Олимп

Будущая мать сердито вырвала руку.

– Нет во мне ничего особенного!

В темных глазах Петира плясали огни фонарей, мерцающих в коридоре.

– Нет есть, хочешь ты этого или не хочешь. Ты – часть Ардиса. И для многих из нас – живое воплощение здешней земли. Можешь не соглашаться, но мы по-прежнему живем у тебя в гостях. Как бы ни обернулось дело, люди ждут твоего решения, и вовсе не потому, что много месяцев Харман был настоящим вождем среди нас. И к тому же в Ардисе ты единственная беременная дама.

Не найдя, что ему возразить, женщина позволила отвести себя в спальню.

Ада понимала, что просто должна уснуть (если хочет принести хоть какую-то пользу и себе, и колонии), но сон бежал от нее. Оставалось лишь волноваться о надежности укреплений и размышлять о Хармане. Где он? Жив ли? Невредим ли? А если да, то вернется ли?

Она уже решилась, едва минует угроза очередного нападения, улететь к Золотым Воротам на Мачу-Пикчу (пусть только посмеет кто-нибудь возразить!) и отыскать своего любимого, своего супруга, даже если это будет последний поступок в жизни.

Хозяйка Ардис-холла поднялась в темноте, подошла к комоду и, достав из ящика туринскую пелену, вернулась на кровать. Не то чтобы женщине очень уж не терпелось испробовать новую функцию: образ умирающего человека из башни, его видящий взгляд еще холодил ей кожу. А все-таки хотелось понаблюдать за древним городом в осаде, за осадой чьего-то родного дома. Возможно, это подарит ей какую-то надежду?

Ада откинулась, положила пелену с микросхемами на лоб и закрыла глаза.

В Илионе утро. Елена Троянская вступает в главную залу временного дворца Приама (бывшего их с Парисом особняка) и спешит присоединиться к ясновидящей Кассандре, Андромахе, Герофиле и великанше-рабыне с острова Лесбос по имени Гипсипила: женщины стоят слева и чуть позади царского трона, среди других знатных дам.

Супруга Гектора сердито сверкает глазами.

– Мы уже посылали служанок на поиски, – шипит она. – Где ты была?

Елена как раз успела принять омовение и облачиться в чистую одежду после того, как улизнула от Менелая и бросила Хокенберри умирать одного в башне.

– Да так, гуляла, – шепчет она в ответ.

– Она гуляла, – отзывается прекрасная дочь Приама хмельным голосом, который часто сопровождал ее трансы. Блондинка подмигивает. – Гуляла… с ножом в руке, дорогая? Ты хоть лезвие-то обтерла?

Андромаха шикает на Кассандру и еле заметно кивает Гипсипиле. Рабыня склоняется над провидицей и крепко сжимает ее руку, впившись пальцами в бледную плоть. Девушка морщится от боли, но тут же безмятежно улыбается.

«Все-таки нам придется ее прикончить», – мелькает в голове Елены. Кажется, миновали месяцы с тех пор, как она в последний раз видела двух уцелевших подруг по тайному обществу Троянок, а в самом деле всего лишь сутки назад они распрощались, и Менелай похитил ее. Четвертая выжившая, Герофила, тоже здесь, но взгляд у жрицы отсутствующий; прошедшие восемь месяцев состарили «возлюбленную Геры» лет на двадцать. «А ведь ее дни сочтены, – смекает Елена. – Как и у Приама».

Возвращаясь мыслями к внутренней политике Илиона, виновница троянской осады удивляется, как это Андромаха терпит Кассандру в живых? Стоит царю и прочим разведать их тайну – узнать, что первенец Гектора Астианакс еще жив и что его мнимая смерть была подстроена, дабы развязать войну с Олимпом, обманщицу-мать растерзают на мелкие кусочки. Сам же Гектор и растерзает.

«Кстати, где он?» Дочь Зевса вдруг понимает, кого все так терпеливо дожидаются.

Она уже хочет шепнуть свой вопрос Андромахе, но тут в окружении дюжины капитанов и ближайших друзей появляется благородный Приамид. И хотя престарелый правитель города восседает на троне (а рядом пустеет престол Гекубы), все понимают: вошел настоящий царь. Копейщики с красными хвостами на шлемах вытягиваются по струнке, приосаниваются утомленные полководцы в запыленных и залитых кровью доспехах, и даже знатные дамы поднимают подбородки.

«Пришел».

