Подземная пирамида

Вот и попался японец в мою ловушку.

– Отлично, Бонни, – сказал я. – По-вашему, это невероятно, потому что нам не известно ничего подобного в истории Египта, а историю-то мы, действительно, хорошо знаем, так?

– Ну, примерно так.

Я встал, подошел к столу, взял с него саркофаг и поднял на ладони.

– Посмотрите сюда, коллеги. То, что лежит у меня на ладони, безусловно, изделие времен Нового царства. Внешняя его часть – это саркофаг римского типа, который почти неизвестен в египетских похоронных обрядах.

– Но-но, не так уж и неизвестен, – сказал Миддлтон.

– Внутри же него мы обнаружим саркофаг в виде мумии, которая повторяет контуры тела умершего, завернутого в полотно. А внутри этой последней лежит глиняная фигурка умершего в одежде. И что самое интересное, на теле нацарапан скелет. Я спрашиваю, Бонни, встречали ли вы такую же египетскую находку или похожую на эту? Общеизвестно, что вы – первый специалист по раскопкам в мире. Никто лучше вас не знает музейных материалов. Вам знакомо что-нибудь подобное?

Осима безмолвно покачал головой.

– И не задумываясь можно сказать, что вот этот принцип матрешки в данном случае тоже необычен и незнаком нам, не так ли?

– А что за штука эта матрешка? – удивленно спросил Миддлтон.

– Вы не знаете кукол-матрешек? Их делают из дерева русские. В большой фигуре помещается меньшая, в той – еще меньшая, и так далее, а в последней – совсем маленькая. Они вставляют друг в дружку восемь – девять кукол.

– Понятно.

– Непривычно также, что фигурка, изображающая умершего, находится внутри саркофага, имеющего форму мумии.

– Ив самом деле, – сказал Йеттмар.

– Не говоря уже о том, что изображение скелета на фигурке…

Осима положил на стол свои очки и прервал меня:

– Хорошо уже, хорошо, сдаюсь. Знаю, что вы хотите сказать. То, что лежит у вас на ладони, является уникальной вещью, и если бы вы вчера утром спросили меня, может ли быть нечто подобное в искусстве Египта, я бы вас высмеял. И тем не менее вот оно, у вас на ладони. Вы правы, Силади. Пожалуй, я поторопился со своим быстрым и окончательным приговором. Может быть, и в самом деле существует эта подземная пирамида. Но вот для чего ее сделали – я не возьму в толк. Хотя, может быть, вы правы и в этом вопросе. Возможно, что ее построили как обсерваторию. Но одно несомненно. Нет в мире такой организации, которая пожертвовала бы хоть один цент для такой цели. Разве что мы заморочим им чем-нибудь голову.

Тут у меня возникло чувство, что я, пожалуй, выиграл битву. Мне удалось переубедить Осиму.

Я снова поставил саркофаг на стол.

– Позвольте мне еще один вопрос. Каково ваше мнение о тех странных людях, – и я показал на саркофаг, – которых в греческом источнике называют советниками Эхнатона? Подумайте только о необычном строении их тела: уплощенная голова и вертикальные ребра. Как вы полагаете: что бы это означало?

Все посмотрели на Карабинаса, который лучше всех из нас разбирался в антропологии, поскольку был специалистом по династиям неизвестного происхождения.

Карабинас промычал что-то и пожал плечами:

– Ну, честно говоря, не представляю. С точки зрения антропологии это может быть нечто среднее между монголоидным и негроидным типом. Конечно, мне нужно было бы увидеть и настоящие кости. А то я нахожусь в таком положении, как если бы кто-то попросил меня, показав древнегреческое изображение Полифема, установить, к какому типу людей относилось это одноглазое чудовище.

Миддлтон засмеялся, и даже Старик попытался улыбнуться.

– Но могу утверждать, – продолжал Карабинас, – что ни один воин, принадлежавший к какой-либо династии чуждого происхождения, не походил на него. Я абсолютно уверен в этом!

– Что же дальше? – проворчал Йеттмар.

– Не знаю. Плоскую голову, пожалуй, можно было бы объяснить сходством с негроидным типом.

– Как именно, черт возьми?

