Питер

Кузнецов бежал первым. Парадная уже близко. Еще чуть-чуть… В следующее мгновение оттуда вырвалась стремительная тень и метнулась к молодому менту. Кузнецов успел вскинуть автомат…

Грохот. Очередь ушла в небо. Миша упал — медленно, как во сне.

В следующее мгновение Иван увидел, что Миша лежит на спине, а над ним сидит кривая, похожая то ли на собаку, то ли на крысу, тощая черная тварь.

Уберфюрер дал очередь из пулемета с рук. Тварь снесло и отбросило. Режущий визг. Скинхед от отдачи плюхнулся на задницу, выругался…

Подбежал Седой. Выстрелом добил тварь. Визг оборвался.

Иван с Седым подхватили Кузнецова под мышки и затащили в парадную. Наверх, мотнул головой Иван. Чем выше, тем лучше. Они потащили его по лестнице. Мишины ботинки стукались о ступени, подпрыгивали. Это было почти смешно.

На третьем этаже Иван увидел не металлическую дверь, а деревянную, ударил ногой. Треснуло. Они ворвались в квартиру, пронесли Мишу и усадили у стены кухни. Почувствовав перчаткой мокрое, Иван поднял ладонь — на резине кровь.

Миша!

Иван наклонился, начал стаскивать с него противогаз. Какая уже разница…

— Вот зараза, — сказал Кузнецов с удивлением.

По мокрому от пота лицу Миши текла кровь, струилась из рваной раны на голове. Кузнецов дотянулся до автомата и неловким рывком подтянул к себе:

— Ничего. Я тут… посижу немного, командир. Хорошо?

Иван бросил в угол ненужный больше противогаз и присел на корточки.

— Как ты? — спросил он.

Миша попытался улыбнуться. Губы бледные. Лицо без кровинки.

— Не слишком весело, командир. В меня… попали, кажется. Как же так? Не успел. Я же диггер… Я ди… — он начал вдох и застыл, как будто его выключили.

Голова его упала на грудь.

Так и замер, в обнимку с автоматом.

— Ты диггер, Миша. Настоящий.

Иван выпрямился. Пора было идти дальше… Нет, стоп. Иван наклонился, вынул из безжизненных рук автомат, вытащил магазины из «разгрузки».

Миша сидел безучастный. Серые глаза его смотрели мимо Ивана.

Диггер взял гранату, выдернул чеку и подложил гранату Мише под руку.

«И третье правило: тела павших товарищей не должны оставаться на съедение тварям».

Прости, что больше ничего не могу для тебя сделать.

Поставив пулемет на подоконник, Уберфюрер задумчиво рассмотрел последнюю ленту для пулемета.

— Патронов харе. Кажется, это называлось в прошлой жизни — финансовый кризис.

Иван сменил рожок. Что бы ни имел в виду скинхед, говоря про кризис, но с патронами действительно туго. За окном рычали и выли, стонали и топали.

Да сколько их тут?

— Надеюсь, у них монстры вовремя кончатся, — сказал Уберфюрер и начал стрелять.

Перебежками они прошли еще полквартала. До Балтийской осталось всего ничего, когда бегунец настиг Седого и свалил с ног. Прежде чем его успели изрешетить, он вонзил когти скинхеду в бедро. Или шипы — Иван не особо разбирал, что у них там на лапах.

Проклятье!

Опять квартира, и опять вой тварей. И никуда им с раненым не уйти…

Пожилой скинхед понимал это не хуже товарищей.

Седой оттолкнул Уберфюрера, встал. Штанина у пего потемнела от крови.

— Дима… — начал Убер.

— Иди к черту. Где мой автомат?

— Здесь, — Иван протянул Седому потертую «сайгу».

— Я задержу их, — сказал он и улыбнулся. — Ничего. С детства мечтал произнести эти слова. Прощайте, господа мушкетеры. Надеюсь, в следующий раз мы свидимся при более удачных обстоятельствах.

— Дима! — Уберфюрер вскочил. Повернулся к Ивану: — Скажи хоть ты ему!

— Да пошел ты, — сказал Седой спокойно. — Убер, не порти мне прощальную речь, пожалуйста. Патроны, д'Артаньян!

Иван молча протянул ему два рожка, перевязанных изолентой.

— Гранату.

Иван протянул гранату.

— Нож. Очки, — продолжал перечислять Седой. — Уматывайте.

