Отступление

      'И все-таки, - успокаивал сам себя Рустам. - Нечего жаловаться, грешно опускать руки. Прадедам было гораздо тяжелее...' Тогда нашим противостояла грозная военная машина. За полтора года перемоловшая безжалостно половину Европы. Тогда вперед шли сотни тысяч солдат, готовых вгрызаться в глотку всякому, приученные к вечным победам, к чувству безнаказанности, вседозволенности.

      Чтобы сломить хребет нацистскому зверю потребовалось невероятное напряжение сил всего могучего советского народа, вся воля и ум руководства. Дорого, нечеловечески дорого дались и опыт, и победа... Но, не смотря ни на что победили, выстояли, смогли.

      А что уж говорить о дне сегодняшнем? Да, впереди гораздо более оснащенный противник. Только ведь для него война началась так же внезапно. И нет уже у молодых волчат тех обагренных кровью клыков, тех иссеченных о чужую податливую плоть когтей. Они не умеют воевать. Да и семя новое во многом вовсе выродилось. Уже не волки - шакалы. Таких не победить-то грешно...'

      Одернув себя, Гуревич вернулся к проблемам насущным. Время таяло беспощадно - до запланированного начала атаки оставалось не более двадцати минут. И это уже был срок на грани допустимого. Увы, поджимающие со спины строгие рамки никак не способствуют возникновению гениальных прозрений.

      С одной стороны можно через мост прорваться, но это абсолютно неприкрытая наглость. За которую вполне можно получить по первому разряду. Мост - не иголка, да и полтора километра за две секунды не пробежишь. Даже смяв передовой пост на ближайшей стороне неизбежно придется разбираться и со вторым. А уж там подоспеют поднятые по тревоге - причем с обоих концов. И мост моментально превращается в захлопнувшийся капкан.

      Ещё, как вариант, можно попытаться перебраться по льду. Но это тоже вариант не ахти какой. Во первых через оптический прицел Гуревич отлично разглядел высокие и крутые гранитные берега. Кроме того, следовало признать: противник кто угодно, но только не дурак: наверняка вдоль берега расставлены посты или просто камеры слежения. Внезапности не удастся добиться и здесь, а значит в итоге положение лишь ухудшиться из-за невыгодной позиции. Нет, Гуревич решительно отмел подобный вариант переправы. В крайнем случае можно отправить по льду основную группу, а малыми силами в этот момент отвлечь внимание лобовой атакой...

      И тут внезапно Рустама озарила идея. План, в сущности, простой до наглости, но в чем-то элегантный. Натолкнула на подобный ход мыслей расположенная неподалеку пожарная часть.

      Высокие металлические ворота без изысков - из всех украшений только ярко-алая расцветка, лишь сильнее заметная на фоне припорошенных снегом улиц, да аккуратно выведенные умелой рукой неведомого художника эмблема пожарной службы. Судя по количеству широких двустворчатых дверей в гараже в части находится до четырех расчетов.

      'Что ж, это вполне устраивает...' - подумал Гуревич. И, повернувшись к своим, отрывистыми жестами просигналил: 'Трое со мной. Остальным занять оборону'.

      Быстро и по возможности бесшумно четверка разведчиков пробежала вдоль высокой кирпичной ограды. От защиты мрачного переулка до ворот пожарной части метров тридцать - буквально улицу перейти. За считанные секунды диверсанты никем не замеченные достигли калитки. Несмотря на мороз, створка открылась легко, плавно. Петли скользили беззвучно, без привычного пронзительного дребезжащего поскрипывания.

      Поспешно прикрыв за собой калитку, диверсанты профессионально прощупали взглядом внутреннее пространство двора. Окна части оставались мертвенно-слепы, никакого видимого движения не заметно. Плац устлан снежным покрывалом, которого в ближайшие часы не касались грубые подошвы армейских сапог.

      И все-таки Рустам чувствовал некоторую нарочитость в картине запустения. Конечно, не такую, как приходилось ощущать в капканах и засадах, но все же. Что-то гложет, вызывает подозрения.

