Литерный эшелон

– Разгружайте! – распорядился Андрей.

Может, пронесет, – думал он. – может не успели рассмотреть сигнал. А даже если и рассмотрели – мы предупреждены, отобьем.

Но нет, не пронесло.

– Панцерники!

Из-за рощи двигалось четыре броневика: изящные, даже облеченные в броню «Даймлеры».

– Мамочки, пропали… Пропали мы!

Второй пулемет! Он должен быть в замыкающем грузовике. Андрей бросила туда, но его опередили. «Самострельщик» уже выходил наперерез броневикам. Он выпустил почти треть магазина, когда его заметили с броневика. Из блиндированной башни огрызнулся пулемет – храбрый солдат рухнул.

По броневикам палили из винтовок, Андрей пару раз выстрелили из пистолета – но все с одним результатом: высек из брони искры.

– Спасайся, кто только может! – крикнул один солдат.

Рванул к леску, за ним заторопились другие. Ученые, было тоже отступили, но задумались, вернулись: страх смерти оказался слабее страха потерять предметы своих исследований. Увидев это, охранники останавливались, возвращались.

– Быстрее! – крикнул Андрей. – Помните, вы в девятом году Столыпину показывали?..

Беглецкий понял: от реакторной машины размотал провод, к чему-то подсоединил. Протянул Андрею нечто среднее между ружьем и скороваркой.

– Вот. Стреляйте!

– А вы?..

– По людям? Я не могу! Нажимайте тут!

Андрей лег наземь, прополз под грузовиком. Снизу обзор был не ахти какой: но с броневиков его, верно, тоже было не рассмотреть.

Нажал на спуск: в агрегат стала втягиваться стальная проволока, закрепленная на катушке. Оружие и цель соединила безумная радуга…

Панцерники останавливались и глохли один за другим. Только один все пер вперед. Андрей палил по нему опять и опять.

– Да что же это такое! – ругался он.

Неужели в Германии в другое время разбилась своя тарелка, и теперь инопланетное оружие им нипочем? Но броневик ехал прямо, пока не угодил в воронку и перевернулся на бок. Колеса продолжали лениво вращаться. Андрей отложил инопланетное оружие, поднялся, подобрав брошенную винтовку, и перебежками двинулся вперед. За ним заспешили солдаты.

Осторожность оказалась лишней: броневики молчали. Подобрались к перевернутому. Распахнули люки: оказалось, что погибший водитель упал на рычаг газа, и, поэтому, машина, уже с мертвым экипажем, шла вперед. Этот водитель кого-то смутно напоминал Андрею…

– Иттить его германскую маму. Фарш! Хоронить не выйдет – можно ложечкой соскрести в банки консервные и отправить Красным Крестом назад, откуда явились – в Германию… Чем вы их порешили, ваше высокоблагородие…

– Собирайтесь, надо ехать…

Из леска вернулись смущенные беглецы. Оказалось, что крикнул «Спасайся» давешний штрафник – человек с нелепо скроенным лицом. Ему Андрей глубоко взглянул в глаза, но увидал не раскаянье, а какие-то шулерские искорки. Не сдержав себя, ударил правым хуком, выровнял покачнувшегося противника левым, потом нанес прямой в челюсть, затем – под дых. Обида клокотала в груди, потому Андрей лупил ожесточенно и даже увлеченно. Солдат же молчал, стоя во фронт, лишь, когда град ударов становился нестерпимым, отступал назад на шаг.

На правой руке повис Беглецкий:

– Полно-те, Андрей Михайлович. Сами же сказали: нет времени.

Цугом из двух броневиков вытянули завязший грузовик.

– Кто к нам на броневике приедет, тот, значит, от инопланетного оружия и погибнет, – тихо, чтоб слышали только свои, пошутил Андрей.

Стали собраться в дорогу.

– Надо «самострельщика» подобрать… Храбрый человек был.

В высоких ковылях нашли тело. На груди расстрелянного сидел давешний кот. Андрей думал, что от броневиков он сбежал куда-то в лесок. А он, оказывается, невидимый в траве ходил кругами…

– А-ну брысь отсюда, – скомандовал Андрей.

Было не до кота.

Тот отошел, но совсем недалеко: чужие люди его уже не страшили.

– Эй, да он жив… Жив, чертяка…

– Не может быть.

