Аутист

Фил резко выпрямился. Похоже, он нашел ответ. Как ни фантастично это звучало, но Пес перестроил на молекулярном уровне весь его организм. Вместе с сетчаткой и роговицей. Это вполне может объяснить частичное исчезновение аутизма. Фил сделал шаг к платяному шкафу, одна из створок которого была большим зеркалом, и взглянул на свое отражение.

Он ожидал чего угодно. Точнее, не ожидал ничего — подобные изменения, скорее всего, неразличимы без специальной аппаратуры. Но то, что увидел Филипп, заставило дыхание участиться. Его глаза больше не были непроницаемо-черными. Правый стал зеленым, точно бутылочное стекло, подсвеченное солнцем, левый — ярко-синим, как у героев сериала «Дюна», полувековой давности.

Только каким-то чудом никто из взрослых не заметил столь радикальных перемен во внешности Фила. Настиной маме было не до того, а Софье Валентиновне просто не удалось заглянуть сыну в лицо.

Проблема маскировки решалась просто — он будет ходить в темных очках. Как большинство аутистов, Фил болезненно реагировал на громкие звуки и яркий свет. Луч прожектора или внезапный вой сирены мог вогнать его в панический шок. Учителя и одноклассники были в курсе проблем Фила, поэтому темные очки вряд ли могли вызвать вопросы.

Оставалось только придумать, как попасть в сеть. Теоретически Фил мог взломать защитную систему, но возиться весь вечер ему не хотелось. Поэтому он нашел другой выход. Стоило удалиться от Серебристого Пса на десять-пятнадцать метров, как глаза снова превращались в смоляные колодцы, а мир становился мучительно ярким. Это означало, что между фигуркой и ее новым хозяином исчезала связь — подарок Насти переставал действовать. Фил понял это, экспериментируя с Серебристым Псом — он прятал его в чулане рядом с кухней, а сам, глядя в зеркальце, пытался отойти как можно дальше. Насколько позволяли размеры их с мамой двухкомнатной квартиры, выделенной Фондом «Новые рубежи». Когда Фил вышел на маленький балкон, где цвели в ящиках белые тюльпаны, его глаза, наконец-то, поменяли цвет, и Айком, нехотя, разрешил доступ.

К разочарованию Фила, графический поиск ничего не дал. Ни фотографии, ни видеоизображение Серебристого Пса ни разу не попадали в интернет. Факт по нынешним временам невероятный. Он сжал фигурку в кулаке, чувствуя, как перетекает в нее тепло его тела. Завтра нужно зайти к Насте и попытаться выяснить все, что ей известно.

При мысли о девушке, Фил ощутил жжение в груди. С того момента, как фигурка коснулась его руки, чувство к скандинавской принцессе получило название — емкое название из шести букв. Настя больше не была для него размытым пятном света, затмевавшим все образы в голове. Она превратилась в живую девушку с большими карими глазами и потоком золотистых волос, вздернутым носом и совсем чуть-чуть выступающими вперед верхними зубами. Ей нужна помощь. Фил чувствовал это. Он должен защитить ее!

Как просто разобраться в себе, когда можешь думать словами.

На следующее утро гимназия встретила его волной горя и тревоги. Филипп едва не скатился кубарем с лестницы. Чужие ощущения, нахлынув неуправляемым потоком, вызвали головную боль и приступ тошноты. На подгибающихся ногах он шагнул к стеклянным дверям, и те разъехались перед ним, впуская в просторный холл.

Для утра в нем было непривычно тихо и сумрачно. Бордовые занавески на окнах впервые, насколько помнил Фил, оказались опущены. Учителя и гимназисты приглушенно переговаривались, стараясь не повышать голос. Из толпы слышались всхлипы. Старшеклассницы шмыгали носами и размазывали тушь по мокрым от слез лицам.

С противоположной от входа стены, между голубым глобусом в человеческий рост и рядом металлических шаров, подвешенных на тонких тросах, чтобы наглядно демонстрировать гимназистам принцип передачи энергии, смотрели две фотографии. Смутно знакомого парня, кажется, из Настиной параллели, и Светы Анохиной — одноклассницы Филиппа. Траурные рамки, свечи, гора роз и гвоздик — все это говорило о том, что ребят нет в живых.

