Лошадь смеется

— Разве первый? А почему же вы тогда вспомнили?

— Я? Я вспомнил не это. Я вспомнил, но это вас не касается. Об этом рассказывал мне кто-то другой.

— Кто-то другой… Или другая?

— Это совсем неважно.

— Знаете? В тот раз в самолет я взяла с собой корзинку с черникой. Я помню, что купила эту корзинку на Арбате, на Старом Арбате, в кулинарии на втором этаже. Вы там когда-нибудь бывали? Вы ведь тоже москвич?

— Да… Когда я был студентом… Я часто приходил в «Прагу» есть шпикачки.

— О! Шпикачки — это вкусно!

— Да. Вкусно. Там их очень вкусно готовили.

— Там всегда такие милые очереди.

— Милые?

— Да! Милые! Такие красивые смешные очереди. Все в шарфиках, шапочках, с зонтиками. И все хотят есть. Тогда это было иначе. Не так, как теперь. Теперь едят по-другому. Я помню, как-то раз я пришла, а очереди никакой нет. Ну, хотя бы пять, хотя бы семь человек. Я так расстроилась и стала ждать…

— И дождались?

— Да. Конечно… А вот в самолет я села с пустой корзинкой.

— Без черники?

— Да! С пустой. Со мной так часто случается… Я беру какую-нибудь сумку и думаю, что все купила и положила в нее. Но оказывается, что там ничего нет… Ну, вы вспомнили?

— О чем?

— Ну, про эту лесную полянку?

— Я же вам сказал. Это вас не касается. Это совсем другие воспоминания…

— В общем-то рассказывать не о чем… Все, кого я знаю, у них то же самое… Ну, когда-то очень давно познакомилась с мужчиной, а потом рассталась с ним… Не знаю, может быть, я его любила, а может быть, нет. Мне ведь не надо оправдываться перед вами? Ничего нового о себе я вам не могу рассказать. Ничего исключительного. Все нелюбимые делают друг друга несчастными… Позже или раньше, но это должно было случиться и со мной… Я даже подумала, что теперь рассказывать о своей судьбе могут только те, у кого ничего не было в жизни — ни мужчины, ни детей… У кого было только одно воображение… Какой она должна быть, жизнь! Эти умеют фантазировать, их интересно слушать… Потому что все, что они рассказывают, очень уж не похоже на то, что есть на самом деле… У меня тоже была такая подруга. Ну, не подруга, а так, знакомая женщина… Однажды ночью я увидела бездну, во сне.

Но, конечно, ничего не помню. Проснулась, а бездны нет. Так, одни очертания, а я летела в эту бездну… Знаете, я вообще ничего не запомнила из своей жизни. Вечерами мне кажется, что жизнь — это какая-то насмешка. Но хоть какие-то впечатления должны были бы остаться от этой насмешки? А их нет, никаких… Ну, какие-нибудь имена, ну, лица… лицо мужчины… Как вы считаете? Я должна была бы запомнить, должна?.. Да? А вот я не помню… Ведь мне уже двадцать пять… За это время произошли события, в мире произошли события… Я плакала, конечно, плакала и смеялась, ходила к врачу, кому-то звонила по телефону. Кто-то мне звонил… Садилась в поезд… Ведь все это было… или летела в самолете… Одна или с кем-то… Наверное, интересно все это вспоминать… Как вы думаете? Вы могли бы быть им? Чьим-то первым мужчиной вы были?.. Да? Непонятно? Что непонятно?..

— Я закурю…

— Курите… А я думала, пока я буду рассказывать про Арбат, вы вспомните…

— Так вы умышленно…

— Ха-ха-ха!.. Конечно… Вот и официантка… Вы что-то хотели?

— Нет. Это я вас собиралась спросить, вам что-нибудь принести? А то у меня сегодня очень много столиков…

— Не знаю. Принесите еще глинтвейна.

— По стаканчику?

— Да. Можно по стаканчику.

— А соленые орешки?

— Можно соленые орешки. Только глинтвейн, пожалуйста, мускатный.

— Хорошо. «Красный камень»? Да?

— Приятное название. А почему так называется — «Красный камень»?

— Этого я не знаю.

— А вы здесь давно живете?

— Хм, как вам сказать? В общем, да. Я здесь вышла замуж.

— Как интересно! И за кого? Здесь можно выйти замуж?

— Можно… Да так, за одного человека. Значит, по стаканчику глинтвейна. Погорячее или теплый?