Пулеметной очередью бывшему вольноперу перебило обе ноги, пробило грудь. Но он жил, правда и безумно мучительно: хрипел, на губах выступала кровавая пена – очевидно было задето легкое.

Генрих Карлович кивнул, открыл свой саквояжик. Попросил спирта на руки, принялся чародействовать. Заметил:

– Все в руце Божей… Но крови много потерял. Надо делать трансфузию…

– Господу надобно помогать. Что за дело такое – трансфузия?

– Переливание крови, – пояснил Генрих Карлович. – Дело у нас почти неосвоенное. Но я давненько экспериментировал… Иногда больные даже выживали.

– Иногда?..

– Да, но я тогда многого не нал, а наука сейчас развивается ну просто стремительно. Я оцениваю его шансы после интерфузии как один против четырех…

– Так мало…

– Без переливания – один к десяти…

– Переливайте, – велел Андрей.

Генрих Карлович взял кровь у раненого, затем – у стоящих рядом… Уже вторая попытка оказалась успешной:

– Вы, вроде бы совместимы. – сообщил он Андрею.

– Раз совместимы – приступайте.

Из саквояжа профессор вынул шприц. Вместо иглы к нему присоединил тройник. К нему – резиновые трубочки с медицинскими иглами на концах. Ввел иглу в руку Андрею, заполнил всю систему его кровью.

– Собственное изобретение… – пояснил он. – вот уж не думал что пригодиться… Ну, с Богом, приступим.

Вторую иглу ввел в руку раненому. Поочередно зажимая трубки, стал перекачивать кровь из тела в тело. Считал каждое движение поршня. Андрей чувствовал как из него вытекает жизнь. Что еще он дает этому человеку: может к нему перейдет толика андреевой везучести? Это же надо: не вышло даже застрелиться по-человечески… А что делать, положим, ежели когда-то удачи не хватит? Становилось сонно, ленно. На него не отрывая взгляд смотрел кот…

Бывшего вольнопера сдали в полевой госпиталь. Выглядел он по-прежнему неважно, находился без сознания. Но помирать явно не собирался: метался, шептал женское имя… Это имя Андрей слышать не желал и только выругался.

– Вот курва…

– Кто? – удивился Беглецкий. – За что вы раненого так чехвостите?..

– Да не его… Но его невесту бывшую. Это же надо было от такого человека отречься.

В госпитале остался и кот. Он занял место на койке рядом с больным и принялся вымурлыкивать болезнь. Доктор хотел его прогнать, но Андрей запретил.

До поры до времени «самострельщику» было о ком заботиться, дать имя… Надо не забыть написать о нем рапорт: теперь ему вернут звание, дадут «клюкву»…

К дирижаблю вернулись к вечеру, грузились уже при свете ламп.

– Как прошло?.. – спросил Сабуров.

– Да все хорошо, видите же… – отвечал Андрей. – Все как обычно. Кровь, чудеса, шпионы…

– Шпионы?..

Андрей просто отмахнулся: не важно.

Около полуночи Сабуров велел отдать канаты. «Скобелев» поднялся в звездное небо и заспешил на запад. Ученые уставшие, но счастливые, попив чаю, расходились по каютам. Андрей остался в кают-компании, принялся писать отчеты. Прервался где-то через час. Прошелся по палубам спящего дирижабля, зашел в радио-каюту. Сел за аппарат… Удивительно, но Джерри не спал. Перебросились какими-то общими словами о начавшемся наступлении. Джерри был от него в восторге, хотел лично отбыть на юго-западный фронт, чтоб увидеть это. Андрей врал, что почти ничего не знает о прорыве. После передал короткую телеграмму Алене и пожелал Джерри спокойной ночи.

Джерри долго рассматривал текст принятой телеграммы. В голове Не складывалось: судя по силе и направлению сигнала дирижабль был где-то за Киевом и двигался на восток. Но ведь авиаотряд Данилина находится куда севернее и западнее. Отчего они летят на восток?.. Важно было и то, что жене он обещал скоро прибыть в короткий отпуск…

Джерри попытался связаться с Андреем еще, но передатчик «Скобелева» молчал.

Телеграмму Алене Астлей вручил тем же утром – заспешил к дому Данилиных даже отмахнувшись от мальчишки-газетчика, который на углу размахивал пачкой свеженапечатанных газет: