В зоне тумана

Хлюпик снова задергался. Еще сильнее, чем раньше. Я что есть силы стиснул пальцы, зная, что делаю больно. Очень больно. Но его это не остановило.

— Отпусти! — зашипел он. — Отпусти, Угрюмый!

— Не дергайся, — произнес я таким ледяным тоном, что услышь меня сейчас Мунлайт, попросил бы две варежки и шарфик.

— Ты что, не понимаешь? — Хлюпик задергался еще сильнее. — Ты не понимаешь? Он там из-за меня. Я там должен был быть. Я!

— Ты ему не поможешь. Ему никто не сможет помочь. Я даже не знаю, во что он вляпался. Никогда не слышал о таком.

Хлюпик зарычал и попытался вывернуться. Я понял, что еще немного, и мне не хватит силы его удерживать.

— Пусти! — дико заорал Хлюпик и вцепился зубами мне в руку.

Я скрежетнул зубами, едва сдерживаясь, чтоб не заорать, и, памятуя о недавнем опыте, вполсилы засадил ему в ухо. Хлюпик дернулся и безвольно обвис, как будто толкавшая его на подвиги батарейка растратила последний заряд.

Ничего нельзя сделать. Никто ему ничем не поможет. Ни Хлюпик, ни я, ни военные, ни ученые, ни сталкеры. Никто.

Кажется, я говорил это вслух. Наверное, для Хлюпика, который шатался из стороны в сторону и двигался только потому, что я продолжал тащить его вперед с упертостью волжского бурлака. А может, я пытался убедить в этом самого себя.

А в спину все неслось:

Я еще долго слышал эту песню. Даже когда мы ушли на такое расстояние, что услышать Мунлайта было в принципе невозможно. Даже если б он решил орать во весь голос в мегафон.

Туман рассеивался. Скоро его не осталось почти что вовсе. Лишь легкое напоминание. Тогда я остановился, отпустил Хлюпика и без сил опустился на землю. Усталость навалилась новой волной. Болело подранное плечо, ныла нога, гудело в голове и звенело в ушах.

Хлюпик стоял рядом и смотрел на меня остекленелым взглядом.

— Успокоился? — спросил я. Он кивнул.

— Теперь поговорим. Ты ему не поможешь. На самом деле. Это аномалия, понимаешь? С ней нельзя договориться. Ей нельзя дать денег или пообещать квартиру в сталинской высотке. Ей нельзя надавить на жалость. И жертву она не примет. Если ты придешь и скажешь: «Возьми меня вместо него», она с удовольствием тебя возьмет. Но только его не отпустит. Понимаешь?

Я посмотрел на Хлюпика. В груди екнуло. Горько на него было смотреть.

— Понимаю, — тихо проговорил он. Или это мне показалось, что тихо.

Несмотря на его жалкий, абсолютно убитый вид, логика и здравый смысл, кажется, возвращаются. Уже радует.

— Скажи, Угрюмый, — снова заговорил Хлюпик на грани моего пострадавшего слуха. — Ты можешь ответить честно?

— Могу, — кивнул я.

— Тогда скажи мне, ведь он из-за меня туда попал? Ведь это я туда должен был попасть?

Я нахмурился.

— Никто туда не должен был попадать. Никто, — попытался вывернуться я. — А попал он. Так получилось.

— Из-за меня? — уперто повторил он.

Я перехватил его взгляд и поперхнулся. Стальной, непробиваемый. Руку сломать можно таким взглядом.

— Ты обещал ответить честно, — напомнил Хлюпик. — Это из-за меня?

— Да, — сломался я.

И тут же пожалел. Мог бы и соврать.

— И что я должен делать? — спросил он.

— Жить. Кто-то тебя спас. Не для того, чтобы ты пошел и подох тут же абсолютно бесполезно. Ради тебя. Ради жены твоей, из-за которой ты нас поволок к черту на рога. Тебе жизнь подарили. Это дорогого стоит. Такими подарками не раскидываются.

Я говорил и говорил. Он слушал и кивал. Но не верил ни единому слову. Может, потому, что я сам в это не очень верил? Наконец я выдохся и замолчал.

— Ты прав, — в который раз кивнул Хлюпик. — Ты все очень правильно говоришь. Но как жить, если я знаю, что мог хотя бы попытаться ему помочь. Мог попробовать, но не стал.

— Долго и счастливо, — буркнул я.

Хлюпик послушно кивнул. Я расслабился. Уболтал я его. Или он просто устал спорить. Он еще раз кивнул, глядя куда-то внутрь себя.

— Ты прав, — повторил глухо. — Только я так не смогу.

На этот раз он оказался быстрее. Он развернулся и побежал обратно в туман. Побежал прежде, чем я успел сообразить, что происходит.

Дьявол!

— Стой! — крикнул я, поднимаясь на ноги.

Он не остановился. Бросив рюкзак, я побежал следом за ним. Но он был уже далеко и бежал быстро. Расстояние не уменьшалось, а туман снова густел. Видимость сокращалась с поспешностью южного заката.

— Хлюпик!

Ответа не было. Я гнался за ним и с отчаянием понимал, что теряю. Через минуту он превратился в мутное пятно в тумане. А потом и пятно пропало.

— Хлюпик! — заорал я до рези в горле.

Остановился, прислушался. Где-то далеко еще шлепали по траве ноги бегущего человека. Или мне это только показалось.

— Хлюпик!!!

Сколько я еще метался в тумане? Не знаю. Я бегал, кричал и не мог докричаться. Я вслушивался и пытался услышать. А вокруг был только туман. Ватная, непроглядная, густая пелена. Безвидная и безмолвная.

Когда я выбрался, рюкзак валялся на том же месте. Правильно, кому он тут может понадобиться? Кто тут вообще ходит? Здесь больше никого нет, кроме меня. И по всей вероятности, никого больше не будет.

Озябший и охрипший, я подхватил рюкзак и пошел вверх по склону.

Я всех потерял. Опять потерял. Только если прежде я терял близких людей, зная, что они мне близки, то в этот раз осознал степень близости только теперь, когда никого и ничего не осталось.

И кто в этом виноват? Дерьмовый мир? Дерьмовая зона? Дерьмовые люди?

Нет, всего-навсего дерьмовая философия одного отдельно взятого говнюка. А теперь можно снова надуться на весь свет и снова похоронить себя от всех. Давай, Угрюмый, валяй. Найди виноватых и обидься. У тебя это прекрасно получается.

Злость забурлила внутри и рванула наружу. Я сорвал с плеча рюкзак и с силой швырнул его на землю. Рядом шлепнулся автомат. Я посмотрел назад, вниз со склона. Отсюда открывался довольно неплохой вид. Даже несмотря на туман.

Что я делаю?

Сажусь и жду.

Это же бесполезно, пискнул здравомыслящий внутренний голос. Идти надо. По дороге до «Долга» еще много чего может случиться. А темнеть начнет часа через два-три. Чего тут ждать? Чудес не бывает.

А вдруг?

Я опустился на рюкзак и уставился в туманную даль.