— Господи, как же это…

— Такие юные…

— Бедные родители…

— Саха нормальным парнем был, без заскоков…

Слушая обрывки разговоров, Фил незаметно для себя оказался рядом с Аллой Алексеевной, миниатюрной, круглолицей женщиной. Она работала в гимназии завучем по творческому развитию. Возле нее стояла жилистая девушка со слегка раздвоенным кончиком носа. Квадратные очки и стянутые в пучок волосы наводили на мысль о муже, детях и солидном трудовом стаже. На первый взгляд, школьному психологу Анне Николаевне Гулько можно было дать тридцать с хвостиком. Но на деле ей едва-едва исполнилось двадцать четыре года. Чтобы выглядеть старше, она то и дело приправляла речь словами, вроде, «сензитивность» и «конгруэнтность».

— И как это могло случиться? — Испуганно спросила Алла Алексеевна.

— Не понимаю. Саша казался совершенно нормальным. Никаких признаков фрустрации. — Гулько нервничала. Фил чувствовал, как колотиться ее сердце и потеют ладони. Со школьного психолога за смерть учеников будут спрашивать в первую очередь. — Света, конечно, входила в группу риска, но я думала, что все давно позади. Господи, кто бы мог предположить, что они покончат с собой. Выбросятся из окна…

Психолог подозрительно покосилась в сторону Фила, но узнав аутиста, перестал его стесняться.

— Их же нужно постоянно наблюдать! Сами знаете, какие у нас дети учатся! Гении. У них не может не быть проблем с психикой.

— Алла Алексеевна, это вы мне рассказываете? Со Светой я только вчера разговаривала. Поверьте, она и не думала о суициде.

— Не думала, а с собой покончила! Знаете, что меня смущает? — Завуч по внеклассной работе понизила голос, и Филу пришлось напрячь весь свой слух, чтобы ее расслышать. — Все эти странные совпадения. Оба выбросились с шестнадцатого этажа. Практически, в одно и то же время — около половины второго дня. При этом они даже не общались друг с другом! Очень странно…

Фил не стал ее дослушивать. Способность мгновенно сопоставлять факты, заставила его выскочить из гимназии и броситься к ближайшей автобусной остановке.

Шестнадцатый этаж. Половина второго. Настя! Не ходи он за девушкой, словно привязанный, на стене гимназии висело бы сейчас не две, а три фотографии. Надо срочно с ней поговорить. Уроки подождут.

Если у тебя есть собранный вручную байк с объемом двигателя в тысячу кубов и динамиками на пять киловатт, то любая дорога, даже Ленинградское шоссе, превращается в Хайвэй. Садясь на своего зверя, Тарас чувствовал себя легендарным Ангелом ада, который плевал на бога и черта, дождь и ветер, гаишников и округлившийся живот. Последний самым наглым образом нависал тугой волной над ремнем кожаных брюк, купленных в комплекте с байком по случаю окончания очередных выборов.

Выборы в жизни Тараса случались не реже, чем раз в полгода. Тогда он на месяц, а то и два, перебирался в штаб кандидата в мэры или депутаты и садился за написание торжественных речей, программ по улучшению жизни населения, слезливых писем пенсионерам, детских сказок в главной роли с будущим слугой народа и поздравительных открыток.

Была у Тараса одна особенность — он без труда понимал, что нужно клиенту. Потом отключал голову, и писал строки, от которых домохозяйки рыдали, а мужики звали кандидата пить с ними водку. Сам спичрайтер считал, что обещая с три короба, главное — не стесняться. Не спрашивать себя: сможет ли клиент выполнить хотя бы половину? Например, вернуть Севастополь с Аляской в состав России? Как говориться, тактика — не нашего ума дела. Мы — стратеги. Наверное, поэтому, его регулярно звали на новые проекты и платили столько, что он смог купить себе немного потрепанный, зато укомплектованный по высшему разряду байк.

Правда Бывшая утверждала, что его зверь похож на стиральную машину, к которой приделали руль и колеса. Но на то она и Бывшая. Зато двенадцатилетний Васька при виде сверкающего чудовища округлял глаза, открывал рот и переставал подавать признаки разумной жизни. Как бандерлоги, загипнотизированные танцем Каа.