Илион

– Почему? Я забирался и глубже. Для того и создан.

– А я развалюсь?

– Э-э-э… не знаю.

Манмут и впрямь не знал, хотя нетрудно было догадаться, что станет с моравеком, запрограммированным на полный вакуум, в условиях разрушительного морского давления. В лучшем случае через три километра товарищ превратится в помятую консервную банку. Если раньше не лопнет вообще.

– Может, все-таки прибьемся к берегу? – подал голос Орфу.

– Навряд ли. Скалы здесь, я видел, огромные и крутые, у подножия торчат гигантские острые камни, а волны сейчас, полагаю, метров под сто.

– Впечатляющая картинка. И что же, МЗЧ точно не доберутся до суши?

Европеец огляделся в полумраке трюма. Все до единого матросы забились в ниши, привязавшись ремнями для безопасности. Зеленые ручки и ножки этих безжизненных хлорофилловых кукол трепыхались при каждом сильном толчке и крене судна.

– Трудно сказать, – как можно бодрее откликнулся любитель Шекспира.

– Значит, дружище, придется тебе спасать наши шкуры, – подытожил иониец.

И Манмут постарался. Проклятие, да он просто лез вон из искусственной кожи.

Настал пятый день бури. Небеса по-прежнему застила кровавая тьма, и ветер завывал в потрепанных снастях. Неразговорчивые матросы валялись внизу бесполезным штабелем дров. Намертво заклинив корабельный руль, маленький европеец достал огромные иглы и бечевку: пора штопать жалкие остатки драных парусов. Точно так же, как это делали зеленые человечки. Только на сей раз фелюгу швыряло из стороны в сторону, разворачивало и подбрасывало метров на пятнадцать ввысь, и бурные соленые валы с шумом окатывали палубу.

Бывший капитан «Смуглой леди» принялся латать первую дыру, и тут на корабле полопались рулевые канаты. Суденышко содрогнулось, несколько раз взлетело навстречу тучам, а затем опасно развернулось по ветру – носом к берегу, к его невидимым, но вездесущим рифам. Когда фелюга оседлала очередную алую волну и в багровом небе на миг появился просвет, Манмут успел разглядеть сквозь кипящую пену и полумрак высокие утесы северного побережья. Путешественники мчались прямо на них. Если не починить управление, через час все будет кончено.

Моравек бросился на корму – убедиться, что хотя бы руль закреплен. Его и вправду не оторвало. Однако массивное колесо штурвала со скрипом крутилось туда-сюда, утратив силу. Маленький европеец скользнул по лестнице во тьму третьей палубы, сменил манипуляторы на режущие лезвия и, освещая путь нагрудными лампами, стал пробиваться туда, где, по его мнению, лопнули толстые пеньковые канаты. К счастью, Манмут провел достаточно времени, изучая системы управления и навигации судна. Он бы непременно срастил концы разорванного рулевого троса или обоих. Лишь бы только добраться до них! Может статься, авария произошла в недоступном месте – тогда дела и впрямь плохи. Покинет ли Манмут тонущий корабль, проплывет сквозь грохочущий прибой, отыщет для себя тихую гавань? Заманчиво, но как же Орфу? Его с собой не возьмешь. Моравек наконец-то прорубил путь в шахту, по которой проходили рулевые веревки, зажег свои лампы на полную мощность и огляделся. Канатов нигде не было видно.

– Как там, все нормально? – проскрежетало радио в ушах.

Любитель сонетов подпрыгнул при звуках знакомого голоса.

– Да, конечно. Надо кое-что починить.

Вот они, голубчики!

Все-таки не выдержали оба троса. Кормовые сегменты торчали в шести метрах от Манмута из узкого желоба, носовые унесло аж на десять метров вперед. Моравек забегал между ними, проламывая твердую обшивку, вытягивая канаты часть за частью и неимоверными усилиями пытаясь воссоединить обрывки.

– Ты уверен, что все в порядке? – уточнил Орфу.

Европеец убрал отточенные лезвия, выпустил манипуляторы и переключился на сверхъювелирную моторику. После этого он принялся сращивать толстые нити пеньки с такой скоростью, что быстро мелькающие пальцы утратили ясные очертания в галогеновых лучах, прорезавших густую темноту.

