Охота на Эльфа [= Скрытая угроза]

Вот так.

До встречи оставалось полчаса.

Вообще-то мы собирались явиться туда в пижонских костюмах и практически без оружия. Но теперь все вслед за Циркачом передумали. Они сами заставили нас выйти на тропу войны, и экипироваться стоило всерьез. Пусть делают выводы, какие хотят. С автоматами на перевес не пойдем, конечно, но готовы будем к любому повороту событий. В конце концов, сколько можно терпеть всю эту бессмысленную жестокость?

Была охота ездить куда-то по их указке! Привезут взрывчатку, оплатят. Ну а мы её прямо на месте и рванем. Нет, детский городок не обидим, отойдем чуть в сторонку и разнесем в пух и прах все это змеиное гнездо с вагончиками и грузовиками. А курды пусть потом объявляют в газетах и с телеэкрана, что ответственность за взрыв берут на себя. Товарищ Ахман, тебе же все равно, что именно разрушат и кого убьют при этом. Правильно? Тебе же главное — шуму побольше!

Мы уже подъезжали к месту встречи. И все сильнее наливались злостью. Нормальной такой, почти спортивной злостью. Только Циркач был чуточку серый с лица, и за его поступки я боялся больше, чем за других.

Мы приехали раньше всех. Машину поставили возле самого пустыря — прятать её было не от кого и не за чем — и отправились на рекогносцировку. Стратегическим центром этого места можно было считать большой амбар из прочных бревен, где хранилось сено и прочий корм для скота. Вторым естественным укрытием в случае начала боевых действий можно было считать, выражаясь по-восточному, своего рода арык, то есть канаву с проточной водой. Через неё перекинут был деревянный мостик. Кроме этого имелись небольшие сарайчики в каждом загоне — у осла лениво жующего траву из кормушки, у коз, бродивших по лужайке, у свиней, попрятавшихся внутрь — от жары, что ли? А ближе к дороге стояли полукруглые металлические контейнеры для мусора, и в углу двора располагались курятник и маленький пруд с утками. Все это на крайний случай тоже можно было использовать.

Киндербауэрнхоф практически пустовал в этот вечерний час, бродила от вольера к вольеру лишь небольшая компания — две женщины и мальчик. Женщины говорили между собой по-немецки, а мальчик громко возмущался по-русски:

— И чего мы сюда пришли? Нечего тут смотреть! Стоит какой-то неподвижный осел.

Одна из женщин, очевидно, его мама прервала свою интеллектуальную беседу с подругой и выразила несогласие с мальчиком:

— Ну, почему только осел? Погляди, какие уточки. А вон там — смотри! — там поросята.

Мальчик повернул голову к поросятам, но увидел совсем другое и мигом перестал жалеть, что они сюда пришли:

— Ух ты! — вырвалось у него.

Действительно «ух ты!»

К площадке одновременно подъехали: устрашающего вида черный форд-броневик, из которого вышел аргентинец Петер; армейский «хаммер» в боевой маскировочной раскраске — откуда вышли двое и встали по сторонам широко расставив ноги, третий высунулся из верхнего люка и ему только турели с пулеметом не хватало; наконец, подкатили две ярко-красных «БМВ», и наружу высыпало человек десять смуглых и бородатых. Форма их больше напоминала строительные спецовки, чем нормальный солдатский камуфляж, но вид у всех был угрожающим: никто не держал оружия в руках, однако оно отчетливо угадывалось под одеждой.

Последними подвалили Шкипер с Пиндриком на «фольксвагене» и тут же, следом большая черная «ауди», кажется, «восьмерка», как у нашего главного начальника в Москве. Из неё не вышел никто, а окна были тонированными, так что оставалось лишь догадываться о персоналиях внутри. Впрочем, бравых солдат из «хаммера» я тоже не мог идентифицировать наверняка и лишь условно называл их для себя людьми Павленко из Бонна.

Семь машин — для этого тихого перекрестка очень много, не говоря уж про людей — в Киндербауэрнхофе подобного стечения публики наверно, не было никогда. Козлы заблеяли, даже «неподвижный осел» вздрогнул, птицы подняли гам, и сильнее птиц забеспокоились женщины. Только русский мальчик был в восторге. Мама едва успела схватить его за руку и прижать к себе, он рвался посмотреть на машины поближе.

Меж тем один из бородатых уже рявкнул по-немецки очевидно приказывал всем оставаться на местах. И нам тоже.

Что ж, мы якобы послушно замерли, в действительности оценивая диспозицию. Не слишком хорошая была диспозиция.

Все следили за всеми, и кто кого охранял, понять было почти нереально. От бородатых отделился знакомый нам Семнадцатый и свирепо спросил:

— Все готовы?

— Готовы, — сказал я, хоть и не понял, что он имеет ввиду.

Скорее всего, он хотел спросить, всё ли готово, но при его знании русского…

А мы действительно были готовы. Ко всему.

Почти вплотную к нам подошел Петер и предложил:

— Принимайте товар.

Семнадцатый с тремя амбалами и мы с Филом (Циркач намеренно чуть поотстал) двинулись к черному «Форду». Петер приоткрыл одну створку двери. В кузове ровными стопками лежали книжные пачки с яркими наклейками и маркировкой по-арабски. Семнадцатый подошел, сорвал упаковочную бумагу. Вынув верхнюю книжку, увидел угол брикета и удовлетворенно покивал. У нас возражений не было.

— Гельд? — спросил Петер.

Слово «деньги» мы понимали уже и по-немецки.

Семнадцатый кивнул на нас.

Все. Время «Ч».

Не прошло и полминуты, как они подъехали, а разговор уже переходил в стадию конфликта.

— Какие деньги? — спокойно спросил я, даже пальцем не шевельнув.

Но то ли Фил, то ли Циркач выдали себя инстинктивным движением рук, а может, одним лишь внезапным напряжением в мышцах.

Бородатые явно не сегодня родились, воевали где-нибудь в Курдистане, Афгане или других горячих точках, поэтому уже в следующую секунду не меньше пяти стволов было направлено в нашу сторону, а Семнадцатый хрипло приказал:

— Бросить оружие!

И добавил зачем-то:

— Почему вы пришли с оружием? Мы так не договаривались.

Как будто у нас было время обсуждать договоренности в такой предельно острой ситуации. Впрочем, если Семнадцатый хочет обсудить…

— У нас нет денег, — сказал я. — Платите вы. И вот об этом мы точно договаривались. Матвеев подтвердит.