Салат из креветок с убийством

— Там в половине номеров листы вырваны, смотрите сами. Я газетной бумагой стекла протираю. Какой Бушински? Я читаю спортивное приложение и про экономику. Политикой не интересуюсь… Чего вы от меня хотите, старший инспектор?

— Ничего, — вздохнул Беркович и распрощался.

— Я убежден в том, что Ольга Винер права, и этот человек фактически убил жену, — сказал старший сержант эксперту Хану, когда, вернувшись в управление, спустился в цокольный этаж, где располагалась криминалистическая лаборатория. — Но доказать это мы не сможем, к сожалению. Никакого яда не было, конечно. Этот тип прекрасно знал о болезни жены. Он с ней и ругался так часто, надеясь, что в конце концов она получит инфаркт. Крики, однако, на Иду не действовали, у нее случались приступы, но все обходилось. А тут на глаза Альберту попалась эта американская статья. Бушински описывал случаи психологической атаки на жертву — доведение до самоубийства, например, или создание стрессовой ситуации, опасной для жизни. Один из описанных в статье случаев Альберт и взял на вооружение. Он добавил в кофе жены каплю уксуса. Сам пить кофе не стал, налил себе коньяк. Она пригубила и сказала, что кофе горький, пить невозможно. Альберт, скорее всего, начал кричать, что она все выдумывает, пусть пьет, нормальный кофе, он, мол, сам готовил… Может, он как-то иначе заставил жену выпить почти до дна. А потом сказал спокойным голосом, что кофе был отравлен, и сейчас она умрет, потому что яд очень сильный. Ида поверила — она ведь прекрасно знала, как муж к ней относился! И то, что сам он не пил кофе, стало для нее доказательством. Скандалами он бы жену до инфаркта не довел, а вот так, убедив ее, что она отравлена…

— А если бы приступа не случилось? — с недоверием спросил Хан.

— На нет и суда нет, — пожал плечами Беркович. — Он ждал столько лет, подождал бы еще.

— Эффектная история, — хмыкнул эксперт. — Но ты прав, ничего тут не докажешь. Все могло быть так, а могло и иначе. Единственный бесспорный факт — капля уксуса в кофе. Ну и что? Я знал одного типа — он в вино добавлял щепотку соды, ты представляешь, какая это гадость? А он пил и утверждал, что иначе не может — якобы без соды у него после вина начинается изжога. Полная глупость, конечно, но он себя убедил…

— Все это понятно, — кивнул старший инспектор. — Ничего доказать я не могу. Капля уксуса, подумаешь… Но рассказ этой женщины, Ольги… И еще — я видел глаза Альберта… Тоже не аргумент, согласен… Неужели убийца так и будет жить на деньги жертвы?

— Так и будет, — кивнул Хан. — Что поделаешь? Если нет улик — нет и дела. Я, например, каждый день встречаюсь на улице с человеком, о котором точно знаю, что он убийца. В свое время этим делом занимался твой друг Хутиэли, это еще до тебя было. Доказать не смог. Убийца смотрит на меня, я вижу, что он смеется в душе. И что делать?

— С удовольствием дал бы Альберту по морде, — сказал Беркович.

— И это был бы последний день твоей работы в полиции, — хмыкнул эксперт.

— Только это меня и останавливает, — мрачно сказал старший инспектор.

О смерти Маргалит Кадмон в полицию сообщили из больницы “Ихилов”, где она скончалась, не приходя в сознание, поздно ночью с субботы на воскресенье. Старший инспектор Беркович получил дело к расследованию, как только явился утром на работу. В больницу он поехал один, хотя и хотел взять с собой Рона Хана, однако эксперт рассудил иначе: “Там своих знатоков достаточно, — сказал он. — А если возникнут трудности — звони, подъеду”.

Смерть Маргалит, женщины тридцати двух лет, была квалифицирована врачами как результат отравления мышьяком. Смертельная доза попала в организм примерно за полтора часа до того, как мать Маргалит, Шошана Симхони, вызвала скорую помощь.

Быстро оформив документы о передаче тела для судебно-медицинской экспертизы и сообщив по телефону Хану о предстоявшей ему работе, Беркович вышел в приемный покой, где собрались безутешные родственники умершей. Шошана Симхони оказалась женщиной очень худой и высокой. Алексу Кадмону, мужу Маргалит, было на вид лет сорок или чуть больше — он метался по комнате и повторял: “Господи, что же это такое?” Были здесь еще две женщины, о которых Шошана, единственная, кто выглядел человеком в здравом рассудке, сказала, что это сестры Алекса Далия и Сильвия.