– Мы предполагаем, что Египет имел тесные связи с Суданом. Хотя и не слишком избалованы такими источниками. Именно поэтому мы почти ничего не знаем о том, в какой степени Африка была исследована Египетским царством.

– Пожалуй, ни в какой, – сказал Миддлтон.

– Вполне вероятно, что египтяне никогда не добирались дальше истоков Нила, то есть Хапи. Но можем ли мы быть в этом уверены? Действительно ли это так, или до час не дошли письменные памятники о таких путешествиях? В самом ли деле они не знали прилегавших к ним областей Африки? А если они т не достигали их, то не может ли быть, что африканцы бывали у египтян? Масса вопросов без ответа…

Осима, весь напрягшись, подался вперед:

– Вы полагаете, что советниками Эхнатона могли быть негры?

– Что-то в этом роде. А сейчас, после ваших слов, у меня даже возникла безумная идея.

– Какая же?

– Керамическая мумия, несомненно, изображает мужчину монголоидно-негроидного типа. Середины второго тысячелетия до нашей эры. Что мы знаем о миграции народов Средней Азии тех времен?

– Немного, – сказал папа Малькольм и выпустил изо рта изящные кольца дыма, – но какое это имеет отношение к нашему делу?

– Представьте себе следующее. Из Средней Азии, то есть из степей, граничащих с Китаем и Тибетом, уходит кочевой народ, но не в сторону Европы, по ставшему позже привычному пути, а на Ближний Восток, и каким-то образом попадает в Африку.

– Ну уж нет! – Миддлтон схватился за голову.

– А почему нет? Оседает где-то на побережье Африки, может быть, как раз в районе Эфиопии и Сомали, и ассимилируется с коренным негроидным населением. Тогда монголоидно-негроидный тип получает отличное объяснение.

– И все это за тысячу лет до гуннов! – многозначительно кивнул Осима.

– Точно, – поддакнул Карабинас. – Может быть, в этой истории были замешаны и ваши предки, Бонни!

– Премного благодарен!

– Этим можно было бы объяснить и странную форму головы.

– Не хотите ли вы сказать, что предки гуннов имели кубические головы?

– Нив коем случае. Напротив. Каждому известно, что отдельные африканские племена и в наше время деформируют головы. Вытягивают, придают шарообразную форму, и бог знает, что они там еще делают. Вполне вероятно, что и это, как любое другое искусство, насчитывает тысячелетия. Считаю вероятным, что здесь речь идет о сжатии черепа. На голову новорожденного надевали дощатую клетку или что-то похожее, и еще мягкий череп прекрасно себе деформировался.

– Xa-xa-xa! Прекрасно! – поднял глаза к небу Осима.

– Какого черта, Бонни! – дернул головой Миддлтон. – В вас берет верх ограниченность эстетики белого человека? Только то прекрасно, что вы считаете прекрасным? А этим квадратноголовым, пожалуй, показалась бы отвратительной ваша собственная башка.

Осима покраснел.

– Но как это увязать с вертикальными ребрами? Карабинас вздохнул и развел руками.

– На все у меня, пожалуй, не хватит идей… Хотя, кто знает… Воины первобытных племен еще и сегодня рисуют белой краской скелет у себя на теле, когда затевают танцы войны. Может быть, и это нечто подобное.

– И это подтвердило бы также африканское происхождение! – сказал Йеттмар.

– Да постойте же! – выкрикнул Миддлтон. – Тот грек ведь писал, что он видел скелет. И ребра были вертикальные. Понимаете? Не какой-то там рисунок, а кости!

– И снова у меня есть идея! – возбужденно заявил Карабинас. – Только что мы говорили о деформации головы. Возможно, что и верхнюю часть туловища тоже чем-то деформировали. Предположим, костяной клеткой. Чтобы грудь выглядела более плоской или, наоборот, более выпуклой, мускулистой. И вертикальные ребра представляют собой остатки этой клетки, которую положили на умершего при похоронах.

– И у меня есть идея! – воскликнул Осима. – А если это просто-напросто нагрудник? Потайной нагрудник, имевший то же назначение, что и пуленепробиваемый жилет в наши дни.

Мне показалось, что пора вмешаться. Мы уже были далеки от того, чтобы коллеги встретили мой план кислой миной.