Пожиратель душ

Мишель Пейвер

«Пожиратель душ»

Глава первая

Тораку совсем не хотелось, чтобы это оказалось знамением.

Пусть лучше это будет всего лишь обыкновенное совиное перо, лежащее на снегу. В общем, он решил не обращать на него внимания. Что и стало его первой ошибкой.

Он вернулся к тому следу, по которому они шли с рассвета, и спокойно его осмотрел. След выглядел совсем свежим. Торак стянул с руки рукавицу и пощупал отчетливые отпечатки на снегу. Их еще даже ледяной корочкой затянуть не успело.

Обернувшись к Ренн, стоявшей чуть выше на склоне холма, он похлопал себя по рукаву и поднял вверх указательный палец, а затем указал вниз, в сторону березового леса, что означало: один северный олень идет на юг.

Ренн поняла, кивнула и, вытянув из колчана стрелу, вложила ее в лук. И Торак, и сама Ренн были почти незаметны на заснеженном склоне в своих светлых парках из шкуры северного оленя и таких же штанах. Лицо у обоих было вымазано древесной золой, чтобы отбить запах человеческого тела. И обоим страшно хотелось есть. В последний раз они питались вчера, всего один раз за весь день, причем каждому досталось лишь по тоненькому ломтику вяленого кабаньего мяса.

В отличие от Торака, Ренн совиного пера не заметила.

И он решил ничего ей не говорить.

Это была его вторая ошибка.

Несколькими шагами ниже по склону Волк старательно обнюхивал то место, где олень раскапывал копытами снег, чтобы добраться до мха. Уши у Волка стояли торчком, серебристая шерсть вздыбилась от возбуждения. Если он и почувствовал смущение Торака, то не показал этого. Он еще понюхал взрытый снег, затем поднял морду, стараясь уловить запахи, приносимые ветром. Затем, внимательно глядя своими янтарными глазами прямо в глаза Торака, сообщил: «Пахнет плохо».

Торак вопросительно склонил голову набок: «Что ты хочешь этим сказать?»

Волк с отвращением дернул усами: «Плохая морда».

Торак подошел ближе, чтобы посмотреть, что там отыскал Волк, и разглядел на голой земле капельку желтоватого гноя. Волк пытался сказать ему, что олень стар и зубы у него совсем сгнили, ведь ему столько долгих зим приходилось питаться только жестким мхом и лишайниками.

Торак по-волчьи сморщил нос и в усмешке приподнял верхнюю губу, показывая зубы: «Спасибо, брат-волк». Затем он глянул в сторону Ренн и двинулся вниз по склону настолько бесшумно, насколько позволяли его башмаки из шкуры бобра.

Но все же недостаточнобесшумно — во всяком случае, для Волка, который укоризненно дернул ухом и совершенно беззвучно, как облачко дыма, поплыл над снегом.

Вместе они крались между спящих деревьев. Черные дубы и серебристые березы поблескивали от инея. То тут, то там Торак замечал алые ягоды падуба и темно-зеленую хвою бдительной ели, словно стоявшей на страже, охраняя сон своих лесных сестер. Лес притих. Реки замерзли. Птицы по большей части улетели на юг.

«Но та сова осталась», — подумал Торак.

Он сразу понял, что это перо принадлежит сове, стоило ему увидеть его пушистый верхний кончик, благодаря которому полет совы во время охоты как раз и становится совершенно бесшумным. Если бы перо было темно-серым, оно, скорее всего, принадлежало бы обыкновенной лесной сове. Торак, конечно, не стал бы тревожиться и просто отдал его Ренн. Она как раз из таких перьев и делала оперение своих стрел, чтобы те лучше летали. Но это перо было не серым, а полосатым, и полоски были черные и рыжевато-коричневые — тьма и пламя. А значит, перо принадлежало самой крупной и свирепой из сов — большому филину. Встреча с такой птицей, как известно, не сулит ничего хорошего.

Заметив, что черный нос Волка нервно дернулся, Торак моментально насторожился.

И почти в то же мгновение увидел сквозь деревья того самого старого оленя, щипавшего ягель. Было слышно, как похрустывает снег под его копытами. Глядя, как горячее дыхание оленя превращается в облачка пара, Торак подумал: «Хорошо, что мы от него с подветренной стороны». О совином пере он сейчас совершенно позабыл и думал только о сочном оленьем мясе и питательном костном мозге.

У него за спиной слабо скрипнул лук Ренн. Торак и сам уже прицелился в оленя, но, поняв, что загораживает Ренн цель, опустился на одно колено и чуть наклонился. Ренн и стреляла куда более метко, и позиция у нее сейчас была гораздо лучше.

Олень сделал несколько шагов и скрылся за стволом березы. Пришлось ждать.

И пока они выжидали, Торак обратил внимание на одну ель, высившуюся немного ниже по склону. Эта ель так широко раскинула свои покрытые снегом мохнатые ветви, словно предупреждала — не ходите сюда!

Он крепче сжал лук и полностью сосредоточился на добыче.

Порыв ветра закачал ветви берез, и последние сухие листья зашелестели, точно кто-то с силой потер друг о друга очень сухие, мертвые, ладони.

Торак нервно сглотнул. В очередной раз ему показалось, будто Лес пытается что-то ему сказать.

Прямо у него над головой качнулась ветка; с нее с шелестом осыпался снег. Торак поднял глаза, и сердце у него екнуло: филин! Острые уши огромной птицы торчали, точно наконечники копий. Огромные оранжевые глазищи горели, как два солнца!

От неожиданности Торак вскрикнул и вскочил на ноги.

Олень, естественно, тут же обратился в бегство.

Волк кинулся за ним в погоню.

А филин расправил свои широченные крылья и молча полетел прочь.

— Ты что, с ума сошел? — сердито крикнула Тораку Ренн. — Ну, с чего ты вдруг взял и вскочил? Я же тебя убить могла!

Торак ей не ответил. Взгляд его был прикован к филину, парившему в ослепительно голубом небе.

«Но ведь филины охотятся по ночам!» — думал он.

Петляя среди деревьев, подбежал Волк. Он резко затормозил возле Торака, отряхивая со шкуры снег и виляя хвостом. Волк, разумеется, и не надеялся, что поймает оленя, но поохотиться ему было все же приятно.

Чувствуя смущение Торака, Волк потерся о его ноги, и Торак, опустившись на колени, зарылся лицом в густую жесткую шерсть у него на загривке, вдыхая знакомый сладостно-травянистый запах.

— Да что с тобой? Что случилось? — раздраженно спросила Ренн.

Торак поднял голову:

— Филин.

— Какой еще филин?

Он изумленно на нее уставился:

— Но ты же должнабыла его заметить! Большой филин! И он сидел так близко, что я, наверно, мог бы до него дотронуться!

Поскольку Ренн по-прежнему смотрела на него недоуменно, Торак бегом вернулся назад и отыскал на склоне холма то перо.

— Вот, — сказал он, задыхаясь, и протянул перо Ренн.

Волк прижал уши и зарычал.

Ренн невольно коснулась рукой нашитых на куртку перьев ворона, хранителя ее племени.

— Что это значит? — спросил Торак.

— Точно не знаю, но что-то плохое. Нам бы лучше вернуться. Фин-Кединн наверняка поймет, как тут поступить. И вот что, Торак… — Ренн не сводила глаз с пера. — Оставь это здесь.

Торак бросил перо в снег и пожалел, что вообще поднял его, да еще и голой рукой, потому что на ладони осталась какая-то мелкая серая пыльца. Он старательно вытер руку о парку и обнюхал ее: на коже остался слабый запах гнилой плоти, как в том месте, где люди Ворона хоронят своих мертвых.

Волк вдруг зарычал и насторожил уши.

— Что это он чует? — спросила Ренн. Она не умела говорить по-волчьи, зато неплохо знала повадки самого Волка.

Торак нахмурился:

— Не знаю.

Волк стоял, напряженно подняв хвост, но никаких признаков приближающейся добычи в его поведении Торак не замечал и удивился, когда Волк сообщил:

«Странная добыча».

Торак понял, что его четвероногий друг тоже чем-то весьма озадачен, и его вдруг охватило всепоглощающее ощущение опасности. Он быстро предупредил Волка: «Уфф! Держись подальше!» — но тот уже несся вверх по склону прыжками, неутомимый как всегда.

— Нет! — крикнул Торак, бросаясь за ним следом.