Химера

Мне стало как-то не по себе, даже мурашки побежали по коже.

— Удручающая аналогия, — сказал я.

— Какая уж есть, — продолжил врач. — Теперь про тоннель, ощущение полета, про свет и то, что там дальше. Думаете, что мы летим в чистилище, в ад или в рай? Или может на предварительное собеседование ко Всевышнему? Как бы не так! Есть у нас в головах замечательный орган под названием эпифиз, он же — шишковидная железа, он же — «третий глаз». Отбросив метафизическую и спиритуальную ауру, издавна покрывающую сей орган, отмечу, что это важная железа внутренней секреции и выделяет много всяких нужных полезных веществ. Среди них диметилтриптамин — ДМТ — структурный аналог серотонина, одного из важных нейромедиаторов головного мозга. Но, внимание! ДМТ — один из сильнейших галлюциногенов известных науке на сегодняшний день. Диметилтриптамин использует в качестве психоделика «продвинутая» молодежь, кайфующая от его сильнейших и ни с чем не сравнимых галлюцинаций. Существует гипотеза, что при ОСП эпифиз выбрасывает достаточно большое количество ДМТ, что в свою очередь ведет к коротким мощным видениям. Изучив отчеты психонавтов, балующихся с ДМТ, я нашел потрясающее сходство с отчетами об околосмертных переживаниях! Оба процесса проходят не более чем пять — десять минут, хотя человеку может показаться, что прошла вечность. Очень часто и там и там встречается упоминание о быстром перемещении по тоннелю, о контакте и разговорах с другими существами, ощущение выхода из тела. В целом, все сходится. Одинаковая природа этих явлений просто очевидна!

Некоторое время я потерянно молчал.

— Помните, был такой фильм-триллер — «Когда умирает мозг»? — спросил я.

— Что-то слышал про это кино, но сам не смотрел, — ответил врач.

— Просто вспомнилось после ваших слов. Страшновато, вообще-то, — вымолвил я. Мне вдруг захотелось говорить красиво и пафосно, вероятно от перенесенного потрясения. Иногда со мной такое бывает. — Лучше уж не думать на эту тему, а просто жить пока живется. Человеческому мозгу не дано этого понять, как не дано понять — конечна или бесконечна вселенная. Ведь известно, что если долго и трудно над этим размышлять, то можно и свихнуться на фиг. В итоге, что же мы получаем? Все, что нам внушало общество с ранних лет про Ад, Рай, Бога, Дьявола, тоннели, жизнь после смерти — все это дешевые галлюцинации? Плод наших собственных психических переживаний, нестандартной работы мозга, замысловатого галлюцинаторного механизма нашего собственного организма? И нет никакого бытия после смерти? Мы смотрим короткий фантастический ролик и все? Черный экран? Game over? Power off? Не хочется об этом думать, хочется просто верить.

— Верить или не верить — дело конечно ваше. Однозначно могу сказать только одно: находясь в коме, человек ничего не видит и не слышит. Нечем. Только в момент отключения и проявления сознания происходят галлюцинации и возникают различные малообъяснимые явления. А в бессознательном состоянии — тишина и мрак, больше ничего нет. Полная отключка.

— Но я-то видел! Я тоже не верю в жизнь после смерти. Но вот тогда вопрос: значит все-все-все экстрасенсы, спириты, медиумы и прочие колдуны — все-все — шарлатаны или сумасшедшие? Ведь они что-то чувствуют, с кем-то там связываются… Узнают такие подробности об умерших, о которых знать не могли в принципе! У живого организма есть чувства, подсознание, интуиция и прочее, а значит, есть люди, которые могут эти потоки улавливать и расшифровывать. Так что, все возможно. Наверно…

— Про колдунов и экстрасенсов — не знаю, не владею материалом. А все, о чем вы мне сейчас рассказали, вы наблюдали в интервале между сознанием и его отсутствием. Эти моменты могли показаться вам очень долгими. Промежуток тьмы выпал и не сохранился в памяти, поскольку мозг «отключался» и ничего фиксировать не мог. Несколько раз вы ненадолго «выплывали», буквально на несколько секунд, оборудование зафиксировало, но потом снова теряли сознание. Пока вы у нас лежали, и когда уже стало известно, кто вы, я навел некоторые справки. Так вот, последним вашим воспоминанием, должно быть то, как вы сели рядом с водителем в «Опель Инсигния» и поехали. Ладно, не будем зря тратить время. Теперь вы практически здоровы. Если что-то будет не так, или возникнут какие проблемы — звоните, вот моя визитка.

