Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]

— Раз, два, начали, — скомандовал Дан и ударом ноги распахнул дверь.

У хозяина, протиравшего посуду за стойкой, из рук выпала пивная кружка. Осколки звонко разлетелись в стороны.

Дан в три шага оказался у стойки, сгреб хозяина за нестираный воротник.

— Лысый толстяк у тебя живет. На руках каторжные меты. Где он?

Хозяин мотнул головой в сторону лестницы на второй этаж. Дан метнулся наверх.

Сидевший в санях Миха видел, как на втором этаже распахнулось окно. Грузная туша Лата перевалилась через подоконник, ухнула вниз, пробивая соломенную крышу прилегавшей к «Петуху» конюшни. Конюшню в плане штурма не учли.

— Дерих! Дерих, туда! — закричал Миха, показывая рукой.

Дерих уже бежал к конюшне, а из нее показался оседланный йотун, на плечах которого восседал помятый Червяк. В секунду он стоптал не успевшего выстрелить Дериха и понесся по улице вниз, к подножию холма, к свободе. На крыше конюшни появился опоздавший Тинкин. Дан впустую пальнул из окна вслед. Стонущий Дерих перекатился на живот, ударил в сердцах кулаком по земле.

За все время Миха не успел даже натянуть лук. Зато он забрался на сани и потому хорошо видел, что случилось дальше.

Раздался далекий грохот, не слишком похожий на выстрел. Черный предмет клюнул Лата в шею, и он кубарем слетел с йотуна. Зверь тут же остановился, сгорбился, упираясь мохнатыми верхними лапами в землю.

— Дерих, Миха, под сани! — кричал Дан из окна. — Тинкин, колокольня!

Миха послушно нырнул под сани. Дерих, хрипя от боли, полз к нему. Оса в руках Тинкина разложилась, удлиняясь в три, а то и в четыре раза. Получившимся гибким шестом сквайр ударил с разбегу о землю, перелетая на соседнюю с конюшней крышу. Побежал, ударом шеста выбил осколки черепицы, взметнулся в воздух. Таким необычным манером он бы меньше чем за пару минут добежал по крышам до колокольни, на которой Дан углядел стрелка.

Но и стрелок не терял времени. Он появился между балясин, удерживающих крышу колокольни, закинул за плечо диковинное ружье с длинным тонким стволом. Вытянулся всем худым гибким телом и прыгнул головой вниз. Миха ахнул.

В полете за спиной стрелка раскрылись крылья из тонких металлических трубок с натянутой между ними синей тканью. Как ласточка, он нырнул чуть ли не до самой земли, распахнул крылья во всю ширину, продев руки в петли. И, едва не встретившись со своей тенью, взметнулся в небо, где взял курс на запад и вскоре растворился без следа.

Дан опустился на корточки возле Лата, охлопал ладонями, разорвал на нем одежду. Из котомки на обширном брюхе Червяка достал замотанный в тряпки огромный сапфир и быстро спрятал под собственный фартук-кайелах. Могильщик не возражал. Его шея была пробита насквозь металлической стрелкой.

Вокруг собирались зеваки. Подошел Миха, помогая хромающему Дериху.

— Видал? — спросил карлик. — Это же «ласточка» была, снайпер из Оправы Сапфира. Далековато забралась по Лата душу.

— Спасибо, что не по нашу. А это как тебе, братец? — Дан указал на грудь Лата.

Слева, напротив сердца, виднелся совсем еще свежий, с засохшей сукровицей шрам.

— Били-били, не добили?

— Выглядит как ножевая рана. Но тогда наш друг должен был быть мертв, а он вон как прыгал. Тинкину на зависть.

Тинкин тем временем вернулся к саням и отчаянными знаками давал понять, что еще минута, и придется объясняться с людьми капитана Иля. Друзья поспешили прочь от мертвеца, доставившего им столько неприятностей.

Расставание вышло грустным. Аркча дал друзьям с собой в дорогу провизии, Азоре подарил кунью шапку, вышитую его женами косынку и бусы из заморских серебряных монет. Он вышел проводить их к началу дороги на Ключи, стоял, по обыкновению, опираясь на ружье.

— Куда путь теперь держите?

— В Ключи пойдем, друг, — сказал Дан. — Там погрузимся на полоз вместе с паровоином. Весну в Самане проведем, подлатаемся, нагуляем жирку. Летом в Пределе, сорок верст от Самана, Турнир. Нам туда дорога. Не хочешь заехать, поглядеть?

