Восход Черной луны

— Тебя как зовут?

Арсеньев наконец осознал, что старуха уже дважды повторила вопрос.

— Андрей, — едва слышно ответит он, еще плохо соображая, где и зачем находится.

— Служишь здесь, сынок?

Старая цыганка внимательно разглядывала Арсеньева.

— Да, летаю вот… — Андрей показал рукой на небо, по которому плыли легкие белые облака. — Служу в общем.

— Летаешь? — удивилась старая женщина.

— Ну да, летаю, — подтвердил Андрей, — я ведь летчик.

— И что же привело небесного странника к нашему земному народу?

Арсеньев вкратце и вполне тактично рассказал старухе о том, что волновало его командира. Она помолчала и, повернув к нему неподвижное свое лицо, спросила:

— Чем же может табор помешать вашим железным птицам? И что плохого, если люди послушают наши песни? Или нехорошо поем?

Андрей смутился.

— Нет, хорошо, конечно, очень хорошо, но ведь здесь нельзя вам быть. Здесь аэродром… военный… — растерянно сказал он, внутренне сожалея уже, что не слышат этих песен.

Старуха смерила его гордым взглядом и непонимающе пожала плечами:

— Почему же тогда нельзя, если мы никому не мешаем?

«О, господи! — подумал про себя Арсеньев. — Ну как мне объяснить этой древней старухе, почему нельзя располагаться табором на территории воинских подразделений? Для нее ведь все параграфы и положения военных уставов — чушь, о которой даже говорить невозможно.»

Андрей уже было, собравшись с духом, решил найти доступные слова, но в этот самый момент вновь появилась девушка, в руках у которой был тяжелый медный чайник, и он, снова пораженный ее магической красотой, тут же растерял не только все слова, но и мысли. Окаменел капитан и не в силах оторвать от красавицы взгляда сидел он безмолвно, зачарованный неземной прелестью ее смуглого лица и завораживающей пластикой грациозных движений.

Все тот же напевный голос старухи и в этот раз вернул его, к действительности:

— Что, Андрей, понравилась внучка?

Глаза старухи понимающе улыбались. Он взглянул в эти светящиеся мудростью, прозорливые глаза цыганки и вдруг совершенно неожиданно для себя откровенно выдохнул:

— Понравилась.

— Что ж, и неудивительно, — доброжелательно произнесла старуха. — Твое дело молодое, а Ляна моя, и правда, красавица.

Она помолчала, проницательно посмотрела на парня и, вздохнув, добавила:

— Только влюбляться в нее тебе не стоит. Она родилась и умрет свободной, а ты хоть и крылатый, да крылья твои железные и летят — куда прикажут. У нее же душа крылата, а разве могут сравниться даже самые вольные птицы с полетом свободной души? Разная у вас жизнь. Вот и выходит, что не пара вы с ней.

«Вот ведьма, мысли мои она что ли читает? — с удивлением подумал молодой капитан. — Иначе как ей могло прийти в голову заговорить о любви, когда я первый и последний раз ее красавицу-внучку вижу?»

Андрей не заметил, как и откуда перед ними появился складной столик, а на нем железные кружки, сахар и банка с растворимым кофе, выглядевшая здесь, посреди этого кочевого стана, предметом странным и противоестественным. Девушка, от которой он не мог оторвать глаз, разлила по чашкам крутой кипяток и исчезла, оставив в душе Андрея чувство сожаления о том, что он не сможет больше любоваться ее ловкими грациозными движениями.

Арсеньев уже почти отбросил мысль о том, чтобы убедить упрямую старуху в невозможности пребывания цыганского табора на территории летного поля, понимая, что все его доводы будут значить для нее еще меньше, чем он мог бы предположить. Однако цыганка, словно прочитав его мысли, сказала:

— Здесь удобное место для стоянки — родник рядом…

Она махнула рукой в сторону расположенной довольно далеко железной дороги. На сбегающих к железнодорожному полотну склонах «бугорка» (как все здесь называли заросшие полынью и лебедой возвышенности) пробивались многочисленные роднички.

— Наши мужчины оттуда на лошадях такую вкусную воду привозят! — продолжила цыганка. — И до города недалеко и неблизко. Но ты передай своим летчикам, что мы скоро уйдем. Здесь действительно не место нам. Шум стоит такой!.. Лошади то и дело пугаются, нервничают. Вот приведем себя в порядок, починим кибитки — и в путь. Так что песни наши недолго будут тревожить твоих друзей.

Андрей понял, что большего ему все равно не добиться, и дипломатично оставил эту тему, решив, раз уж его занесло сюда, удовлетворить свое любопытство на все сто.

— А на какие средства живут ваши люди? Ведь для того, чтобы что-то иметь, необходимо работать? — рассудительно поинтересовался он у старой цыганки.

— Работать? Кто же говорит, что не нужно? Манна с небес на нас не падает.

Помолчав, она пыхнула несколько раз своей прокуренной трубкой и продолжила:

— Много ли нужно цыгану?.. Ну, а если и нужно что, так он заработает. Вот только не нужно ему для этого ни заводов, ни фабрик, ни начальников.

— Заработает? Чем же заработает? Уж не гаданием ли?

— А хоть и гаданием! Чем не работа? Немалое дело — предсказать человеку будущее.

— А вы умеете? — осторожно осведомился капитан.

Старуха посмотрела на Андрея долгим внимательным взглядом и вдруг спросила:

— Хочешь, вот погадаю тебе?

Он совсем было уже сделал отрицательный жест, но старуха тут же добавила:

— А пусть внучка погадает. У нее это лучше получится, да и тебе приятней будет.

Цыганка произнесла несколько фраз на своем языке, и через несколько секунд из шатра вновь показалась девушка. Она несла еще один складной стульчик и загадочно улыбалась.

Красавица устроилась напротив Андрея и певучим голосом, который проникал в самые глубины его души, спросила:

— Скажи, мужчина, как зовут тебя и когда ты родился?

Андрей ответил, не отводя зачарованного взгляда от ее лица.

Ляна взяла в свои маленькие изящные ручки большую ладонь Андрея, вглядываясь в разбегающиеся по ней линии.

Пока она сосредоточенно рассматривала его руку, к нему вновь обратилась старуха:

— Дай внучке какую-нибудь денежку, иначе гадание не будет правильным, — и, словно успокаивая Андрея, добавила, — можешь дать мелкую монету.

— Я хорошо зарабатываю и хочу заплатить столько же, сколько платят другие, — возразил Арсеньев, пытаясь свободной рукой достать бумажник.

Ему уже почти удалось сделать это, как вдруг он почувствовал, что тонкие ласковые пальцы девушки больше не касаются его ладони. Андрей удивленно посмотрел на нее и перевел непонимающий взгляд на старуху.

— Что случилось? — спросил он.

Ляна, подскочив со своего стула, пятясь, медленно отходила от него. В огромных черных глазах девушки застыл ужас.

— Бабушка, я не буду ему гадать, — по-русски сказала девушка, не отрывая испуганных глаз от Андрея.

Закрыв лицо руками, она резко повернулась и исчезла за пологом шатра.

— Я что-нибудь не так сделал? — забеспокоился Андрей. — Чем-то обидел ее?

Арсеньев тревожно всматривался в скорбную маску, в которую превратилось лицо старой цыганки. Но черты ее оставались непроницаемыми. Она лишь отвела глаза, стараясь не встречаться ним взглядом.

— Нет, нет. Ничем ты ее не обидел, — поспешно сказала она. — Молодая еще, своевольная… — И успокаивая Андрея, старуха предложила: — Давай я тебе погадаю.

— Да нет, спасибо, — отказался ничего не понимающий и разочарованный Арсеньев, — как-нибудь в другой раз. Сейчас мне уже пора уходить.

Он поднялся и, наскоро попрощавшись со старой цыганкой, покинул табор, упруго шагая по траве и бетону летного поля к видневшимся на другом его конце строениям.

Глава 4

Когда нежданный гость покинул табор, обеспокоенная непонятным поведением внучки старуха вошла в шатер. Она подождала, пока глаза, привыкнув к полутьме легкого кочевого домика, стали различать видневшееся белым пятном лицо Ляны, и лишь после этого спросила: