно, ожидал, - сказал он не то чтобы бармену, а так, самому себе.

- Тут кто хочешь ошибется, - понимающе кивнул бармен.

Значит, кто-то сидел там, на склоне, чуть повыше дороги. Машины подстерегал. Вроде как они, школьниками еще, прятались за кустами на Джефферсон-стрит. А потом кидали под колеса проезжающих машин пустые консервные банки. Звук - ну точно как если ступичный колпак отвалится. Машины тормозили, водители вылезали на дорогу, смотрели, как и что, трясли головами. И там, в долине, было что-то вроде, какие-то ребята играли с дорогой игрушкой.

- Хрен с ним, - сказал Райделл и начал высматривать Шеветту Вашингтон; запахи пива и дыма исчезли за густой вонью пота и мокрой одежды.

А вот и они, девушка и двое ее приятелей, в самом углу, за маленьким круглым столиком. Тот, похожий на тень, скинул свой капюшон, явив изумленному миру голову, поросшую короткой белесой щетиной, с летучей мышью, а может - какой птицей, отсюда не разберешь, вытатуированной чуть повыше левого виска. Потому, наверное, и лысый - отпусти он волосы, так вся красота пропадет. Ручная работа, не компьютерная. Лысый - его маленькое жесткое личико было повернуто к Райделлу в профиль - молчал. Шеветта что-то объясняла второму, выглядела она безрадостно, еще секунда - и расплачется.

И тут музыка изменилась, вступили барабаны, казалось, что их, барабанов этих, тысячи

и миллионы, что за тонкими стенками бара выстроилась несметная армия барабанщиков, и на этот неумолчный грохот накатывались волны шипения и свиста, вроде помех в радиоприемнике, накатывались, и откатывались, и накатывались снова, а затем вступили женские голоса, только голоса эти звучали не по-человечески, а вроде каких-то птичьих криков, и все это искусственное, синтезированное, голоса улюлюкали, как сирены полицейской машины на пустынном шоссе, а барабаны, если прислушаться, также не были барабанами, а состояли из крошечных звуковых обрезков, или там осколков, и все это гремело, било по ушам и по нервам.

Японка - голограмма, напомнил себе Райделл - вскинула руки, качнула бедрами, заскользила по сцене петлями и восьмерками медленного шаффла [Шаффл - танец с характерными шаркающими движениями