Седой отвернулся. Спокойно, никуда не торопясь, разложил оружие и гранаты на подоконнике. Иван смотрел в его спину. Вот как бывает. Какой бы он ни был, фашист не фашист, но в храбрости ему не откажешь.

— Я задержу их. Ничего.

Когда они пробежали два дома, стало ясно, что оторваться им не удалось.

Вдалеке громыхнуло. Они остановились на мгновение, обменялись взглядами. Круглые окуляры дешевых ГП-4 тускло блеснули. Иван показал жестами — вперед. И — слушай. Уберфюрер кивнул.

Они перебежали через двор. Сзади слышался искаженный, обиженный рев тварей. Остановились передохнуть. Скинхед полез в сумку…

— Вот урод, — сказал Уберфюрер вдруг.

— Что там?

Скинхед поднял голову.

— Бычара, торгаш. Все-таки подсунул гранату без запала. — Он показал противотанковую РКГ-3 и цилиндр запала, залитый свинцом для веса.

— Засада, — согласился Иван. — Ну что, двинулись?

Они забежали в парадную, засели в квартире на первом этаже. Уберфюрер стянул противогаз, лицо было мокрое, лоснящееся от пота.

— Что ты делаешь? — спросил Иван.

— Жарко, — сказал скинхед. — Да и вообще, брат… Как-то надоело жить в противогазе. Прав Мандела… Юра. Нам нужно что-то менять.

Иван хмыкнул. Самое время поговорить о судьбах человечества — когда патронов совсем не осталось. Твари преследовали их с завидным упорством. И пару раз Ивану показалось, что он видит вдали серую высоченную фигуру «пассажира». Может, почудилось?

Нет, Иван покачал головой. Не почудилось.

Сдается мне, что это и есть легендарный Блокадник, подумал Иван. Только вот рассказать мне об этом будет некому.

— На свадьбу-то ко мне придешь?

Уберфюрер отвернулся от окна, посмотрел на Ивана.

— Приглашаешь, что ли?

— Приглашаю.

— Фашиста и тупого отморозка? Иван усмехнулся.

— Нет, Андрей. Боевого товарища и… диггера. Так придешь?

Убер склонил лысую, начинавшую уже обрастать серым жестким волосом, голову и хмыкнул. Посмотрел на Ивана веселыми темными глазами.

— А если приду? — Убер передернул рукоять взвода — лязг! Рукоять вернулась на место. Готово. — Не раскаешься?

— Раскаюсь, конечно. Но буду ждать, — сказал Иван. Открыл затвор калаша — патрона не было. Вот всегда так. Он достал запасной рожок, выщелкал на ладонь — и тут всего два патрона. Вставил обратно в рожок. Посмотрел на Убера. — Споем, что ли?

— Зачем? — Уберфюрер положил пулемет на подоконник.

Патроны кончились. За стенами здания, на улице, Иван слышал шаги подступающих тварей-гончих и тяжелую, как сон в духоте, поступь Блокадника.

— Да так, — Иван улыбнулся. Вынул из кармана куртки гранату, положил справа от себя. Нож слева. — Видел я один фильм… Мол, там у друзей кончились патроны, и один сказал: если петь песню, враг испугается. И отступит.

Уберфюрер хмыкнул. Взял двустволку и вставил в нее последний патрон. Щелкнули курки.

— Думаешь, врага поверят и испугаются? — сказал скинхед. — Я тоже видел этот фильм.

— Не думаю. Но попробовать-то можно? Тишина.

— Споем, товарищ боевой… о славе Ленинграда… — негромко запел, почти заговорил Уберфюрер.

— Слова о доблести его… — подхватил Иван.

— …не первый век звучат.

— Отцы вставали за него, ревела канонада…

— По счету три, — сказал Иван негромко, Убер кивнул, продолжая петь. — И отстояли город мой… — Иван высунулся из-за подоконника и швырнул последнюю гранату в наступающих монстров. — Священный Ле… — Финита. — …нинград.

БУМММ.

Уберфюрер посмотрел на Ивана. Тот кивнул: пошли.

— Живи, великий город, священный воин-город, — они встали и пошли.

Выбежали из парадной. Иван разрядил калаш в бегунца. Тварь отбросило назад. Иван догнал и ударил прикладом. Еще. И еще. Брызги водянистой, чужой крови…

За спиной грохнула двустволка. Мат Уберфюрера, звуки ударов тупым предметом в мясо.

Иван повернулся. Уберфюрер отбросил сломанную двустволку в сторону, кивнул.

Они пошли.

Улицы священного города смотрели на потомков с одобрением.