— Но обязательно мускатный.

— Хорошо.

— Слышите, опять говорят о войне…

— Сейчас принесу… Да! Сырные палочки?

— Сырные палочки? Можно.

— Ладно.

— А за какого человека она вышла замуж?

— Она сказала — за одного человека.

— Но так все говорят. А почему вы упомянули про войну?

— Я?.. Когда?..

— Только что.

— Ну, наверное, потому, что она была.

— Но она была, когда вас еще не было на свете.

— Меня? Вы меня с кем-то путаете…

— Да. Когда была война, вас еще не было на свете.

— А я не про эту войну… То есть не про ту…

— А про какую?

— Вообще, про всякую… Я кое-что про нее знаю…

— Про кого? Или про что? Про войну?

— И про войну… И про эту официантку…

— И про все на свете. Вы, наверное, знаете про все на свете?

— В тот раз, когда я летела в самолете…

— Она тоже летела?

— Да, нет! Понимаете, когда я вспоминаю про эту корзинку с черникой, я… я обязательно встречаю всех знакомых…

— Когда вспоминаете про корзину с черникой?

— Да. В это время мне встречаются люди… и как будто бы я их всех знаю…

— Ничего удивительного, когда все чужие…

— Ну, да. Ас вами так тоже бывает? Кого бы вы ни встретили, вам кажется, что вы… ну, что это ваш знакомый… Что вы его где-то уже встречали… А фашизм не останется на планете?

— Не надо задавать такие вопросы.

— А что? Очень глупо?

— Нет.

— Вы, наверное, любите женщин?

— Что?

— В эпоху Возрождения был такой Игнатий Лойола. Он был потомственный дворянин с хорошими светскими манерами…

— Да. Он был офицер.

— А зачем он создал инквизицию?.. У толстовского отца Сергия есть какие-то черты Игнатия Лойолы…

— Кошмарная параллель.

— Да? Это производит впечатление?.. Я ничего и ни о чем не знаю. И обо всем только догадываюсь. Это как называется?

— Не так уж плохо.

— Если об этом все знают, а я только догадываюсь…

— Ну и что? Так построены ваши воспоминания.

— Если у меня ничего не было? В ту ночь…

— Я принесла вам теплого глинтвейна и орешки.

— Посидите с нами, когда будете посвободнее.

— С удовольствием… А почему вы меня спросили — за кого я вышла замуж?.. Я знаю, вы клоун… Я вас, кажется, видела на манеже?.. Я не перепутала?.. Я подойду попозже…

— Ха-ха-ха! Я же сказала, что вы клоун… Зачем же вы отказываетесь… Разве стыдно быть клоуном?

— Зачем вы ее пригласили?

— Но она очень хотела посидеть с нами. Вы же любите красивых женщин… Смотрите, какая-то лошадь бежит… Это не из вашего цирка?

— Да?.. Бежит?.. Где?

— А красивая лошадь, правда?.. По городу… лошадь… одна… без седока… По-моему, она оранжевого цвета… Это очень редкая масть… А глаза у нее зеленые…

— Скажите, вы кто?

— Как только оранжевая лошадь побежит обратно… назад в свою конюшню… Ведь где-то у нее есть своя конюшня?.. Неужели вы не любите звезды, вечерние звезды?.. А потом рассвет?.. Но сначала звезды, одни звезды… А кто она?.. Она любит звезды?..

— Она?..

— …Оранжевая лошадь… Она непременно побежит назад…

— Сейчас я вам расскажу, как мы с вами расстанемся… Это будет утром… Сегодня утром…

…Олег вздохнул.

— Ты говорил, что тебе ничего неизвестно о личной жизни матери художника…

— Ты думаешь…

— Я думаю, эта женщина — его мать. Она никогда не была замужем. Возможно, в этот вечер она почувствовала свое будущее одиночество…

— И все тот же костюм клоуна. Так грустно висит на вешалке в гардеробной винного погребка.

— Думаю, что мать не однажды рассказывала своему сыну об этой встрече. Вот почему его постоянно тянуло в Прибалтику.

— Таких картин у Карина больше нет…

— Да… Нет. Однако.

— Снова «однако»? Сколько у тебя этих «однако», «но», «все же»?

Олег взял репродукцию… На нижнем плане в ало-зеленых садах просыпался город, с распахнутыми настежь окнами. А в верхней части — над утренним городом в бирюзово-янтарном небе вились жаворонки.