      Однако, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Доведенные до бессознательного автоматизма рефлексы заставили разведчиков мгновенно сориентироваться и рассосредоточиться по местности в неприметных местах. И Гуревич с некоторым удивлением даже обнаружил, что раздумья на отвлеченные темы застигли его сидящим на корточках за мусорным контейнером.

      Отыскав Добровольского, Рустам жестом спросил:

      - Что думаешь по обстановке?

      - Что-то не так. Вроде для беспокойства оснований нет, а все же что-то не так... - просигналил в ответ прапорщик, неопределенно пожав плечами.

      - Тогда так - ответил Рустам. - передай по цепи: 'Держать выходы и окна под прицелом - разделить зоны в зависимости от своего положения'. Я пойду проверить...

      - Может не стоит горячку пороть, командир? - даже во взмахах ладоней явственно читалось неодобрение. Добровольский осуждающе качнул головой.

      - Не переживай, Иван Александрович, - одними губами произнес Гуревич и подмигнул. Затем, сосредоточившись, майор вогнал усилием воли организм в состояние максимальной работоспособности. Сердце зашлось частыми ударами, все тело бросило в жар от прилива крови и адреналина. Мир вокруг выцвел: краски погасли, потускнели, время замедлило привычный бег.

      Пару раз глубоко вздохнув, буквально вталкивая в грудь жесткий морозный воздух, Гуревич пружиной сорвался с места. Мощными прыжками по несколько метров Рустам бесшумно пересек двор. На миг замерев у входной двери, потянул вниз ручку. Замок сухо щелкает и створка легко подается. Аккуратно потянув дверь на себя, Гуревич внимательно старался как можно больше высмотреть даже сквозь тоненькую шелку. И постоянно ожидал предательского скрипа.

      Однако обошлось. Входная дверь, как и калитка с бесшумной податливостью скользила в сторону. Как только образовавшегося проема оказалось достаточно, майор серой тенью скользнул внутрь. И с холодком в груди встретил сухой щелчок затвора за спиной. Успев-таки перегруппироваться в прыжке, Гуревич сумел повернуться лицом на звук. Из рук свой автомат Рустам не выпускал, а потому готов был ответить очередью на очередь.

      Но в последний миг палец на курке дрогнул, так и не успев утопить спусковой крючок. Вместо вероятных противников, майор обнаружил перед собой невероятных союзников. Прижимаясь спиной к стенам, старательно избегая окон и открытых пространств, с оружием на изготовку сидели четверо офицеров...

Глава 44

Гуревич. 02.51, 8 ноября 2046 г.

      Определенно то, что офицеры друг друга не перестреляли - большая удача. Немая сцена после нежданного приветствия продолжалась несколько секунд. Гуревич удивленно глядел на вооружившихся пожарных, те в свою очередь сверлили взглядом неведомо откуда появившегося пришельца. Обстановку разрядил вопрос, невольно сорвавшийся с языка разведчика: 'Братцы, а что вы здесь делаете?...'

      Пожарные молча переглянулись. На суровых лицах мелькнули кривоватые, но вполне себе одобрительные ухмылки. Желая развить успех, Гуревич медленно, намеренно напоказ включил предохранитель. После небрежно опустил автомат. И продолжил новым вопросом:

      - Товарищи, вы не против, если я встану? А то у вас пол больно холодный.

      - Ничего, полежи пока - хмуро заметил капитан - старший по званию среди пожарных, - Звать тебя никто не звал, так что нечего на прием пенять. Сам пришел, вот и терпи... И вообще! Мертвые не мерзнут и не потеют, а радости от этого им никакой. Так что грех тебе жаловаться. Товарищ...

      Капитан оказался еще довольно молодым - около тридцати лет. Даже несмотря на мешковатую шинель, в глаза бросалось крепкое телосложение: широкие плечи, поджарый торс. На чуть полном лице явственно заметен характер - по твердому подбородку, широким скулам, плотно сжатым губам. Слегка наигранная простодушность кажется лишь дополнительным штрихом, привнесенным - призванным ввести в заблуждение. Слегка прищуренные глаза выдали человека умного и, вместе с тем - мудрого, что бывает нечасто.