Фелюга то возносилась на безумную высоту, то головокружительно скатывалась по водному хребту – и всякий раз внутренности Манмута сжимались в ожидании следующего вала, ибо громкие удары сотрясали суденышко подобно пушечным выстрелам. И каждая волна, как известно, приближала гибельные скалы.

– В полном порядке, – подтвердил моравек, в то время как пальцы его танцевали, свивая лопнувшие нити, а низковаттный напульсный лазер аккуратно сваривал стальные волокна, вплетенные в пеньку. – Прости, я тут немного занят.

– Тогда я подключусь чуть позже, – предложил краб.

– Ага. – «Если не устранить поломку, мы налетим на скалы через полчаса. Скажу ему минут за пятнадцать». – Подключайся позже. Буду ждать.

И вот безымянная, примитивная фелюга вновь приручена. Это, разумеется, не «Смуглая леди», однако в беде сгодится. Европеец широко расставил ноги на верхней палубе и ухватился за руль. Впереди четко вырисовывались суровые, обветренные скалы. Над головой хлопали обрывки парусины, с грехом пополам скрепленные между собой. Развернув суденышко против злобного ветра, самозваный капитан связался с товарищем и доложил обстановку: мол, не исключено, что утесы дождутся их через четверть часа, но он, Манмут, выжимает все силы из окаянной морской лоханки, дабы увести ее подальше от берега.

– Что же, спасибо за откровенность, – отозвался иониец. – Могу я чем-то помочь?

Исполинский вал грозил опрокинуть хрупкую фелюгу вверх тормашками. Моравек навалился всей тяжестью на огромное колесо:

– Как тебе сказать? Рассмотрю любые предложения.

Пурпуровые тучи нависали еще ниже, не показывая, будто намерены рассеяться; ураган выл не стихая. Канаты стонали от натуги, парусина оглушительно билась на ветру. Нос корабля поминутно исчезал в клочьях пены, и новая стена воды едва не сбивала с ног Манмута, стоящего на корме.

И тут Орфу заговорил:

– «Опять вы тут? Чего вам надо? Что же, бросить все из-за вас и идти на дно? Вам охота утонуть, что ли?»

Оказавшись почти в полной невесомости после очередного взлета, европеец не сразу признал «Бурю» своего любимого Шекспира. [20] Моравек обернулся через плечо: скалы угрожающе надвигались. Тогда он вызвал в памяти текст пьесы и воскликнул:

– «Язва тебе в глотку, проклятый горлан! Нечестивый безжалостный пес – вот ты кто!»

– «Ах так? Ну и работайте тогда сами!»

– «Подлый трус! – проревел Манмут будто сквозь вой урагана и грохот волн, хотя радиосвязь и работала вполне исправно. – Мы меньше боимся утонуть, чем ты, грязный ублюдок, наглая ты скотина!»

– «Он-то уж не потонет, – гаркнул краб. – Если б даже наш корабль был не прочнее ореховой скорлупы, а течь в нем было бы так же трудно заткнуть, как у созревшей девахи!»… Это он о чем, дружище?

– О менструальном цикле, – пояснил капитан, сражаясь с непокорным рулем. Тонны холодной воды окатывали несчастного с головы до ног. Оборачиваясь назад, Манмут больше не видел в кровавых завихрениях марсианского шторма остроконечных утесов – но зато прекрасно чувствовал их близость.

– Фу, как некрасиво, – произнес Орфу. – На чем бишь я остановился?

– «Держи круче к ветру», – подсказал товарищ.

– Ах да. «Держи круче к ветру! Круче! Ставь грот и фок! Держи в открытое море! Прочь от берега!»

– «Мы погибли! – подхватил европеец. – Молитесь! Погибли!»… Погоди-ка!

– «Погоди-ка»? Я такого не помню.

– Да нет же, ты погоди-ка. Впереди среди скал какой-то просвет. Вроде как расщелина.

– И туда можно заплыть?

– Если я прав и это выход на ущелье Кандор, то за ним откроется водоем просторнее нашего Хаоса Конамара на Европе!