Отступление

      - А есть ли о чем, герр офицер? - искренне поинтересовался солдат. На обветренном, посеревшем от мороза и стресса лице мелькнула слабая ухмылка. И тут же угасла, словно и не было.

      - Я думаю, есть. - уверенно ответил Гуревич.

      - Если у вас есть вопросы - задавайте. - ответил пленник, непринужденно поведя плечами. Словно бы не двое противников говорили сейчас перед лицом смерти. Изо всех сил немец делал вид, что идет мирная, непринужденная беседа равных. Хотя стоит ли возражать?

      - Охотно, - согласился Рустам. - Правильно ли я понял: ты не собираешься - и с самого начала не собирался помогать нам?

      Дождавшись небрежного кивка, майор непринужденно продолжил:

      - Вместе с тем ты не поднимаешь тревогу, не заводишь нас в засаду. Хотя и понимаешь: живым не уйти. Так? - пленки вновь спокойно кивнул.

      - А раз так, - продолжил развивать мысль Гуревич, - Не пояснишь ли: что и ради чего ты затеял?

      - Охотно, герр офицер, - все с той же уверенностью и ледяным спокойствием, присущим твердым духом людям, продолжил солдат. - Не могу сказать, что одобряю ваши методы, однако полагаю их вполне уместными. То, что вы хладнокровно убили Клауса, наглядно продемонстрировало как силу, так и решимость идти до конца...

      Собираясь с мыслями, солдат на несколько секунд прервался. Взгляд небрежно скользнул по сторонам. Затем пленник как ни в чем не бывало продолжил 'исповедь':

       - Генрих, унтер, - пояснил солдат. - Мог заупрямится или наоборот - сломаться раньше времени. Пока не подошли двое ваших товарищей, я не был уверен вообще, что нас ждет, потому и молчал. Если бы не необходимость отправить 'языка', вы ведь нас бы все равно прикончили, майор?

      - Откровенность за откровенность, - ответил Гуревич. - Да, безусловно.

      Солдат никак не отреагировал на столь жесткий и прямой ответ. Точнее - принял как должное, нечто само собой подразумевающееся.

      - Именно потому я и молчал. Для чего в конце концов растягивать агонию. Но, увидев шанс спасти товарищей, решил сымпровизировать. Те двое, в по крайней мере пленных не убьют.

      - Уверен? - с иронией поинтересовался Гуревич.

      - Да, уверен, - не терпящим возражений тоном ответил немец. - У них другие глаза. Не ваши.

      - Очень интересно... - протянул Рустам. - Ясно с этим. А дальше?

      - Дальше они, я надеюсь, может что-то поймут, осознают, переменятся. Исправят ошибки. Не уверен, что поступил верно, но все же жить лучше, чем умереть. Живой еще может что-то исправить, загладить вину. А с мертвого нет спроса. Так, кажется у вас говорят?

      - Ну а что же сам?

      - А что я? - удивленно ответил немец. - Я с самого начала понимал: германскую нацию вновь толкнули в авантюру. В очередной раз руками солдат кто-то хочет разгрести угли. И эти руки не уберечь от большой крови.

      - Крайне сознательная позиция, - усмехнулся майор. - Тогда ради чего, почтенный, было вновь идти на восток? Первого раза не хватило? Подался бы в новые 'тельмановцы' ^[38]Или как это теперь называется?

      - Я солдат, - просто ответил немец. - Как и вы. Наш род уже много поколений славен служением Родине в рядах вооруженных сил.

      - Неужели вы граф или барон? - усмехнувшись, поинтересовался Рустам.

      - Почти. Эрик фон Окшлиц к вашим услугам, - солдат иронично кивнул и сделал вид, что лихо прищелкивает каблуками.

      - В подобном случае разве к 'фон' не прилагаются автоматом офицерские погоны?

      - Наша семья не признает своячество и протекций. Каждый начинает солдатом и лишь после обязательной службы проходит училище, - ответил немец. При этом в голосе проявилась едва уловимая гордость.

      - Ну, так или иначе, а довоевался, - подытожил Рустам.