— Кабы и хотел, не сможет Аркча. Откочевывать будет, на юг пойдет, в степь. Подальше от старого города.

— Чего так?

— Неспокойно Аркче. Непонятные дела творятся. В Пароме, говорят, бунтовщик засел, каторжный Король Юрис Однорукий. На правом берегу оборону укрепляют, ждут помощи из Самана. Пепельные лютуют, у них двух человек зарезали. Ножом в сердце, неслыханное дело. Не иначе, со своими хабар делили.

— В сердце, говоришь, — нахмурился Дан.

«Думает про Лата Червяка», — понял Миха.

— Пойдет Аркча на юг. Степь Аркчу родила, степь Аркчу сбережет.

— Добро. Береги себя, Аркча.

— И ты себя береги, бар. И друзей своих. Доча, носи косынку, весна холодная выдалась.

— Обязательно, дядя Аркча.

Дан полез в кабину «Молотобойца». Извозчик, нанятый до Ключей, тронул сани.

— Хороший он, — сказала Азора, кутаясь в подарок Аркчи. — Доброе сердце.

— Хороший, — кивнул дед Ойон. — Еран-ману, сын земли.

Черные развалины на горизонте побежали назад и с ними маленький горбатый человек с поднятой на прощание рукой. Миха и Азора махали ему, пока дорога не обогнула холм и он не скрылся из вида. Из низких туч посыпалась ледяная крупа, на душе у Михи стало особенно тоскливо и пусто. Будто он оставил за тем холмом что-то важное, что-то, чему он пока сам не знал названия.

Глава III Новый враг, новый друг

июнь 400 года от Коронации

От желтых камней насыпи поднимался неповторимый кислый, родной запах железного пути. Привычно немилосердное в это время года солнце жарило вовсю. Виг снял сапоги, расстегнул и спустил гамбезон до пояса. Под голову он подложил бочонок с порохом и прилег у насыпи, прикрыв лицо ладонью. В его желтых кривых зубах дымилась самокрутка. Вигу было хорошо и покойно.

Его детство прошло на Севере, в Ключах, возле вокзала, носящего имя прошлого Наместника. Отец Вига работал грузчиком, мать рано умерла от чахотки. Виг с ватагой друзей целыми днями пропадали у насыпи. Они подстерегали немногочисленные пассажирские полозы, чтобы выпрашивать мелочь у солидных горных дел Мастеров. Редкое серебро делили с дракой, а медяки, бывало, подкидывали на рельсы — получались вытянутые лепешки. Настоящим праздником был выклянченный у проезжего Стрельца патрон, которым можно было славно бабахнуть под проходящим полозом. С тех пор минуло тридцать бурных лет, и бабахать Вигу приходилось частенько.

— Мешочник вернулся, — услышал он голос своего механика Леся. — Тебя спрашивает.

— А мне плевать, — беспечно ответил Виг, не разжимая зубов вокруг самокрутки. — Если ему надо чего, ведьмачьему отродью, пусть сам ко мне идет.

— Все бы тебе собачиться, Виг, — вздохнул Лесь.

— Подумай сам, какое мне дело до того, что Мешочник о себе мнит? Деньги нам платит его лордство. Приказы я, пусть через Мешочника, получаю тоже от него. Капитанский патент на что мне дан?

— Упрямец ты, Бартей. Курить, лежа на пороховом бочонке, это ты славно удумал. Не умнее, прямо скажу, чем злить Мешочника.

— Лесь, сам-то не гневи понапрасну. Пойди лучше, проверь котел. Чувствую, раз Мешочник здесь, скоро начнется.

Лесь не стал больше препираться, ушел. Несколько минут Виг блаженствовал в полудреме. Потом на него упала тень.

— Мешочник, — сказал Бартей, не убирая ладонь с глаз. — Только твое брюхо может все солнце загородить целиком.

— Время отдыхать, дорогой капитан, — елейно пропел Мешочник. — Время и работать. Подруга шепнула мне, что наши друзья близко.

Виг Бартей открыл глаза и посмотрел на лучшего из соглядатаев его хозяина. «Подруга» сидела у Мешочника на плече и подергивала хвостом, глядя на Вига. Вигу не нравилась эта кошка, слишком умная для простого животного, не нравился Мешочник, знавшийся с вещами куда худшими, чем его кошка, и не нравилась банда степных тангу, которых Мешочник приволок с собой.