Я - обычный

— Стоп, — покачал я головой. — Тут что-то не сходится. Допустим, первая группа, это вы, инженеры души и тела, прости господи. Второй отдел, склонен предполагать, это тот самый мифический отдел клонирования, так сказать наша общая матка, а вот третий, откуда взялся?

— Я тоже сначала не понял, кто эти люди и почему они постоянно суют нос в нашу работу. — Вздохнул Константин Петрович. — Но энтузиазм и юношеский задор застили глаза. На выходе у нас получилось пятьдесят опытных образцов, пятьдесят маленьких людей. Жизнеспособных на все сто, нет, сто двадцать процентов. Лаборатория перешла в разряд детского сада, где мы наблюдали и учили, но настал тот момент, когда требовались более свободные условия для развития молодого организма. В то время мой младший брат с женой как раз перебрались в Питер, и планировали завести ребенка, но волей случая, по медицинским показателям одной из сторон, получалось у них это плохо. Малышам требовались родители, опекуны, и я, выбрав из них самого смышленого и подающего надежды, то есть тебя, отдал им на усыновление. Еще сорок девять малышей ушли в семьи, кто за границу, кто просто по стране, но не за одним из них не прекращался неусыпный надзор. Новые родители малышей, естественно не подозревавшие об их искусственном происхождении, радовались их невероятным успехам в детском саду и школе, и нарадоваться не моги. У неусыпного надзора, а именно команды, прикрепленной к каждому объекту, была еще одна функция, а именно обучение. Ненавязчивое, спокойное, но как показывали тесты, фантастически интенсивное.

Вскрывать ваше искусственное происхождение нельзя было ни в коем случае. Это нам тоже было категорически запрещено, о чем, кстати, мы подписали специальную бумагу. Санкцией могло быть, что угодно. От тюремного срока за разглашение, как нам преподносилось, государственной тайны, до физического устранения нарушителя, но мы снова махнули рукой. Мы были на волне своих умственных способностей, все наши работы завершались и завершались с постоянных успехов, и главное, как мы считали, наша команда несла в мир спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и панацею от многих болезней и врожденных уродств. Рак, туберкулез, заячья губа, плоскостопие. Десятки примеров того, что должно было покинуть человечество раз и навсегда.

В углу застонал Горин, приходя в себя, и Женя с Марком тут же кинулись к раненому.

— Аптечка, — кивнул ученый, — Я принес аптечку. Там обезболивающее, бинты, йод, все, что может помочь в таких случаях. — В горе вещей, который старик, каким-то чудом умудрился протащить по коридору мимо охраны, действительно нашелся пластиковый саквояж с красным крестом, забитый медикаментами под завязку.

— Транквилизаторы есть? — Поинтересовался я. — Нам бы его на ноги поставить, хоть на полчаса. Тимур крепкий, потом отлежится.

— Красные ампулы, аналог клонозепама, местная разработка. На пару часов может и с поломанными ногами танцевать заставить, а седатвный эффект отсутствует. Потом, правда, жуткий отходняк, но люди говорят, терпимо.

— Коли, — кивнул я вопросительно смотрящей на меня Жене.

— Дальше пошло хуже, — продолжил старик. — Появление вируса иммуннодефицита, схема действия которого исходит из части наших базовых разработок, старт проекта принудительной модификации, примером чего является ваш несчастный друг. — Палец Константина Петровича уперся в мирно лежащего на полу Басурмана. — И под конец, почти синхронный старт проекта «Четыре всадника».

— Почему вы не отказались? — Удивился я.

— Не смог, — печально улыбнулся ученый. — Первое, что мне пообещали, при моем отстранении, или не дай бог разглашении, это физическое устранение моего брата с женой, ну а потом я, так же как и вы, своего рода пленник. — Палец ученого оттянул воротник рубашки, выставляя напоказ один из тех стальных ошейников с пневмошипами, что совершенно недавно имелся и на моей шее. — Универсальная вещь. Простая и гениальная. Ходить с таким вот украшением можно только по подземной части бункера, пересекаешь периметр, и центральный компьютер дает команду на активацию.

