Скользкая дорога (СИ)

— Добро пожаловать во взрослый мир, детка! Квартиру-то снял?

— Да, сегодня как раз и снял! Я тебе из нее звоню. Она классная! Шикарная!

— Конечно, ты же сам ее оплачиваешь. И она тебе будет казаться самой-самой.

Возникла пауза. Я никак не решался сказать то, что хотел. Открыл рот, но будто что-то держало слова внутри меня.

— А… — выдавил я.

— Бэ, — ответил он и засмеялся.

— А как твоя жена?

— Ты хочешь вести светскую беседу? Жена в порядке, сегодня она в ночную смену, а я пока…

— Приезжай ко мне, — перебил его я, и от волнения стало не хватать воздуха, как будто в горле постепенно надувался резиновый мячик. Он не отвечал, и мне показалось, что прошел час, прежде чем я услышал ответ.

— Хорошо. Сейчас? — в его голосе улавливалось волнение.

— Да.

— Хорошо, через полчаса буду выдвигаться.

Я бросился в душ, хотя принимал его недавно, больно ударился обо что-то коленкой и выругался. Прошло полчаса, затем еще полчаса, но его не было. Наконец раздался звонок, и монитор показал стоящего за дверью человека. Это был он. Я открыл дверь, он вошел и смущенно улыбнулся мне. Мы с ним прошли в комнату, не говоря друг другу ни слова, и встали возле открытой балконной двери, откуда в квартиру задувал теплый ароматный речной воздух, вызывая у меня легкое головокружение. Впрочем, не исключено, что причиной был вовсе не свежий весенний ветер. Я смотрел на него и понимал, что мы с ним хотим одного и того же. И тогда я приблизился к нему вплотную, обнял и прижался к груди, а потом почувствовал его руки у себя на спине. Мы стояли так, прижимаясь друг к другу все плотнее и плотнее, и затем я его поцеловал. Сначала, как тогда, в левиподе — едва-едва, аккуратно, но через мгновение наши губы уже не знали ни кротости, ни робости. Он кинул меня на кровать, снимая с себя футболку. Я помог ему раздеться, не переставая целовать… Сейчас вспоминаю это и осознаю: это был самый сексуальный, самый чувственный момент в моей жизни, когда все предыдущие парни, с которыми у меня что-то было, беспощадно меркли по сравнению с ним. От него исходила невероятная энергетика физического наслаждения, и я навсегда запомнил испытанный тогда страх умереть из-за того, что попросту не смогу выдержать всего объема удовольствия, которым была объята моя спальня.

После мы долго валялись в постели. Мы оба лежали на спине, глядя на слабое свечение вмонтированных в потолок ламп. Он дышал мне в макушку и водил пальцем по моему животу снизу вверх и обратно.

— Тебя из-за этого мать выгнала? — тихо спросил он.

— Да. Мы с парнем остались ночевать у меня, а она приехала раньше, чем надо было.

— Классика.

— А твоя жена в курсе насчет тебя?

— Честно — не знаю. Во всяком случае, ничто не говорит о том, что она в курсе. Я не думаю об этом.

— Ты давно… ну… в теме?

— В самой теме, может, и давно, но все мои разы с парнями можно на пальцах одной руки пересчитать.

— Ты поэтому мне помог?

— Почему «поэтому»?

— Потому что я парень?

— Не потому что ты парень, а потому что сразу увидел в тебе что-то, что меня зацепило. Ты так трогательно и вежливо пытался меня ограбить… Я смотрел на тебя и думал: «Надо же, какой красавчик». И когда ты меня поцеловал в левиподе, для меня это не было шоком. Я про тебя еще в кафе понял.

— Как же ты живешь со своей женой, если тебя тянет на мальчиков?

— Нормально живу. Мальчиков у меня очень давно не было, а когда чего-то давно нет, то начинает помаленьку забываться.

— И тут на тебя свалился я, — повернулся я к нему и поцеловал в нос.

— Свалился, да…

— Знаешь, а меня бисексуалы почему-то всегда больше привлекали. Я им завидовал, что у них, как бы сказать, кругозор шире. Если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю. Только не думаю, что я бисексуал.

— А кто же? Гей?

— Думаю, да. Гей. С небольшими вкраплениями гетеро. В виде жены и ребенка, — рассмеялся он.

— Мне бы тоже очень хотелось иметь ребенка, — сказал я.