      - Да, согласен, - ответил немец, кивнув. - Долг солдата заставил меня следовать присяге, пускай я и не согласен с этой войной...

      Внезапно в лице солдата произошли едва заметные перемены: разом заострились черты, легли тени под глазами, обострились морщины. Гуревич понял, что сейчас произойдет...

      - Но, раз уж мне суждено было стать мерзавцем, я не собираюсь становиться ещё и предателем... - на одном дыхании скоро проговорил солдат. - Прощайте, майор, прощайте все.

      Рука в черной кожаной перчатке, небрежно сжимающая пистолет, скользнула к виску. И, прежде чем кто-либо успел что-то осознать или сделать, немец нажал на курок...

      ... Лишившись проводника, группа Гуревича некоторое время плутала по заснеженным улицам, мрачным слабоосвещенным подворотням. Сургут за последние полвека значительно вырос. Большой вклад внесла децентрализация мировой геополитики. Раньше Сибирь и Дальний Восток вынужденно считались периферией. Некоторые, не выбирая выражений, похабно и свысока именовали этот край провинцией. Зато теперь регионы оказались на границе соприкосновения сверхдержав. А где граница, там и торговля, строительство, развитие.

      Пускай не сразу, пускай постепенно, люди сходили с привычных мест. Может романтика, а может - и трезвый расчет брали свое. Сотни, тысячи, а затем и десятки тысяч обретали новый дом в самом сердце России - среди зеленых морей поющей на ветру тайги, снежных зимних просторов и летнего океана трав. Рядом с гремящими реками исконных русских земель - непокорными, гордыми, своенравными - селились советские люди. В чем-то схожие душой с молодостью, кристальной чистотой необжитого края.

      Носившее вначале несколько декоративный характер освоение просторов севера и востока страны постепенно вошло в рабочую колею, развернулось во всю ширь. Что говорить, если даже подавляющая часть государственного аппарата переместилась в Новосибирск. Город одним мощным рывком вырос, повзрослел. Слетела с улиц и проспектов надуманная провинциальность, неказистость. Вырос под стать созданным подземный город метро - уже тридцатый в стране. Устремились в небесную высь десятки небоскребов, раскинули будто ветви гигантского дерева широкие ленты автомагистралей. От горизонта до горизонта сверкали идеальной полировкой серебряные спицы железнодорожных путей.

      Москва оставалась столицей, но для управления - в силу удаленности от границ, да и разницы в часовых поясах годилась слабо. В гигантских колоссах правительственных зданий остались в основном представительства, архивы.

      Несложно представить, что вместе с новой 'Сибирской столицей' выросли и близлежащие города: от Уфы до Читы, от Ташкента до Якутска молодая, сильная страна взращивала, строила - созидала новое завтра. И тот же Сургут, ощутив удушье былых границ, решительно перевалил через сверкающую гладь Оби. Вольготно и свободно пристроился на двух берегах. Разросся почти до миллиона жителей. Именно оттого путь до центра города оказался необычно долгим.

      К сожалению как для местных жителей, так и для Гуревича отсутствие формального основания для строительства очередного метро крайне осложняло перемещение по городу. Основной проблемой оставалась необходимость пересечения один из трех мостов.

      Легко сказать 'мост'... Это на картах и рекламных проспектах все просто и понятно. Но на деле... Полтора километра стали и бетона. Тяжелые стальные спицы опор, покоящиеся на исполинских каменных основах. Витые канаты тросов зачинаются на карнизах мощных 'плеч'. И со стороны неказистые, миниатюрные по сравнению с широкой лентой магистрали стальные плети крепко держат, не давая и малейшей свободы.

      Ухмыльнувшись, Гуревич вдруг подумал: 'Еще несколько дней по широкой полосе моста над закованной в лед плотью реки спешили тысячи автомобилей, громыхали по рельсам поезда... Но вдруг наступила война, раз и навсегда поделив жизнь на две неравные части. И нет теперь ни гудков, ни мерного шелеста покрышек об асфальт, ни пронзительного пересвиста электровозов... Мертвая, пустынная тишина. Только выросшие нежданно-негаданно блокпосты по обеим сторонам...'