С этими словами он передал мне небольшой прямоугольничек тонкого картона со своим именем и координатами.

— Удачи!

Я забрал положенные мне бумаги, поднялся со стула, попрощался с врачом и отправился получать свое барахло. Что бы там мне ни говорили, но я абсолютно не помнил, какого черта мне понадобилось залезать в какой-то «Опель Инсигния»? Зачем я туда сел и когда?

Наверное, надо найти Лилю, поговорить напоследок и проститься с ней. Или не надо? Решив, что все-таки не надо, я отправился в камеру хранения для шмоток принадлежащих пациентам.

Одежда моя оказалась безнадежно испорчена, от былого фэшена не осталось никакого следа. Я взял куртку, и начал шарить по карманам. Там ничего не оказалось. Пусто. «Слава богу, хоть как-то одеться можно», — подумал я.

— А где остальные мои вещи? — спросил я, повернувшись к толстой тетке в белом халате, что охраняла одежду госпитализированных пациентов. — У меня был мобильник, транспортная карточка на год, ключи, деньги…

Тетка возмущенно захлопала глазами.

— Какие еще вещи, молодой человек? — недовольным голосом спросила она. — Когда вас привезли к нам, ничего больше не было, кроме того, что на вас надето! Если так настаиваете, я могу предъявить опись, которая составлялась в приемном покое! Ко мне не может быть никаких претензий!

Позже выяснилось, что в больницу я поступил вроде бы без всяких документов и вообще без каких-либо личных вещей. По больничным данным я проходил как «неизвестный», и только когда мне вернулась возможность нормально разговаривать в этом мире, стало понятно кто я такой. Не зная, что и думать, и не очень понимая, как теперь мне попасть домой, я переоделся, сдал больничный халат и вышел в вестибюль.

Как ни странно, но меня ждала Ольга. Она ощутимо похудела, а губы у нее дрожали.

Сначала она ничего не говорила, только плакала. Когда она смогла говорить, то сбивчиво стала что-то рассказывать:

— Нашелся… ну, слава богу, — всхлипывая, сказала моя жена. — Я тебя искала-искала… только сейчас узнала, что ты в этой больнице… находился в коме… мы вообще считали, что ты пропал! А я свой телефон потеряла… Дома нет никого… Только сегодня мне позвонил детектив, которого я наняла, все рассказал и назвал время выписки… только что приехала сюда… а я тебя искала-искала… — И Ольга опять заревела.

В этот момент она схватилась за мое плечо, вызвав тем самым чувствительную поверхностную боль. Уже потом, когда я пришел домой и задрал рукав, то увидел пунцовый ожог в форме мудреного знака, отдаленно напоминающего притаившегося паука. В принципе, я мог его получить и во время той аварии, когда якобы столкнулся с каким-то бензовозом. Ожог уже практически зажил, но еще болел…

19. Стелла и ее шеф

— Здравствуйте, шеф. — Весело сказала девушка, появляясь в дверях кабинета начальника.

— Слушай, Стелла, перестань называть меня «шеф», сколько раз уже просил, — вместо ответного приветствия сердито пробурчал шеф. — За глаза — можешь, а в моем присутствии — прекрати.

У Стеллы возникло легкое ощущение дежавю, но она отогнала неуместные сейчас мысли.

— Хорошо, шеф!

Борис Викторович болезненно поморщился, но промолчал.

— Вы просили, чтобы я к вам зашла? — продолжила девушка. — Я и так уже собиралась с докладом.

— Вот и хорошо, что собиралась. Что там у нас по делу, которым ты сейчас занимаешься?

— Вы о чем? У меня сейчас три дела на руках.

— По этому, как его… по твоему «Луи».

— А, ну там все нормалёк. С Луи сейчас все в порядке и потом тоже будет о’кей. Его завтра уже выписывают из клиники, поэтому надо будет позвонить нашему клиенту, Линде, и доложиться. Все случилось удивительно удачно — он практически не потерял память, и от всех проблем отделается, что называется, легким испугом.