Бедный маленький мир

Прошло несколько суток с тех пор, как я, проснувшись утром, понял, что уже не чувствую такого отчаяния, как, к примеру, вчера. Просыпаясь, я уже знаю, что все было на самом деле. Случилось и произошло. Я это как-то принял. А еще вчера, открывая глаза, я верил, что мне просто приснился сон. И со стоном, скрипом и отчаянием неимоверным вынужден был признавать, что нет – все это было. Были лица, исчезающие на экране, уходящий в никуда город, молнии виолончельных смычков и цветное пятно в темном небе, будто снимок далекой галактики, сделанный умным телескопом Hubble.

– Мы знали, что вы появитесь, – сказала женщина. – И думаю, что у вас есть вопросы. Буду рада, если смогу ответить. Наша война закончилась, я так понимаю. Чернигов снял наши исторические противоречия – прямо-таки в гегелевском смысле. Точно так, как происходит снятие тезиса и контртезиса в ходе логического диспута.

В то утро, когда я смирился с реальностью, какой бы странной она ни была, ко мне в комнату без стука вошел Зоран, чем ужасно меня удивил.

– Карла ушла в отставку, – без предисловий сообщил он, сел в кресло, почти лег, и вытянул ноги. – И я получил подтверждение, что это означает для меня расширение степеней свобод на некоторое время. Если не навсегда.

«Он имеет в виду Карлу дель Понте, – понял я. – Прокурора Гаагского трибунала. Которую в Сербии называют Гестапо».

– Я бы хотел начать инсталляцию проекта «Столицы империй», Алекс. А то я так и Санду с ума сведу, и вас заодно. И сам свихнусь.

В практическом смысле это означало начало моей работы, про которую я пока почти ничего не понимал.

– Мы едем в Вену. – Зоран положил ногу на ногу и привычно закинул руки за голову. – Там мы на первое время должны занять теневой офис банка «Майрхоффен-кредит» и уже начинать строить сеть. Но сначала у нас будет одна встреча. Я только что получил удивительное приглашение и не собираюсь отказываться.

– В Вене? – Я наконец окончательно проснулся и решил, что невежливо так просто лежать и молчать.

– Это даже не ирония судьбы, – сказал Зоран. – Это ее неприкрытый цинизм. Как будто на Земле больше нет мест, где можно расквартировать головную структуру эккертовской Вертикали и, как я понимаю, ее архив.

– В Вене? – повторил я, как дятел.

– В Вене, – добродушно кивнул мой шеф. – В сладком городе моего детства. В Венском университете.

Чтобы попасть в небольшое поместье под Веной, мы проехали три кольца охраны.

– И правильно, – мрачно одобрил Зоран. – Жизнь всему научит.

Немолодая женщина встретила нас на крыльце двухэтажного дома из дерева и камня.

– Фахверк. – Зоран окинул взглядом фасад и поцеловал ей руку. – Здравствуйте, Мара.

– Фахверк, да, – согласилась женщина и распахнула дверь. – А вы прилично разбираетесь в архитектуре. Все знают, что такое барокко и готика, а вот фахверк узнают только специалисты. Хотя, ну да, вы же родились в Австрии.

У открытого окна стоял большой круглый стол, покрытый простой белой скатертью.

– Я так понимаю, что мы можем говорить по-английски, по-немецки и по-русски. Сербского я не знаю, к сожалению. – Хозяйка медленно провела рукой по складке на скатерти.

– Давайте по-русски, – махнул рукой Зоран и покосился на Санду. – Мы уже привыкли.

– Самое интересное, что я действительно архивариус по специальности. В свое время закончила историко-архивный институт Венского университета. Но после смерти Густава и по его завещанию я – куратор, хотя привыкнуть к этой мысли мне нелегко, дорогой коллега. Я никогда не любила быть начальником.

– Но у вас ведь передача статуса происходит только по линии прямого родства, – удивился Зоран.

– В тех случаях, когда есть прямое родство. В данном случае прямых родственников не оставалось. А я – младшая сестра Алены. Она растила меня и после замужества не оставила, забрала в дом мужа.

– Какой Алены? – не понял я.

– Алены, жены Густава. Я и занималась архивом. Кстати, очень концептуальное занятие… Ну, ладно. Хорошо, что вы приехали. Хотя кое-какие возможности мы с вами уже упустили. Но не будем расстраиваться, да?

– Я хочу сделать вам предложение, – несколько напряженно начал Зоран.

