Сельва не любит чужих

Пять парней с короткоствольными «олди» наперевес высились на постаменте плечом к плечу. Лица их были спокойны и суровы, омерзительная каракатица, символизирующая поверженное зло, бессильно извивалась под тяжелыми шнурованными бутсами, а на сгибе левой руки Бой-Боя (ваятель сумел передать даже портретное сходство!) сидела, обхватив толстую шею бронзового воина, крохотная девчушка, тоже из бронзы, но казавшаяся живой – такая беспредельная благодарная радость сияла в ее огромных глазах, искусно сработанных из бесценного ерваамского квинктциллия.

А господин Смирнов Ю.В., лично приехавший на открытие мемориала героям Картаго, отказался произносить речь. Он просто стоял чуть в сторонке, ветер трепал его длинные, не соответствующие привычному облику магната такого уровня кудри, и на щеке его никак не мог высохнуть след никаким протоколом не предусмотренной слезы…

Так это было. Именно так. Можно ли об этом забыть?

Немногие, очень и очень немногие удостаиваются чести стать живой легендой для коротко стриженных парней, населяющих казармы спецгруппы «Чикатило». И молодняк, приходя на смену отставникам, с первых часов службы впитывает в кровь, в кость, в мясо, в корни ногтей благодарность к таким людям, среди которых только один никогда не был «невидимкой».

Вот почему для Криса Руби-младшего не стали преградой глухо запертые двери губернаторского кабинета.

– Слушаю вас, – суховато-приветливо произнес Харитонидис, указывая посетителю на стул. – Чем могу помочь?

Он выслушал и ощутил себя полным идиотом.

Ибо ни о каком светиле искусствоведения, корифее науки, а тем паче профессоре, ему – он готов был поклясться! – и слыхивать не доводилось. Да и за какой, мамашу его растудыть и перерастудыть, надобностью мог оный профессор оказаться в пределах вверенной ему, Эжену-Виктору, помойки?!

Примерно в этом духе он и ответствовал, выразив, однако, искреннейшие сожаления по поводу того, что вынужден разочаровать уважаемого господина юриста.

Он действительно сожалел, почти столь же чистосердечно, сколь радовался скорому окончанию приема.

Но настырный пацан не унялся. Недаром Эжен-Виктор Харитонидис всегда не любил занудливых крючкотворцев. Этот шпак с Конхобара был, видите ли, твердо убежден в прямо противоположном. И, удивляясь неосведомленности главы Администрации, настоятельно требовал скорейшего принятия всех возможных мер по изысканию и предоставлению несомненно пребывающего на Валькирии – он талдычил это вновь и вновь, не слушая никаких доводов! – прославленного искусствоведа и путешественника, профессора Анатоля Грегуаровича Баканурски.

Когда фамилия прозвучала в сорок седьмой, нет, в сорок восьмой раз, в усталой памяти подполковника действительной службы нечто забрезжило.

Бай-Бандурский, Бангалурский, Брандергурский…

Нет, не то, совсем не то. Но близко… Еще ближе…

Ну да, конечно!

– Вспомнил, господин Руби, – облегченно вздохнув, Харитонидис развел руками. – Есть такой! Господин Байконурский!

– Ба-ка-нур-ски, – с непроницаемым видом поправил губернатора дотошный малец.

– Как скажете. Имеется в списках. И будет у меня на приеме в полдень. Так вот и флаг вам в руки, ловите. Припоминаю, имя-отчество его как раз Анатолий Григорьевич…

– А-на-толь Гре-гу-аро-вич, – так же бесстрастно, как и в первый раз, уточнил ярыжка.

– Точно так!

Эжен-Виктор, улыбаясь, оперся ручищами о столешницу и собрался было встать для рукопожатия, но тут Гриня, проснувшийся, а возможно, и вовсе притворявшийся спящим, резво вскочил, встал на задние ножки, опираясь передними о поручень кресла, и, невнятно пробормотав неизменное «Хрритош-хрошш!», просунулся пятачком к подполковничьему уху. С полминуты глава планетарной Администрации внимательно выслушивал фырканье и фряканье, а затем задумчиво потер ладонью крепкий подбородок, и на профессионально-невыразительном лице бывшего «невидимки» проявилось отчетливое сомнение.

– Э-э… вы уж не серчайте, господин Руби, – начал он смущенно, неумело пытаясь подделаться под штатского. – Вы тут… м-м-м… если я понял верно, что-то про Землю говорили… э-э? А вы же… хм… сами с Конхобара, так ведь?

Посетитель пожал плечами.

– Если вам это так интересно, господин губернатор, то родился я на Старой Земле. И вырос там же. На Конхобаре я учился, а ныне там у меня практика.

Ответив на прямой вопрос, Крис не собирался вдаваться в уточнения. Он не видел в этом нужды, а кроме того, не любил вспоминать нищее детство, папу-неудачника, злобу на богатеньких, которым открыты двери престижных коллегиумов Земли. Никого не касается, какой кровью и каким потом он, сын фрезеровщика и швеи, заработал диплом и как гнусно было ему, исступленно учась днем, по ночам зарабатывать на учебу, патрулируя улицы трущобного Семьсот Восьмого!

Как ни странно, истукан в мундире, мало похожий на живого человека, уловил изменения в официально-холодноватом доселе голосе посетителя. И смутился, если можно было применить к нему это слово, еще больше.

– Мне-то, так сказать, до задницы, – проворчал он, пытаясь закамуфлировать замешательство грубоватой фамильярностью. – Но… э-э… ряд моих работников, – неопределенный жест, едва ли не в сторону забавной животинки, похожей на пегого поросенка, – настоятельно интересуется… Короче, господин Руби, не попадался ли вам на Земле Teddy-bear?

М-да. Сперва говорящая собака, затем лишенный Сулико витязь, потом идеалист на площади… Для одного дня этого, не будем скрывать, хватало за глаза. Так что вопросец Его Превосходительства оказался явным перебором.

Крис оторопел. И хотел уже воскликнуть: «Однако!» – но в самый последний момент сдержался и всего лишь вздернул брови, совершенно по-мальчишески приоттопырив губу.

– Teddy-bear? – переспросил он. – Не уверен, что правильно понял вас, господин губернатор… В общем, конечно, попадался. У меня у самого в детстве был плюшевый мишка…

Продолжать ему не пришлось. Розово-голубая животина, присев, словно от крепкого шлепка, задрала пятачок и, глядя на Криса с восторженным недоверием, спросила:

– Крристоферр Рробин?

А затем взвизгнула, взвопила и кинулась в пляс, подпрыгивая и кружась вокруг ног посетителя так быстро, что, одна-одинешенька, превратилась в целый хоровод.

– Крристоферр Рроби-ин! Крристоферр Рроби-и-ин!

И опять-таки: м-да! Никто не позволил бы себе назвать Криса психом. Напротив, в лихом Семьсот Восьмом квартале славного Кокорико-сити, что на Конхобаре, любой, не задумываясь, подтвердил бы, что молодой постоялец гере Карлсона в высшей степени сдержан и не по возрасту рассудочен…

Но в данный момент старший и единственный компаньон фирмы «Руби, Руби энд Руби» внезапно с пугающей ясностью услышал протяжный визг шин по мокрому асфальту, а спустя две-три секунды осознал, что это визжат, уносясь в тихую и темную даль, его, Криса, поехавшие мозги.

С ним, кажется, что-то произошло. Или нет? Но, во всяком случае, с этого мига Крис Руби-младший обращался уже исключительно к пегой свинке, напрочь позабыв о присутствии в кабинете третьего персонажа.

– Да, Кристофер, господин глава Администрации, – сказал он, наклонившись, и свинка удивленно ойкнула. – Весьма польщен, Ваше Превосходительство, что вы запомнили мое имя. Только, с вашего позволения, – щеки его залились краской, а свинка примолкла и бочком-бочком отодвинулась подальше, – не Робин, а Руби, и если быть совершенно точным, то, строго говоря, Рубинштейн…

Затем поверенному в делах сделалось совсем хорошо и спокойно, а подполковник Харитонидис в течение следующей четверти часа, как умел, пытался привести посетителя в сознание. Он хлестал бесчувственного юриста по щекам, поливал ему голову водой из графина, щекотал, и в ледяных бусинках глаз впервые за долгие годы явственно читалось раздумье насчет того, а не пора ли, в конце концов, открутить Грине хвостик…

Почуяв грозу в воздухе, Григорий мгновенно испарился, как умел делать только он. И Крис Руби-младший, вернувшись наконец в реальность, обнаружил себя в обществе затянутого в мундир белобрысого гиганта. Поверенный в делах поводил глазами по сторонам, ничего подозрительного не углядел и обоснованно решил, что все эти пегие говорящие свиньи были всего лишь плодом взъерошенного буднями Валькирии воображения, и ничем больше. В конце концов, ну, свинья, ну – начитанная; и что здесь такого? На Периэке, между прочим, Крису доводилось видеть летающих бегемотов…