Разговаривать в приемном покое было, конечно, затруднительно, а везти убитых горем родственников в полицию Беркович посчитал неправильным, поэтому поехали домой к Кадмонам — в Рамат-Авив. Семья жила в большой пятикомнатной квартире на первом этаже нового дома. Устроились в салоне, и Беркович спросил первым делом, откуда в доме взялся мышьяк.

— Это я купила, — мрачно сообщила Шошана. — У нас месяц назад на кухне появилась мышь, и я приготовила для нее отраву.

— А мышь съела и сбежала, — хихикнула Далия.

— Понятно, — сказал Беркович. — За полтора часа до того, как Маргалит стало плохо, вы, вероятно, ужинали?

— Нет, — сказала Шошана, которая первой понимала смысл задаваемых вопросов. Алекс молчал, тупо глядя перед собой и время от времени всхлипывая, а его сестры, похоже, думали о чем угодно, но не о постигшей всех утрате. — Ужинали мы в шесть, а в восемь пили кофе и смотрели телевизор. Дочь почувствовала себя плохо в половине десятого.

— Значит, кофе, — кивнул Беркович. — Кто-нибудь помыл чашки или?…

— Сильвия помыла, — сказала Шошана. — Как выпили, так я ей и сказала: “Помой посуду, не нужно ее оставлять на ночь”.

— К кофе было что-нибудь?

— Конечно. Сладкое печенье, крекеры, шоколад, творожный торт, очень вкусный, все его ели, Маргалит тоже…

Упомянув имя дочери, Шошана побледнела, губы ее задрожали, и Беркович поспешил задать следующий вопрос, обращаясь не к Шошане, а к Сильвии с Далией.

— Вы тоже если торт и пили кофе?

— Конечно… — пробормотала Сильвия, в то время, как Далия пустым взглядом смотрела в пространство и, похоже, не вполне отдавала себе отчет в происходившем. — Я ела, сестра тоже, Шошана, все… И Маргалит…

— Ни в торте, ни в крекерах, ни в шоколаде, ни в печенье, — заявила вдруг Шошана ясным голосом, будто не она только что едва не упала в обморок, — нигде яда быть не могло. Отдайте вашему эксперту, он подтвердит.

— Почему вы в этом уверены? — обернулся к женщине Беркович.

— Потому, — раздраженно сказала Шошана, — что все это я сама купила в супермаркете за час до того, как мы сели за стол. Все было упаковано, никто к этим продуктам не прикасался, пока не подали кофе. Тогда я сама открыла коробку с тортом, сорвала оболочку с крекеров и печенья, а шоколад так и остался нетронутым, так что… И вообще: как можно начинить мышьяком творожный торт, хотела бы я знать!

— О, — пожал плечами Беркович. — Наш эксперт Рон Хан смог бы рассказать по этому поводу много интересного. Отравителей-кулинаров в полицейских расследованиях было столько…

Он оборвал себя, подумав о том, что обаяние этой женщины заставило его сказать больше того, что было нужно и возможно в обществе людей, один из которых, скорее всего, и был тем самым кулинаром-отравителем.

— Я хотел бы посмотреть посуду, в которой подавали кофе. Не возражаете?

Не дожидаясь ответа, Беркович пошел на кухню. Фаянсовые чашечки стояли в сушилке, толку от них теперь не было никакого.

— А где вы храните мышьяк? — поинтересовался старший инспектор.

— Вот, — Шошана открыла шкафчик рядом с плитой и показала стоявшую в самом низу пластиковую баночку, надпись на которой “мышьяк, обращаться осторожно!“ не оставляла сомнений в том, что каждый мог знать, где хранится отрава.

Вернулись в салон.

— Вы люди умные, — продолжил разговор Беркович, — и понимаете, что есть два варианта. Либо Маргалит сама положила себе в чашку яд, либо это сделал кто-то из вас. Ведь, кроме вас, в квартире никого вчера вечером не было?

— Нет, — подтвердила Шошана. — И я вас уверяю, старший инспектор, моя дочь не собиралась и не могла покончить с собой! Это глупо! Она была счастлива! Они с Алексом всего год женаты…