Я точно знал, что он посчитает важным сказать это первым. И еще по возможности оставить за собой последнее слово.

– Вот как? – Женщина вдруг молодо улыбнулась. – Когда предложение делает такой красивый мужчина, результат практически очевиден.

Я увидел, как холодная вода глаз Зорана потеплела за доли секунды.

– Я уже предлагал Иванне объединить Вертикали, но…

Мара покачала головой:

– Строго говоря, при всем моем уважении к Иванне и при всем уважении к ней всего нашего… мм… коллектива данный вопрос не лежал в ее компетенции. Несмотря на то что она является прямой наследницей Густава, она не имела права ни принимать предложение, ни отказываться от него. Густав не передавал ей Вертикаль, напротив – всячески оберегал ее и дистанцировал от этой деятельности. От всего того, что могло бы быть опасным для нее, как ему казалось. Любил он ее, конечно, сильно, и еще испытывал страшное чувство вины…

– Но она же унаследовала материальные активы Вертикали. Или я чего-то не понимаю? Деньги, предприятия, недвижимость? – Зоран пересек комнату по диагонали и остановился прямо перед Марой.

– Да вы присядьте, господа, – сказала та. – Не на пять же минут пришли. Сейчас принесут вино, кофе, козий сыр в пепле. – Тут хозяйка неожиданно подмигнула Зорану, и у него вытянулось лицо. – И давайте не валить все в кучу. Есть материальные активы Эккерта, то, что принадлежало лично ему, и есть финансовые и материальные активы Вертикали. Это разные вещи. Распределенные активы, личное имущество – мы же не тамплиеры какие-нибудь. Словом, я могу прямо сейчас ответить на ваше предложение, Зоран. Мы согласны.

Зоран встал и коротко поклонился Маре, но не куртуазно, а скорее по-военному. Как будто отдал честь старшему по званию.

– Если нужно, я готов снять с себя полномочия куратора, – сказал он. – И даже, пожалуй, испытаю известное облегчение.

– Ну уж нет, – засмеялась Мара. – Прямо сейчас происходит слияние двух корпораций, а вы – в кусты? Хотите усугубить и без того цветущий кадровый кризис? У нас ни рук, ни ног не хватает, ваше высочество.

И тут я впервые увидел Зорана смущенным. До сих пор мне казалось, что его вообще невозможно чем-то смутить.

– Извините. – Он потоптался немного и сел на свое место. – Извините за этот детский сад.

– У меня есть вопрос, – рискнул я. – Думаю, Зоран будет не против, если…

– Да перестаньте вы, в самом деле! – вдруг возмутилась она. – У нас нормальный деловой разговор, а вы разводите какой-то китайский балет. Конечно, Зоран будет не против. Ничего, ваше высочество, что я за вас отвечаю?

Зоран обреченно вздохнул и провел рукой по лицу.

И я задал свой вопрос. О природе чувства вины Эккерта. О родителях Иванки.

– С тех пор, – стала отвечать Мара, – Густав полностью перестроил работу с удаленными площадками и максимально обезопасил ее. У них теперь страховка, защита, легенды, нормальные схемы эвакуации. Да и мир стал более открытым, многие вещи решаются значительно проще. Группа не успела к ним тогда по дурацкой, чисто организационной причине. Сбой в передаче информации – поначалу приехали не туда, куда пришли ребята. Спешка, путаница, чей-то недосмотр. Оргвыводы Густав сделал немедленно, и вся группа была дисквалифицирована, но людей не вернешь… Тут гордиться нам решительно нечем. Но ведь и у вас, Зоран, есть свои скелеты в шкафу, – вдруг неожиданно резко произнесла Мара, как бы защищаясь. – И даже не один.

– Так точно, – согласился Зоран, – не один. Но только вы как-то так закончили – на точке с запятой. И я не понял – их что, убили?

– Сергея обнаружили сидящим за кухонным столом. Без признаков жизни. Но что примечательно, и без признаков насильственной смерти. Тромбоэмболия. Оторвался тромб и попал в легочную артерию. Довольно распространенная и почти непредсказуемая смерть. На столе перед ним, как рассказывали ребята из эвакуационной группы, имелась странная инсталляция – поставленные набок спичечные коробки в количестве двенадцати штук были выстроены в каре, в хаотическом порядке лежали мелкие камушки – гравий. Россыпью. И еще был рассыпан сахар. Вот и все. А Жени не было нигде. Ушла Женя.