Десять лет Елена восторгалась его харизмой, тянулась к прославленному герою, точно цветок навстречу яркому солнцу, и все-таки снова, в десятитысячный раз, не может удержать громкого биения сердца, едва он заходит в залу – божественный Гектор, сын Приама, истинный полководец, надежда и опора Илиона.

Мужчина явно только что из постели, а не с поля сражения: лицо умытое, боевые доспехи начищены, даже волосы свежевымыты и завиты, но его изможденный вид говорит о неизжитой душевной боли.

Поприветствовав венценосного отца, Гектор запросто усаживается на трон покойной матери. Верные полководцы встают за спинкой престола.

– Доложите обстановку, – изрекает Приамид.

Деифоб, его брат, чье лицо забрызгано кровью после ночного боя, старательно делает вид, будто бы обращается к седому царю, хотя в действительности говорит он только для Гектора:

– Стена и Скейские ворота в безопасности. Внезапное нападение Агамемнона застало нас врасплох, поскольку наши отборные силы еще оставались в Дыре, воюя с богами, но к рассвету мы все-таки оттеснили ахейцев обратно к их черным судам.

– А что же, небесная Дыра захлопнулась? – уточняет Гектор.

– Исчезла, – подтверждает брат.

– И все наши люди успели оттуда выбраться до закрытия?

Деифоб косится на одного из воевод и получает еле приметный знак.

– Мы полагаем, что да. Правда, в сумятице, когда тысячи бойцов отступали через Дыру, моравеки проносились над головами на летучих машинах, а вероломный Агамемнон решил коварно напасть, многие лучшие ратники пали у городской стены, оказавшись зажатыми между аргивским воинством и нашими же лучниками. Но мы уверены, что за пределами чудесного портала не осталось ни единой души. За исключением Ахиллеса.

– Пелид не вернулся? – вскидывается муж Андромахи.

Полководец кивает.

– Расправившись с отрядом доблестных амазонок, быстроногий не пожелал двинуться с места. Прочие ахейские князья и повелители бежали к своим ставкам.

– Пентесилея мертва? – произносит Гектор.

Так, значит, примечает Елена, величайший из сыновей Приама ни с кем не общался более двадцати часов, пытаясь примириться с горькой и невероятной мыслью о том, что битва с Олимпом завершилась.

– Пентесилея, Клония, Бремуза, Евандра, Термодоя, Алкибия, Дериона… Все тринадцать амазонок сложили головы, господин.

– А что же боги? – вопрошает Гектор.

– Яростно бьются между собой, – отвечает Деифоб. – Совсем как прежде… Когда мы еще не сражались с ними.

– И сколько их тут? – осведомляется Приамид.

– Афина и Гера – главные союзники и покровители ахейцев. Кроме того, этой ночью на бранном поле видели Посейдона, Аида и еще дюжину разгневанных бессмертных: они понукали ахейские орды, осыпая город яркими стрелами молний.

Старый Приам прочищает горло.

– Тогда почему наши стены еще стоят, сын мой?

Деифоб ухмыляется.

– Все как прежде, отец: на каждого злопыхателя у нас есть небесный защитник. Аполлон очень помог со своим серебряным луком. Арес повел нас в ответное наступление. Деметра и Афродита… – Он запинается.

– Афродита? – Голос Гектора звучит как удар ледяного клинка о мрамор. Ведь речь зашла о богине, убившей, по рассказу Андромахи, единственное дитя царского сына. Той, что скрепила невинной кровью союз двух самых могущественных героев в истории, положив начало войне между людьми и бессмертными.

– Да. Улыбколюбивая вместе с другими бьется на нашей стороне, она столь же благоволит к Илиону, как и раньше. И клянется, что не убивала любезного всем горожанам юного Астианакса, иначе именуемого Скамандрием.

Губы Гектора белеют, словно мел.

– Дальше, – изрекает он.

Деифоб набирает в грудь воздуха. Елена осматривается по сторонам. Вокруг десятки побледневших, напряженных лиц и взволнованных взоров.

– Агамемнон, его войска и бессмертные покровители перегруппируются у многовесельных судов, – осмелев, продолжает полководец. – Ночью они достаточно близко подошли к Илиону, чтобы поставить осадные лестницы и отправить немало храбрых сынов Трои в обитель Аида. Однако они поспешили, не успели как следует подготовиться, ведь львиная доля ахейцев тоже не успела покинуть небесную Дыру. Под предводительством Ареса и с помощью сребролукого Аполлона мы отбросили неприятеля за Лесной Утес, а потом загнали врага за его же рвы и покинутые укрепления моравеков.