— Это осуществимо. Если ты этого действительно захочешь, это реально.

— Ты думаешь?

— Абсолютно!

И у нас закрутилось… Видеться часто не получалось — у меня все время забирал Блатт, у него — семья и работа. Но каждая встреча была для меня праздником, фонтаном эмоций, вихрем экстаза. Редко нам удавалось выбраться погулять или посидеть в баре, и много времени мы на это не тратили — его было так мало, что хотелось посвятить любую минуту только друг другу, чтобы ни одной живой души вокруг. Никогда не знали, когда встретимся в следующий раз.

Где-то через полгода Блатт поднял мне зарплату. Сам. Ева говорила, что это немыслимо, чтобы он по своей инициативе увеличивал сумму счета. Правда, всего на 700 долларов, но, во-первых, это тоже деньги, а во-вторых, то был акт благодарности и доверия. Похвала от начальника, отменное настроение, да еще и вечером я должен был с ним встретиться… Жизнь била ключом, а я не мог нарадоваться. Тем вечером я ему признался. Не хотел, чтобы он знал, долго ему не говорил, хотя испытывал к нему чувства уже давно, но после второго оргазма он, не сбавляя темпа движений, целовал меня так страстно, и от него пахло настолько вкусно, что у меня вырвалось против воли: «Я люблю тебя! Люблю тебя!»

Когда он лег рядом и отдышался, я услышал в ответ: «Я знаю. И тоже люблю тебя, как бы мне ни хотелось этого отрицать. Воришка. Деньги украсть не получилось, но ты заполучил мое сердце».

Подходил к концу год, как я бежал из дома. Однажды мне впервые за все это время позвонила мать. Сначала голос ее отдавал пренебрежением, как будто этим звонком она оказала мне великую честь, однако к концу разговора она вела себя уже совершенно иначе — как человек, осознавший утрату своей власти и влияния над бывшим подопечным.

К тому моменту его жена все узнала. Ну, может быть, не все, хотя о моем существовании ей стало известно. Как он потом мне рассказывал, жена заподозрила неладное сразу, как только у нас с ним начался роман. Я никогда ничего не понимал в женщинах, но чутья им не занимать, это точно! Насколько я знаю, он особо и не отпирался, когда она надавила. Бросить жену и ребенка он не мог, и я с этим не смел спорить. Конечно, я готов был руку отдать за то, чтобы жить со своим любимым, но, с другой стороны, мне не хотелось гневить судьбу, ведь свобода, работа и наличие любимого человека превосходили все мои самые смелые ожидания. Жена не хотела его отпускать не из-за вредности, а потому что сильно любила, и в этом я ее прекрасно понимал.

Они с женой достигли компромисса: он остается ее супругом, живет в семье, участвует в воспитании ребенка, а она принимает как данность его роман со мной. Так было лучше, ведь ему больше не нужно придумывать глупых оправданий для наших с ним встреч. После этого он изменился, и мне это понравилось — стал более открытый и спокойный, между нами появилась настоящая нежность, которой мне так сильно не хватало, а его взгляд стал таким родным и мягким, что когда он смотрел на меня, хотелось плакать от счастья. Мы стали много времени проводить вместе, подолгу разговаривать. Он не просто превратился для меня в идеал парня, он стал идеалом человека. В нем все было на уровне: внешность, телосложение, чувство юмора, ум, находчивость, надежность. Два-три дня без него, без его голоса и проникновенного взгляда — и я ощущал физическое истощение, упадок сил. Он был не просто нужен мне — он стал смыслом моей жизни. Только мой. К наличию жены я относился более чем спокойно, ведь, в конце концов, она его законная супруга, в отличие от меня. Главное, что он любит меня, и я у него один. Для меня казалось очевидным, что если этого человека со мной больше не будет, моя жизнь закончится.

Однажды Блатт предупредил меня о предстоящей недельной командировке вместе с ним в Берлин. У меня чуть сердце не выпрыгнуло, когда я узнал, что мой любимый тоже едет в этот город по работе. Целая неделя вместе! Мы были как настоящая пара — с утра до вечера дела, а потом ночь вместе. Мы жили в корпоративной квартире, которую ему снимало агентство. Впервые за полтора года он с приближением полуночи не вставал с постели, не одевался и не уходил. У меня щемило где-то в позвоночнике от невероятного тепла, которое я испытывал каждое утро, когда просыпался в его объятиях.