— Денис, — обернулся я к инженеру, уже переодевшемуся в новую униформу. — Что-то придумать реально?

— На коленке, вряд ли. — Пожал плечами Маликов. — Тут ключ нужен. У мутировавших была кустарная конструкция, сторожевая, а тут весьма качественный агрегат.

— Где находится ключ? — Поинтересовался я.

— У начбеза, — припомнил старик. — Почти наверняка у него в кабинете.

— Другого не могу понять, — наконец подал голос Марк. — Почему, почувствовав, что дела идут не в ту сторону, вы не фальсифицировали результата. Ну, поменяли бы местами пару бактерий. Для вас это проще пареной репы, а на выходе не смертельная инфекция, а скажем насморк.

— Плохо вы меня знаете, — с сожалением покачал головой ученый, — если думаете что эта мысль не могла прийти мне в голову. — Нас до этого просто не допустили, отстранили от дел. Почему в живых до сих пор оставили и держат тут на побегушках, ответить затрудняюсь, но последние три года я мыл пробирки.

— Что-нибудь о «разгонной жидкости» господина Синицына слышали? — Вспомнил я, весьма немаловажный лично для себя, и сильно тревожащий момент.

— Синицын бездарность, — сморщился Константин Петрович. — Бездырь и негодяй, чьих способностей хватает только на воровство чужих идей. Да, он делал что-то подобное, некий химический состав, заставляющий Хомо-Супериора, это твое официальное название, активировать незадействованные доселе участки мозга на все сто процентов. По сути это искусственный заменитель клинической смерти, не подвергающий объект пагубному влиянию, но и палка о двух концах. Мозг человека, великая тайна, и большинство его функций до сих пор неизвестны. Мы можем только предполагать, какими неограниченными возможностями мог бы обладать обыкновенный человек, будь он функционален так, как планировал господь бог. Обратная сторона медали заключается в реакции клеток на сам разгон, и способна не только запустить, но и, как вариант, затормозить и отключить их, превратив подопытного в овощ. Но почему тебя это так интересует?

— Тут, — я постучал себя по виску указательным пальцем.

— Дьявол, — ахнул ученый. — Давно?

— Больше часа.

— Изменения?

— Присутствуют.

— А ну-ка, синус…

— … да хватит вы, — поспешил перебить я. — Не дурак, слюну не пускаю. Вот только пара сюрпризов уже была, но пока не могу понять, действие ли это препарата или слепое везение. Я тут подметил для себя, что разгон вы отнесли к одному из способов, как я понимаю искусственному. Значит, есть и обычный?

— Есть, то есть, да не про нашу честь, — скороговоркой произнес Константин Петрович. — Еще один способ, это клиническая смерть, к примеру, недостаток кислорода, удушением или утоплением. В момент балансирования на грани между жизнью и смертью мозг выводит все свои скрытые резервы. У обычного человека, это вспышка, частный случай, а вот супериору может помочь активироваться. Сам понимаешь, способ еще более сомнительный, чем разгон и действует только на вас, а жидкость способна открыть возможности полной посредственности. Это своего рода козырь для Синицына, счастливый билет в рай. Если испытания пройдут успешно, он вознесется на небывалые высоты.

— Значит профессор Синицын…

— Профессор? — Старик расхохотался. — Да он даже кандидатскую не смог защитить, уж куда ему до профессуры. Лаборантом он у нас был, пригрели на своей груди змею, а вон как все обернулось. Теперь он начальник, руководитель отдела четверки в нашем округе. Но ладно, хватит о негодяе. Как ваш друг?

— Бывало лучше, — откликнулся с носилок Тимур. — Такое чувство, что по мне катком проехали.

— Идти можешь? — Поинтересовался я.

— Попробую, — кивнул капитан. — Пять минут дай.

— Хорошо, — согласился я, обозревая свой маленький отряд. — Судя по положению дел, нас еще не хватились, что жирный минус местной дисциплине. На местных мы, более или менее похожи, но физиономии Марка и Тимура фейсконтроль не пройдут.